– Ы-хы-хы-ы-ы… – разливался по холлу горестный плач, а потом раздались невнятные, булькающие, будто набитым ртом сказанные слова. – Как… как она могла?..
Коля резко отвернулся, убрав, наконец, с лица охранника луч. Он тихо, но чётко произнес: «Беги!», и грубо дёрнул Надю обратно в коридор.
Ключи плясали в Надиных в руках, и Коля мягко, но настойчиво забрал их. Впрочем, у него вышло не намного лучше. Он попытался вставить ключ в замок и чуть не уронил его, но в итоге справился. Замок провернулся. Один раз, другой… В трясущихся пальцах ключ пошёл на третий поворот… И всё. Замок заело.
Коля опять скорее удивился, чем испугался, широко распахнув глаза. Надя всё поняла, и за его плечом раздался судорожный всхлип.
– Т-с-с… – зашипел он. – Посвети!
Надя замолкла и судорожно сжала фонарь. Яркий луч упал на исцарапанный пласт жести у скважины.
На вид с замком всё было нормально, и Коля осторожно повернул ключ обратно, мысленно успокаивая себя, что во всём виновата спешка. Снова раздался хруст металла. Один… два…
В холле что-то грохотнуло. Надя завизжала, и луч сорвался с замка. Он мазнул по стене и в бешеном танце метнулся к концу коридора. Коле не хотелось смотреть туда, но он всё же глянул.
На лестнице, прямо в луже крови стояла фигура. Это был не дядя Ваня. Силуэт был укутан в бесформенное тряпье, свисавшее рваными клочьями, и из-под него выглядывали ноги в чулках. Это была женщина. Лица её не было видно – она закрыла его руками. И когда Надин визг сорвался на хрип и затих, до Коли донёсся тяжёлый, низкий, всхлипывающий вздох, пройдясь наждаком по самым тёмным уголкам его сознания.
Фигура медленно отняла руки от лица. Раздался хруст – словно потрескалась наледь на луже. Руки медленно опустились, сопровождаемые хлопками, как от лопавшихся сосулек. На детей глянуло страшное, словно облупленное лицо.
Нет, она не смотрела на них – веки смёрзлись, навсегда закрыв ввалившиеся глаза. На коже поблёскивала корка льда, и там, где к ней раньше прикасались ладони, кожа выломалась, открыв сетку сосудов. Потрескавшиеся губы разомкнулись, и фигура медленно, со скрежетом произнесла:
– Х… холодно! Нужно согреться… Холодно!
Надя вновь закричала, и кто знает, что бы было с Колей, если бы замок под его пальцами не хрустнул, и дверь не провалилась внутрь. Он сумел обернуться и дёрнул за собой Надю, впихнув её в класс. Затем он грохнул дверью об косяк, судорожно провернув хлипкую защёлку.
***
Они замерли у двери, не в силах пошевелиться. Потом Коля вышел из ступора и осторожно обнял Надю. Она больше не кричала. Просто дрожала, и класс наполнил стук её зубов.
Коля не мог найти слов, просто гладил подругу по спине, пока дрожь не сошла на нет. Надя уже не плакала, но как-то вся съёжилась, боязливо вцепившись в Колю. Но он всё-таки поднял руку и потянулся к замку, проверяя, хорошо ли тот заперт. Дверь тихо клацнула, и Надя встрепенулась. Коля срывающимся шёпотом объяснил, что это всего лишь он.
Прошло время, и они совсем успокоились, стыдливо разойдясь в стороны. В коридоре было как-то странно тихо, и, проверив замок ещё раз, Коля нашёл стул у раковины, чтобы упереть его в дверь. Потом передумал и взялся за край парты – тяжелой цельной конструкции вместе со скамьёй из дерева и металла. Коля потянул её на себя, но она плохо поддавалась, хоть он и вис на ней всем своим весом. Тогда Надя робко подошла и тоже взялась за столешницу. Вместе они придвинули парту к двери и устало сползли на корточки по бокам от неё.
Тут же в коридоре раздались шаркающие шаги. Дети вскочили и метнулись вглубь класса.
Минуту они просто стояли рядышком в темноте, часто-часто дыша и прислушиваясь. Затем Коля решительно взял Надю за руку и отвёл её к окну, за которым металась вьюга, к давно остывшей печке.
– Не бойся, она сюда не зайдет.
Словно в опровержение его слов шаги оборвались, и дверь содрогнулась от удара.
Друзья хором вскрикнули и вжались друг другу в объятья. За первым ударом последовал второй, третий. Вскоре дверь сотрясалась от неистового стука, который всё нарастал.
Дети не могли ни выдохнуть, ни шевельнуться, сжавшись дрожащими комочком посреди комнаты. Потом стук прекратился, а из-за двери раздался отчаянный, глухой, жалобный стон:
– Холодно! Пустите погреться!.. Хо-о-олодно!
И слова эти утонули в стуке хрупких, крошащихся в пыль зубов.
Надя вновь готова была закричать, и Коле пришлось зажать ей рот рукой. Он вздрогнул, почувствовав ладонью острия её зубов и влагу слюны. А дверь затряслась от ударов, ухая и ударяясь об парту.
Коля судорожно вглядывался в темноту, пытаясь оценить целостность баррикад, и те не подвели. Постепенно стук прекратился, голос за дверью смолк, и шаги зашаркали обратно. Надя стала успокаиваться, всё ещё захлёбываясь судорожными вздохами.
А в классе теперь и правда стало по-настоящему холодно. Даже разгорячённые вознёй с партой они чувствовали ледяные иголки, пробиравшиеся за воротник, и в призрачном отсвете от окна было видно, как в пар превращается их дыхание. Тогда Коля осторожно отнял ладонь от Надиного рта, придвинулся к ней вплотную и прижал губы к её уху.
– Надо отсюда уходить! – едва слышно прошептал он.
– Но там… оно! – также тихо сказала она, повернув голову и чуть не коснувшись его губами.
– Через окно.
– Но мы замерзнем!
– Я знаю…
Они стояли, прижавшись друг к другу от холода и страха, вслушиваясь в тишину за стеной.
– Придумал! – вдруг шёпотом воскликнул Коля.
***
Сначала Надя протестовала, но потом сдалась – поняла, что у них было мало вариантов. Коля сходил в учительскую – тесный закуток, примыкавший к учебной комнате – нащупал спички на настенной полке, выдрал из журнала на столе клочок бумаги. Вдвоём с Надей они набили жерло печи драгоценными дровами, и Коля открыл коробок, достав оттуда спичку.
– Не думаю, что это подействует сразу, и не знаю, сработает ли вообще… Но будь готова!
– Угу, – отозвалась Надя.
Она стояла в проходе между партами, дальний ряд которых спутала неразбериха. Они с Колей кое-как подтащили их к двери, придвинув так плотно, насколько хватило силы. Две парты Коля даже смог поднять на дыбы́, водрузив ножками на столешницу самой первой.
Затем он линейкой разодрал полоски бумаги, крепко державшие створки окна, заклеенного на зиму. Теперь оно держалось только на нижнем шпингалете, и ветер нещадно гремел стеклом в раме, продавливая в щели холод.
Взглянув снова на Надю – напряженную маленькую фигурку на фоне парт – Коля чиркнул спичкой.
Пламя долго не занималось, но потом печка раскочегарилась, громко затрещав, и комнату наполнили первые порции тепла. Надя вся спружинилась в ожидании того, что будет дальше. И в коридоре что-то зашевелилось, ожило, застучало и зашаркало ногами. В мёртвой тишине покинутого здания раздались надсадные стоны: «Холодно… Согреться!.. Холодно!».
– Эй! – истерично закричала Надя. – Мы здесь! У нас тут печь! Тепло!..
И ей в ответ забубнил хриплый голос: «Тепло! Тепло!..», а дверь класса затряслась в коробке с тройной силой.
Коля шмыгнул к окну, откинул защёлку. Вскочил на подоконник, хлопнув себя по карману – проверить, на месте ли ключи.
– Не бойся! Я быстро!
Он распахнул окно и легко спрыгнул вниз, в пургу. В комнату ворвался ледяной вихрь, больно хлестнув Надю колючим снегом по спине.
– Иди сюда! Да! Да!.. Я здесь! – снова закричала она. – Тут тепло!
Так она и стояла под морозным ветром, слушая вьюгу и стук дверных петель. Но вскоре удары начали стихать. Спина Нади совсем замёрзла: её жакет и блузка пропитались влагой от растаявшего снега и быстро задубели. Она с ужасом подумала, что может стать такой же, как то, что рвётся к ней в класс. Тогда она в последний раз крикнула: «Эй, сюда! Тут тепло!», и стала отходить назад, протискиваясь между скамьей и столешницей ближней парты. К печи. И к открытому окну.
Это было не так-то просто, ведь Наде мешал шквальный ветер, но она справилась. Вся дрожа, она с трудом подтянулась вверх и залезла на подоконник. Её зубы стучали почти также громко, как и у того, что поджидало Колю в коридоре, но она собрала все силы. Не слушая удары и скрежет ногтей о дверь, Надя крепко вцепилась в раму, вся подалась вперёд и свесилась далеко в проём.