И что же он увидел, пробудившись? Увидел он яркий свет. И подумал, что наступило утро. Но вот глаза его широко раскрылись, и он понял, что зажжены масляные светильники. И он увидел людей в богатых одеждах. Они сидели на полу на подушках и стояли подле него. В первое мгновение юноша обрадовался. Затем подумал, что видит страшное видение. И едва смог пробормотать:

   — Кто вы?..

Никто ему не отвечал. Он сел на груде одеял и вгляделся в лица этих людей. И лица эти показались ему страшными, нечеловеческими, несмотря на то что все черты этих лиц были чертами, свойственными обыкновенно людям. Зверское было в этих лицах, окруживших юношу, в усах, вставших торчком, в носах, будто принюхивавшихся...

Наконец заговорил самый важный из них, одетый в шёлковый халат, кивая головой, которую украшала большая чалма...

«Должно быть, это их главарь!» — подумал юноша.

А главарь заговорил.

   — Ты приговариваешься к страшной смерти! — сказал он и оскалился зверски.

   — За что? — закричал несчастный жалобно. — За что я должен умереть? — И он невольно попытался отереть кровь со своего лица, но кровь присохла к его щекам и губам...

   — Ты приговариваешься к смерти, к страшной смерти! — повторил главарь.

   — Но за что? О Аллах! За что?!.

Главарь сильно вздрогнул, и лицо его сморщилось. Но тотчас он опомнился и повторил в третий раз:

   — Ты приговариваешься к страшной смерти!..

   — Что, что я сотворил? Прежде чем убивать меня, скажите хотя бы, в чём обвиняете меня?!

И один из окруживших юношу отвечал сурово:

   — Сейчас ты увидишь и поймёшь свою страшную вину!..

Двое схватили несчастного за локти и резко повернули его. Глазам его открылось ужаснейшее зрелище. На полу, на разостланном покрывале раскинуто было тело женщины, страшно истерзанное, казавшееся так неровно и жутко мясисто алым, красным от окровавленных раскрывшихся внутренностей... Юноша поразился, но покамест не мог понять...

   — Я не совершал этого, не совершал!.. — принялся выкрикивать растерянно.

   — Ты убил супругу капудана и её нерождённых детей, которые жили в её утробе! — воскликнули злобно и страшно страшные люди.

   — Нет, нет! Это неправда! — крикнул юноша. Но тотчас же он смолк...

   — Вы... вы... не люди? — произнёс он, запнувшись.

Он увидел, как все вокруг него страшно, по-звериному пригнулись. Желание жизни для себя понудило несчастного двигаться не медля и не мысля. Он рванулся к светильникам, посшибал их и заметался во мраке. За ним гонялись, искали его. Несколько раз он вырвался из чьих-то цепких рук. Грудь и спина его были исцарапаны. С большим ужасом он осознал, что его сыскивают по запаху. Но и его чувства изострились. Всем существом своим он учуял, куда бежать, куда кидаться, где возможно пробежать. И, кидаясь в разные стороны судорожно, он выскочил на палубу... Он уже чувствовал на коже своей спины зловонное дыхание звериное... Силы покидали его. Но изострённый слух его уловил внезапно, учуял странное стучание. Тьма вокруг сгустилась ещё более. Но перед глазами юноши заколебалось слабое свечение. Раскрылись его глаза широко навстречу свету. И увидели глаза движущийся скелет, волочивший за собой цепи. Вскинулись костяные руки, и страшный голос проговорил:

   — Сюда!.. Беги сюда!.. — И костяная рука поманила. И голос продолжил: — Бросайся в воду, прыгай в море и не страшись!..

Не было времени раздумывать. Юноша кинулся в волны головою вниз. Загреб руками широко и забил ногами по воде...

Он не запомнил, сколько времени плыл, но показался вдали корабль и стал близиться. И приблизился к юноше. На палубе стояли люди и махали платками. Несчастный стал кричать и молить о помощи. Он смутно запомнил, как ему помогли подняться на палубу. Он лишился чувств. А когда очнулся, понял в отчаянии, что обретается на том самом корабле, откуда с таким трудом спасся! Бросился он на груду одеял и желал себе лишь смерти. Но прошло время, и одолел голод юношу. А вокруг не было ни крошки съестного, ни капли воды, кроме солёных вод моря. И он углядел огромную крысу и, не имея сил противиться голоду, бросился на неё и пожрал её внутренности, пожрав и детёнышей, кои были в ней. И он впал в забытьё. И, очнувшись, увидел кругом себя людей страшных. И ему показали истерзанное тело женщины и обвинили его в убийстве и приговорили к смерти. И он бросился, спасаясь, бежать, не видя дороги. И скелет, волочивший за собой оковы, указал ему дорогу. И юноша бросился в воду и поплыл. И не ведал, сколько времени плыл, и увидел корабль вдали. И приблизился корабль. И люди махали на палубе платками. И помогли юноше взобраться на палубу. И он лишился сил и упал без чувств. И пришёл в себя и увидел, что кругом него безлюдно. И лежал он в отчаянии. И одолел голод несчастного. И он увидел крысу огромной величины и, погибая от голода, хотел уже броситься на неё, схватить нечистое животное и пожрать...

И вдруг совершил он то, чего прежде, когда видел перед собой это нечистое существо, не совершал. А теперь вот что свершилось: губы его начали произносить моление и произнесли до конца все слова:

И только лишь были произнесены слова моления, как юноша ощутил вращение вихря, подхватившего его... А очнулся он на этот раз в доме родном, на своей постели. Все его родные были целы и здоровы. И ни о каком плавании морском речей не велось. И он оставался цел и здоров. И возблагодарил Аллаха, милостивого и милосердного!

Омейн!..

Страшная эта история сделала своё впечатление на Офонаса. Он изо всех своих сил напрягался, желая показать, что нимало не страшится; оттого-то и догадывались, что его долит страх. Несколько молодых купцов, безжалостных вследствие своей юности, сговорились и всякий раз в присутствии Юсуфа пересказывали эту страшную сказку. Но, одолеваемый страхом, раздражением и досадой, он терпел, едва не скрипя зубами...

Каждый из купцов должен был сам заботиться о своём пропитании. Но большая часть их объединилась в сообщества, и питались они вскладчину. Офонас ни в одно из этих сообществ не входил и пропитывал в одиночку и себя и Гарипа. Лишь бы конь его оставался сыт, а Офонасу доставало в день малой пищи, съедал немного вяленой баранины и варёного риса; пил ячменное питьё, похожее по вкусу на брагу. Пресной воды также было не до того много, чтобы пить допьяна. Ведь ещё надобно было купать и поить коней. Лучше уж самим потерпеть нужду в еде и питье, а коней довезти до места целыми и здравыми...

Как-то раз один из молодых насмешников, приблизившись к Юсуфу, попросил прощения за свои насмешки, говоря искренне и дружески:

   — Прости нас, Юсуф, мы не желали оскорбить тебя. Мы ещё слишком молоды, и, видя, что ты принял сказку о крысах столь близко к сердцу своему, мы захотели подшутить над тобой. Прости нас. Мы видим, что ты человек добрый. Мы раскаиваемся и более не станем дразнить тебя!..

Офонас тронут был искренностью произнесённых слов, тотчас простил своих обидчиков и говорил, смущаясь, будто и не его обидели, а сам он был виновен:

   — Что мне прощать вас!.. Я и не сердился вовсе... Кто из нас, из людей, не бывал молод, когда играют силы и порою охота подразнить кого постарше тебя, встряхнуть его этак! А то думает, будто всего в этой жизни навидался! А его этак пугнуть!.. — И Офонас засмеялся, и глаза его светло-карие блеснули искорками...