Он повалил её на кровать, сам себе дивясь - еще никогда прежде Содала на распирало от подобной, звериной страсти. По кошачьи изогнув спину и чуть приподняв таз, Налли обернулась, окинула его томным взглядом зелёного глаза и тихо замурчала.
«Проклятье, - подумал Содал. - Еще чуть-чуть и я сам с ума сойду...»
Затем он скинул с себя одежду и набросился на свою молоденькую жертву. Жертва была не против.
***
Содал лежал на постели в своих покоях, под тёплой шкурой, закинув руки за голову и предаваясь размышлениям. На дворе стояла ночь. На груди тихо сопела Налли. Её рыжие волосы рассыпались по его груди. Сегодня им было хорошо. Очень хорошо. Как и все прежние, проведённые вместе, ночи.
Шли дни. Дело становилось странно запутанным и при этом до безобразия простым. В провинции проживало много людей, но большинство из них, были слишком простодушны, дабы учинять подобные зверства и оставаться безнаказанными. На практике, человек, одержимый манией убийства, рано или поздно, но оставляет след, насколько бы он не был хитёр. Почти каждый мономан, глубоко внутри, мечтает, чтобы его поймали, ибо считает себя гением и, как любой гений, желает быть признанным обществом. Но, учитывая ничтожное количество улик, Содал понимал, что простой крестьянин, кузнец или торговец рыбой, на подобное не способен. Значит оставалось искать среди обитателей замка.
Дован вар Дан отпадал сразу же. Слишком благородный. Это видно по глазам, по голосу, по манере речи. Содал умел разбираться в людях и барона он не подозревал. Но даже если бы тот оказался актёром от бога, старость - вот его главное алиби. Немощный старик просто физически не способен убить коренастого мужика-крестьянина. Тем более столько раз.
Следующим в списке был Мезин - Мастер Наук, «любимый» дядюшка Налли. С одной стороны, он идеально подходил под образ мономана, но с другой - зачем тогда он указал двору на странные символы в местах преступлений или на телах жертв, а затем и предложил вызвать чародея для расследования? Да еще и признался Содалу в том, что в молодости увлекался изучением Запретных Искусств. Конечно, при условии, что Мезин чертовски хитёр, можно было бы предположить, что подобной тактикой он пытается снять с себя подозрения, но Содал чувствовал, что дядя Налли здесь ни причем. Слишком много «но», в его случае.
Еще не стоит забывать про командира гарнизона - Тавоса, однако же, старый вояка был слишком прямолинеен и не сдержан, дабы творить подобное и нигде не проколоться. Даже учитывая его явные психологические отклонения после войны с Дикими. Да, он мог бы убить человека в состоянии опьянения или даже по трезвости, если его хорошенько довести. Но не хладнокровно разделывать своих жертв, что коров на скотобойне. На роль мономана больше подходил баронский сын - отчуждённый, странный, тихий и неприметный... но это было бы слишком просто. Или нет? Содал буквально нутром чувствовал, что дела обстояли куда сложнее, чем он предполагал. И последние слова Фабиоса о том, что разбойники и мономан, начали действовать одновременно, не давали ему покоя. Зачем он это сказал? Явно ведь не зазря! Здесь была какая-то связь. Точно была.
Из-за вороха всех этих тревожных мыслей, чародей уже которую ночь не смыкал глаз, предаваясь глубоким внутренним дилеммам. Он всё больше уверялся в том, что последний из подозреваемых - Фабиос - на роль мономана подходит больше всех остальных. Надо будет побольше узнать о его прошлом. Выведать у прислуги... даже если придётся действовать силой или страхом.
Из размышлений Содала вырвал стук в дверь. Стучал слуга - сказал, что его срочно хочет видеть Мезин. Содал быстро оделся, прикрыл Налли одеялом и вышел из комнаты. Мастер наук выглядел крайне взволнованным - кусал губы, переминался с ноги на ногу, заламывал руки. Увидев чародея, чуть ли не бросился ему на шею, залепетал:
- Ваше магичество, я дико извиняюсь, что среди ночи, но тут такое случилось, не поверите! - Мезин разил винным духом хлеще, чем только опорожнённая бочка. - Короче говоря, попался этот гад! Ну, почти попался! Представьте себе... постойте, вы что... с женщиной? Хо-хо!
Мезин вперился глазами в засос на шее чародея, жадно облизнулся.
- Кого приходуете? Небось одну из служанок? Понимаю, понимаю! Сам, порой, плачу за согретую койку, но вам, думаю, бесплатно достаётся?
Содал, залившись краской, попросил Мастера наук переходить к делу.
- Попался этот ублюдок, говорю-ж! Нашли еще два тела - мать и ребёнка, в овраге на границе леса, возле Нижней Косы. Мономан зарубил их тесаком, затем оттяпал дитятке голову, а женщине - беременной! - вырезал плод, вместе с маткой. Ух, прям уже не терпится взглянуть на трупы, прям мураши по коже!
Содалу захотелось двинуть Мезину по лицу, но сдержался.
- Вы сказали, что он попался?
- Да-да, так и говорю! Его видели!
- Видели? Кто?!
- Местный пахарь, пьянчужка! Нажрался, дубина, в кабаке, получил по шапке от собутыльников и, в итоге, грохнулся спать в поле. Говорит, очухался, слышит, кричит кто-то. Глядь сквозь кусты - а там этот гад, уже тела разделывает, потрошит, словно кур. Ну, пьянчужка-то наш и притих, дождался, когда мономан уйдет, а как портки просохли, тут же бросился в замок, рассказать об увиденном.
Содал, чувствуя, как бешено застучало сердце в груди, придвинулся к Мезину.
- А лицо, лицо-то он видел?
- Не-а, - покачал головой Мезин и тупо поинтересовался. - Зачем нам лицо?
Содал еле сдержал поток брани, успокоился и с горечью произнёс:
- А, как мы, по-вашему, теперь поймаем убийцу?
Лицо Мезина расползлось в мерзкой и плотоядной ухмылке:
- Лица тот пьянчужка пускай и не видел... зато проследил за ним. Теперь мы знаем, где его искать, хе-хе!
Содал на мгновенье перестал дышать. Затем выпилил:
- В путь!
***
Коней гнали не щадя, Мезин, кряхтя и местами даже подвывая, чуть не вываливался из седла, но не отставал; глаза сверкали в ночи безумным блеском. Содал в очередной раз подумал, что, если бы не происходящее прямо здесь и сейчас, он все еще подозревал бы Мастера наук. Сопровождающие солдаты были хмурые, собранные, жесткие. Их глаза обещали тысячелетия боли мономану, если его удастся взять живым. Содал очень надеялся, что удастся.
Ближе к деревне свернули с дороги в поле, заросшее высокой травой, и направились к маленьким огонькам, сверкающим издалека, словно огоньки маяка среди океана непроглядной тьмы. Постепенно, огоньки выросли до размеров горящих факелов, вырывая из темноты фигуры людей. Содал выдул облако пара, зябко кутаясь в плащ. Шелестела трава, шептал в ночи ветерок, но в остальном было чертовски тихо. Даже цикады умолкли, словно ощущая витающую в округе смерть.
- Долго вы, - хмуро бросил мрачный, как каменное надгробие, Тавос. - Идемте.
Прошли недалеко. Прямо на земле, окружённый тёмным бурьяном, сидел худой крестьянин, лет пятидесяти, в облезлом кожушке и смешной шерстяной шапке. Лицо сморщенное, как запечённое яблоко, нос картошкой, глаза блёклые, бегающие, одуревшие и запуганные. Содал кивнул солдатам, те неохотно расступились. Чародей опустился напротив крестьянина.
- Как вас зовут?
Глаза непонимающие уставились на Содала. Затем расслабились и стали смотреть сквозь него. Подошёл хмурый Тавос, пнул мужика ногой, тот тихо всхлипнул.
- Отвечай, когда спрашивают.
- Грон... господин, - прохрипел он тихим голосом.
- Меня зовут Содал. Я чародей из Ордена магов, приехал сюда, дабы поймать убийцу.
Грон на всякий случай кивнул.
- Это вы видели преступление?
Очередной затравленный кивок. Глаза бегают, крестьянин явно напуган. Нет, он в ужасе. В настоящем, животном ужасе.
- Вы видели, где скрылся убийца?
- Д-да... господин.
- Как вам удалось?