- Что-ж, господин чародей, у меня для вас скверные вести. Всё действительно обстоит именно так, как я писал Ордену.

- Когда всё началось?

- Сейчас у нас месяц манно? Значит примерно в обире или ноире позапрошлого года. Первые тела ничем особенным не выделялись - обычные колотые или режущие ранения, убитые - в основном мужчины, почти все найдены неподалёку от кабаков и трактиров. Люд в деревнях живёт тёмный, у них, что не пьянка, то драка, что не драка, то убийство. На такое внимание особо не обращают. Да и попробуй разбери, кто злодеяние сотворил - крестьяне после работы, порой, так напиваются, что сами не помнят, где были и что делали.

         Содал кивнул. К сожалению, проблема мелких деревень и поселений, далёких от цивилизации и культуры больших городов, во всех уголках мира была одинакова.

- Но, уже начиная с обира прошлого года, всё изменилось, - прочистив горло, продолжил барон. - Убивать стали чаще, а методы убийства, приняли более... искусный характер.

- В письме вы указывали, что у некоторых жертв... отсутствовали конечности?

- Верно, - кивнул Дован. - Без голов, бывало без рук, иногда - без ног... и это только сперва. Затем началось форменное безумие - люди выпотрошенные словно рыбы, с вырезанными органами, обезображенными лицами, отсутствующими... членами воспроизведения потомства. Первое время мы грешили на разбойников - местная банда уже давно терроризирует округу, мастерски избегая ловушек моих людей.

- Вчера я видел разграбленный обоз на дороге, - кивнул Содал. - Ужасно, когда люди совершают такое с себе подобными, ради... монет. Ради мёртвого от рождения металла.

- Да уж. Что эти аспиды делают с моими поданными, сложно представить даже в страшном сне, - вздохнул барон. - Но разбойники - забота моих людей. Вам же досталась рыба покрупнее, которая уже столько времени искусно хоронится на дне реки.

- Вы уверены, что жертвы разбойников и жертвы мономана убиты не одной и той же рукой?

- Были подобные мысли, господин чародей, но мы их отмели. Учитывая состояние одиночных жертв... нет. Я точно уверен. Разбойники, эти сущие мерзавцы, которым уже давно заготовлено место в одной из преисподних, хоть и творят грех на земле моей, но ведут себя по-людски. Точнее, их поведение свойственно людям. Им нужно лишь добро: деньги, товары, еда, одежда и прочие награды разбоя. Они убивают, как свора оголодавших волков - быстро и беспощадно, не растрачивая время на издевательства, а затем сбегают на какое-то время в другие земли, искать новую наживу. Но такого нельзя сказать о других жертвах... Вы просто их не видели. Жуткое зрелище. Убийца словно... наслаждается процессом. Получает некое эстетическое наслаждение от содеянного. Даже пропащие души разбойников не способны сотворить подобное. Это делает кто-то... намного страшнее обычных убийц с большой дороги.

- Жертвы были только мужчинами? - тихо спросил Содал.

         Ответил барон спокойно, сразу видно - тёртый калач, но даже в его голосе проскользнул хорошо скрываемый ужас:

- Если бы. Поначалу мужчины. Затем женщины. А потом и дети... Знаете, ваше чародейство, я ведь человек немолодой. За свою жизнь много чего повидал. Прошёл три войны. В первой, которую сейчас называют Доирским Раздором[3], в возрасте четырнадцати лет, я сражался за деда нашего славного Кинвальда, за Короля Дэйральда Златоглавого. Помню, как сейчас, битву при Сталларе, мы тогда дрались с Литавией, Буано и Рысьим герцогством. Я был оруженосцем у сира Фальдаго Массуна, первого меча королевства, пускай и виссадорца по крови. После сражения на поле осталось лежать тысяч двадцать пять, быть может, тридцать... Как сражался, я не помню. Помню, что очухался от страшной тяжести и вони, среди кучи трупов, ими же придавленный. Мне не хватало воздуха, я ничего не видел, ничего не понимал. Кое-как выбравшись, отупевший и одеревеневший от ужаса, я заметил своего сеньора. Фальдаго был еще жив, правда, лишь чудом... Он потерял левое запястье, ногу, ухо, да какой-то ретивый литавец выколол ему оба глаза. Фальдаго врага убил, но подняться уже не смог. Я опустился к нему, заглянул в облепленные засохшей кровью, чёрные дыры... и он меня узнал. Не знаю как, но узнал. И попросил убить его. Он не мог вынести предсмертных мук, не мог ждать пока Бледня Дева явится по его душу. Я честно хотел выполнить последнее желание сеньора, очень хотел... и не смог. Сопляк, что взять! А Фальдаго умер меньше чем через час, захлебнувшись хлынувшей горлом кровью... Но, прежде чем испустить дух, он выстрадал за всех мужчин, что остались лежать на берегу Саллары, после той биты.

         Содал слушал внимательно, ловил каждое слово - настолько его захватил рассказ старого барона.

- Я не должен был попасть на ту войну. Я, с тайного одобрения матушки, учился на медикуса у придворного Мастера наук, опытного хирурга и врачевателя, хотел, как он, людей спасать. Вот только не вышло. Братья погибли вначале войны, я должен был защищать честь дома. Это была моя первая и последняя битва. Дальше я только руководил и наблюдал за сражениями с высот командорских холмов...

         Дован вар Дан прочистил горло, осунулся и враз стал усталым и разбитым.

- Людей, правда, в итоге лечил, обучение на подмастерье закончил, но подняться выше, увы, не позволило положение. Отец, когда увидел, что я помогаю престарелому медикусу принимать сложные роды с извлечением младенца путём чревосечения... В общем по ушам я получил сильно, ха-ха! Три месяца потом на ушах сидеть не мог, кхм.

         Морщинистое лицо вновь резко изменилось - в нём появилась мужественность и сталь.

- Не так давно, когда нашли очередного убитого ребёнка, я захотел взглянуть... Тяжело, конечно, но я выдержал. И знаете, что, господин чародей? У этого ребёнка - мальчика лет семи - тоже не было глаз. Как у моего покойного сеньора. Их удалили... вместе с языком, носом и ушами. Я смотрел в эти пустые глазницы и вспоминал Фальдаго. Того, лишил жизни выбранный им путь, ибо даже у самого бывалого, смелого и сильного рыцаря, за жизнь, есть лишь одна бессменная спутница - смерть. Но, он сам избрал таковую участь. Знал, на что шёл. Но этот мальчик... слепой, изуродованный мальчик... Он ничего не выбирал. Он даже не дорос до выбора. За него выбор сделал этот мерзкий и богопротивный душегуб, который орудует Костяной Секирой на моих землях.

- И всё же, вы точно уверены, что это дело рук именно мономана, а не разбойников?

- Я ни в чем не уверен, господин чародей, пока не разберусь в случившемся до конца. Но, черт побери, ни один разбойник не будет убивать маленьких детишек и отрезать им носы и языки, просто так, ради веселья! У него даже забрать было нечего! Никакого добра, ничего! Мотивы разбойников мне ясны, хоть это и не делает их лучше, но убивать и уродовать детей? Просто так?! Ради веселья, страсти, ради самого процесса умерщвления? Кто еще способен на такое, как не безумец? Ну же, скажите мне! Вы встречали хоть одного лиходея, который убивал женщину и даже не насиловал её перед этим? Убивал просто ради убийства! Таких попросту нет! Нет и быть не может, ибо за любым преступлением стоит причина! Людям, вот уже сотни и даже тысячи лет, не нужны новые причины для того, чтобы забрать чужую жизнь, причины тому стары, как род человеческий! Зависть, ненависть и личное обогащение! Что из перечисленного было у маленького мальчика?!

         Старый барон глубоко закашлялся, в груди заклокотало. Он покраснел и осунулся, утёр брызнувшую на бороду слюну и продолжил тихим, но полным ярости голосом:

- Поэтому, я очень вас прошу, господин чародей... Найдите того, кто это делает. Найдите и уничтожьте. Плевать кто это - разбойники, мономан или приверженец Тьмы! Не ради меня, Ордена, или щедрой платы. Ради этого мальчика, у которого отняли всё, не дав взамен ничего.

         Стариковские глаза сверкали сонмом холодных молний. Пускай Содалу и нелегко было выдержать этот взгляд, но он справился. И тихо спросил:

- Прошу прощения, барон, но Орден не занимается ловлей мономанов, какими бы страшными не являлись их злодеяния. В письме было указанно, что вы подозреваете вмешательство Тёмных Сил. Тому есть какие-либо доказательства?