Он пролежал с открытыми глазами несколько секунд, прежде чем смог полностью осознать этот факт. Он лежал на спине, глядя на балки низко нависающего потолка незнакомой комнаты. Свет был искусственным, приглушенным, точно на улице ночью. Внезапно его память прорезала яркая вспышка. «Меня пробросили!» — было первое, что пришло ему в голову. — «Перехитрили. Провели. И кто…»

Затем все это ушло прочь под действием краткого, интенсивного всплеска радости по поводу того, что он все же жив и, по-видимому, не пострадал. Барни резко повернулся набок, обнаружил, что лежит на кровати, и огляделся.

Комната была низенькой и широкой. Что-то неуловимо странное…

Он быстро составил в уме подробное досье о ней. Стены красного дерева, мексиканские коврики на полу, книжные шкафы, камин, стулья, письменный стол с пишущей машинкой и настольной лампой. Напротив, у стены, стояли высокие напольные часы с блестящим металлическим диском вместо циферблата. Они издавали мягкий, тяжелый стук, похожий на биение сердца какого-нибудь исполинского животного. Это была точная копия тех часов, что он видел в гостиной Мак-Аллена. Комната, конечно, принадлежала профессору. Почти роскошная по сравнению с его испанским домом, но несшая его несомненный отпечаток. Внезапно Барни понял, что в ней необычно — отсутствие окон. Имелась дверь, по крайней мере, вытянув шею направо до отказа, он мог ее видеть. Она была полуоткрыта, за ней просматривался примерно метр узкого прохода, освещенного в той же ненавязчивой манере. Оттуда не доносилось ни звука.

Он здесь один? Так что же все-таки произошло? Он явно находился не в доме Мак-Аллена и не в рыболовной хижине на озере. «Труба», должно быть, как-то захватила его своим раструбом перед домом Мак-Аллена и перенесла в дом на Майорке. Возможно также, что он находится в запертом укрытии, которое Мак-Аллен построил под домом на Сладком пляже.

Во всем этом были неприятны две вещи. Исследования Барни охватывали собой далеко не все секреты Мак-Аллена. А еще то, что старик не клюнул на щедрые посулы. Во всяком случае, не настолько, чтобы им поверить.

Досада на себя за то, что Мак-Аллен облапошил его, на мгновение переполнила Барни. Он соскочил с кровати. Его пиджак был аккуратно повешен на спинку стула, обувь стояла рядом с кроватью. Во всем остальном он был полностью одет. Содержимое карманов осталось нетронутым: бумажник, портсигар, зажигалка, даже револьвер были на месте, последний оказался даже заряженным, что вызвало у Барни подобие шока. Он переложил револьвер в карман брюк. Единственное, что исчезло, это наручные часы.

Он вновь осмотрел комнату, затем бросил взгляд на полуоткрытую дверь. Мак-Аллен не мог не заметить револьвер. Однако он не забрал его или, по крайней мере, не разрядил, что при других обстоятельствах могло бы напугать Барни. Что бы это могло означать? Крадучись, он подошел к двери, на несколько секунд прислушался, убедился, что ничего не слышит, и прошел дальше. Менее чем через две минуты он вернулся в комнату, чувствуя, как в душе поднимается паника. Он обнаружил ванную, маленькую кухню и кладовую, точнее, целый склад, по площади в два раза превышающий все остальное помещение, вместе взятое, и он был битком набит всевозможными упаковками, в нем имелась даже морозильная камера. Поскольку в коробках преимущественно еда, подумал Барни, а в помещении прекрасная вентиляция и автономно подается энергия, значит, Мак-Аллен соорудил себе превосходное убежище. В нем с определенным комфортом можно жить годами, не выходя на поверхность.

С точки зрения Барни, в устройстве убежища была только одна существенная странность, сильно его встревожившая. Нигде не было ни окна, ни двери.

«Труба Мак-Аллена», конечно, могла с успехом заменить эти традиционные приспособления. Но если «Труба» являлась единственным входом и выходом, тогда это означало, что Мак-Аллен дополнительно к убежищу обзавелся превосходной тюремной камерой, чье местонахождение могло быть в нескольких сотнях метров под землей. Предприятие, конечно, стоившее кучу денег, но во всем остальном вполне осуществимое.

Он почувствовал, как учащается его дыхание, и приказал себе расслабиться. Где бы он ни находился, продлится это недолго. Мак-Аллен вскоре должен вступить с ним в контакт. И тогда…

Взгляд Барни уперся в письменный стол на противоположном конце комнаты — на столешнице лежали его наручные часы. Он подошел, поднял их и обнаружил под ними узкий белый конверт, адресованный ему.

Мгновение он непонимающе смотрел на конверт. Затем слегка трясущимися руками оторвал краешек и вынул лист с напечатанным на нем текстом.

Письмо было напечатано на личном бланке Оливера Б. Мак-Аллена.

Дорогой мистер Чард!

Несчастливое стечение обстоятельств в сочетании с некоторыми чертами вашего характера заставили меня причинить вам ряд серьезных неудобств.

Позвольте объяснить: информация, переданная вам мной относительно «Трубы Мак-Аллена» и моего текущего положения, не вполне соответствует действительности. Мое изобретение отнюдь не является тем строптивым инструментом, каким я его описал, а именно, его можно «закрыть» в любое время и без каких-либо сопутствующих трудностей. Далее, решение сокрыть существование «Трубы» было принято вовсе не мною одним. Долгие годы мы — то есть мистер Фредерикс, обладающий дипломом инженера и в значительной мере ответственный за конструктивное воплощение «Трубы» — и я являемся членами ассоциации, о которой, боюсь, я не могу рассказать вам слишком подробно. Зато я могу вам открыть, что, помимо прочих вещей, эта ассоциация охраняет от праздного любопытства не только мое детище, но и еще некоторые опасные плоды человеческой науки и намерена продолжать это делать до тех пор, пока более стабильные времена не позволят их обнародовать без опасений.

Охранять новшества, подобные «Трубе», от попадания в безответственные руки — в наши дни задача не из легких, однако в нашем распоряжении множество различных и весьма эффективных средств. В данном случае, вы случайно оказались вовлечены в ситуацию, специально разработанную для того, чтобы отвлечь активное внимание другого человека, некого умного и беспринципного индивида, который стал проявлять в последнее время повышенный и в высшей степени нежелательный интерес к тому квазипубличному фиаско, которое якобы потерпел мой «телепортатор материи» несколько лет назад. Шансы на то, что кому-то другому станет известно о некоторых темпоральных несообразностях, кои были сфальсифицированы для привлечения внимания этого индивида, казались мизерными и не заслуживающими внимания. Тем не менее, произошло неожиданное: заинтересовались вы, мистер Чард. Стремительность, с которой вы провели свое предварительное расследование, свидетельствует о недюжинной смышлености и силе воображения, свойственной вашему мышлению, с чем вас можно искренне поздравить.

Однако нами были своевременно замечены и ваши, куда менее достойные, мотивы. Пока я изображал сложный процесс принятия решения, которое вы, по-видимому, считали для меня неизбежным, ваше прошлое проходило тщательную проверку силами нашей ассоциации. Расследование подтвердило, что вы подпадаете под категорию лиц, к которым мы имеем более чем веские основания относиться с осторожностью.

Принимая во внимание и то, насколько далеко вас продвинула ваша подозрительность, а так же то, что вам удалось выяснить, как бы ни была искажена картина, все вышеперечисленное создает серьезную проблему. Проблема эта обостряется еще больше в связи с тем, что ассоциация приступает к осуществлению одного своего довольно важного «пятилетнего плана». Предание гласности кое-каких фактов в течение этого периода возымело бы совершенно непредсказуемые и откровенно нежелательные последствия. Таким образом, возникла насущная необходимость надежно обезопаситься от того, что вы можете разболтать. Хотя бы до тех пор, пока наш план не будет выполнен. Уверен, что вы понимаете, насколько неблагоразумно в этом отношении было бы положиться на ваше честное слово. Ваша свобода передвижения и возможность общения должна быть радикально сокращена до истечения вышеупомянутого пятилетнего срока.