Бабуля усмехнулась:

— Ну да, я действительно каждое лето стараюсь подоспеть сюда так, чтобы застать их, — призналась она, — так что понятно, откуда у него такие подозрения.

— Кроме того, дело еще в том, — добавил полицейский, — что мы, разумеется, стараемся сохранить в тайне все про огни. Если об этом узнает кто посторонний, сюда начнут толпами приезжать из города, просто чтобы поглазеть на диковинку. Кроме стража никто не против того, чтобы вы приезжали, но никто не хочет, чтобы вокруг его фермы бродили толпами городские.

— Понятно, что не хочет, — согласилась бабуля, — а я никому и не рассказывала.

— Вчера вечером, — добавил полицейский, — все говорили, что в этом году огней в два раза больше, чем в прошлом. Поэтому страж так и взбеленился.

Далее Гримп с нарастающим недовольством должен был выслушать галантное препирательство относительно того, сколько следует заплатить бабуле за снадобье, причем она настаивала, что он не должен платить ровным счетом ничего. В конце концов бабуля сдалась и полицейский заплатил — слишком много, невозможно столько брать с друга семьи Гримпа, до последнего возражала бабуля. Наконец благочестивый поборник закона протопал, спускаясь по ступенькам трейлера; она последовала за ним.

— Как я выгляжу, Гримп? — он лучился самой бодрой из своих улыбок. Гримп поднялся на ноги.

— Вполне приемлемо, но тебе все равно нужно хотя бы иногда умываться, — бестактно заявил Гримп, поскольку сегодня Хлюпик немилосердно испытывал его терпение. Однако затем глаза его расширились от удивления. Под слоем жирной желтоватой мази нос Хлюпика почти вернулся к той форме, что была ему свойственна вне сезона всеобщего цветения, глаза совершенно перестали быть припухлыми. Эти изменения коснулись и цвета лица: пылающий красный сменился деликатным розовым. Короче говоря, Хлюпик снова стал почти симпатичным парнем.

— Здорово, да? — воскликнул он. — Раз и готово. Мне всего лишь нужно не смывать мазь еще час. Верно, бабуля?

— Точно, — улыбнулась она, мягко позвякивая монетками, перекидывая горсть из одной руки в другую. — Будешь как новенький.

— Причем навсегда, — сказал Хлюпик.

Он благосклонно погладил Гримпа по голове.

— А на следующей неделе мы пойдем ловить верретов, правда, Гримп? — алчно добавил он.

— Возможно, — холодно ответил Гримп, придерживаясь того мнения, что с Хлюпика вполне довольно чудесного исцеления и теперь он может забыть о верретах.

— Договорились, — лучисто кивнул Хлюпик и, посвистывая, отправил свое измазанное лицо прочь по дороге. Гримп бросил ему вслед недобрый взгляд, прикидывая, что недурно бы достать рогатку и подкрепить взгляд камешком средней величины, запущенным в нижнюю часть кузенового арьергарда. Впрочем, делать этого, вероятно, не стоит.

— Вот так бывает, — мягко сказала бабуля.

В это время с фермы донесся тоскливый звук коровьего рожка и печально разлетелся по долине.

— Проклятье, — откликнулся Гримп, — так и знал, что уже поздно, а он все болтал и болтал. Теперь меня зовут ужинать.

От разочарования глаза у него наполнились слезами.

— Не расстраивайся так, Гримп, — утешила его бабуля. — Ну-ка, прыгай сюда и закрой глаза.

Гримп послушно вскочил в трейлер и с замиранием сердца закрыл глаза.

— Вытяни руки вперед, — услышал он голос бабули.

Он вытянул руки, она сложила их вместе наподобие чашечки.

Затем что-то маленькое, легкое и пушистое очутилось в них, ухватило Гримпа за большой палец холодными крошечными пальчиками и тихонько застрекотало.

Гримп вытаращил глаза.

— Но это же лортель! — ошеломленно прошептал он.

— Подарок тебе! — ласково сказал бабуля.

Гримп потерял дар речи.

С крошечного, черного человеческого личика на него смотрели огромные голубые глаза. Лортель дважды обернул вокруг его руки длинный пушистый хвост, прилепился пальчиками к его большому пальцу и жалобно скрипнул.

— Какой хорошенький! — наконец выдохнул Гримп. — А это правда, что их можно научить говорить?

— Привет, — сказал лортель.

— Это все, что он пока может говорить, — объяснила бабуля. — Но если ты будешь с ним терпелив, он выучит что-нибудь еще.

— Я буду с ним терпелив, — пообещал потрясенный Гримп. — Я видел одного такого в цирке этой зимой, в Лагганде, что ниже по долине. Там объявили, что он умеет говорить, но при мне он так ничего и не сказал.

— Привет! — повторил лортель.

— Привет! — сглотнул Гримп.

Вновь тоскливо промычал рожок.

— Беги ужинать, а то на тебя рассердятся, — посоветовала бабуля.

— Я знаю, — откликнулся Гримп. — Что он ест?

— Жуков, цветы, мед, фрукты, яйца, если живет на воле. А ты корми его тем, что ешь сам.

— Хорошо, тогда до свидания. Ну и ну, спасибо, бабуля!

Он выскочил из трейлера, лортель вскарабкался вверх по руке, уселся на плече и обвился пушистым хвостом вокруг шеи мальчика.

— Он тебя признал, — заметила бабуля, — теперь не убежит.

Гримп осторожно вытянул свободную руку и погладил лортеля.

— Завтра утром я приду пораньше, — сказал он. — Занятия в школе закончилась. Пока появляются эти огни, меня не пускают на улицу после ужина.

Рожок промычал в третий раз, это было уже серьезно.

— Ладно, до свидания, — поспешно повторил Гримп и побежал домой. Лортель раскачивался на воротничке его рубашки и радостно поскрипывал.

Бабуля немного посмотрела ему вслед, затем деловито взглянула на солнце, которое уже гладило верхушки холмов.

— Не мешало бы поужинать, — сказала она, по-видимому, ни к кому не обращаясь, — потому что потом мне бежать в чисто поле, чтобы устроить диверсию.

Распластавшийся бронированным брюхом по сырому лугу пони поднял и повернул тяжелую голову. Маленькие желтые глазки вопросительно мигнули.

— Почему ты решила, что дело дойдет до диверсии? — прозвучал его голос прямо у нее в ухе. Способность пони производить подобные чревовещательные эффекты была одним из тех его многочисленных талантов, из коих и состоял смысл его пребывания рядом с бабулей.

— Ты что, не слышал? — упрекнула его бабуля. — Полицейский сказал, что страж сегодня после ужина намерен отправить к яме деревенскую дружину, чтобы расстрелять хальповские детекторы, как только те появятся.

Пони изрыгнул проклятие, ровным счетом ничего не говорившее тому, кто не имел счастья быть воспитанным на планете Трибел. Затем встал, отряхнулся и принялся шумно вытягивать лапы из жидкой грязи.

— За восемь лет, что я брожу с тобой по округе, у меня не было ни одной спокойной минутки! — посетовал он.

— Зато как я и обещала, ты посмотрел мир, — ободряюще сказала бабуля.

Пони вытянул язык и засунул в рот последнюю охапку мокрых сорняков.

— Да уж, насмотрелся, — ответил он как-то не очень удовлетворенно.

Дожевывая, он побрел к дороге.

— Я тут присмотрю, пока ты будешь ужинать, — сказал он.

Деревенская дружина в составе двенадцати человек, облаченных в форму, шла строем из деревни по направлению к яме на земле отца Гримпа, когда внезапно в некотором отдалении от дороги произошел небольшой взрыв.

Страж, маршировавший во главе колонны с ружьем на плече и чихающей гончей на поводке, остановился. Отряд забыл о боевом порядке и столпился вокруг него.

— Что это было? — потребовал ответа страж.

Дружинники обвели недоуменными взорами зеленые склоны долины, осененные вечерней тенью. Гончая села подле своего хозяина, нацелила нос на темный лес и зарычала.

— Смотрите! — воскликнул кто-то, протянув указующий перст в том же направлении.

На дороге, как раз там, где начинался лес, появилась искра интенсивного зеленого света. Искра стремительно увеличивалась в размерах, вот она уже стала величиной с человеческую голову, затем еще больше. В разные стороны от нее валили струи зеленого дыма…

— Я ухожу домой, — прозвучал чей-то весьма благоразумный голос.

— Ни с места! — приказал страж, прекрасно сознавая, что у него за спиной уже начинается необратимое отступничество. Он был старым воякой, и потому, сняв с плеча ружье, взвел курок и прицелился. Гончая встала на все свои шесть лап и храбро ощетинилась.