Чонгук приказывает убавить музыку и, поддавшись вперед, облокачивается на свои колени. Водит кредиткой по порошку, разграничивает дорожку и, нагнувшись, вдыхает. Откидывает голову назад на несколько секунд, а потом помутневшим взглядом смотрит на Юнги.
— Мне скучно, развлеки меня.
— Я не клоун.
— Ты все, что я захочу. И будешь тем, кем я захочу, — Чонгук под кайфом, его расширившиеся зрачки почти полностью затопили радужку. Осознанности в этом взгляде ноль процентов. Юнги знает, что он ходит по лезвию ножа, но уже плевать. Он честно старался подыгрывать, пытался поменять тактику и добиться своего, но все полетело к чертям, благодаря непонятно откуда взявшемуся чувству собственности. То, что он ревнует Чонгука, поставило жирный крест на всех планах. Юнги больше не хочет даже играть. Он вообще уже не знает, чего хочет.
— Думаю, мне лучше уйти, — Мин следует взглядом за рукой омеги, который, накрыв пах альфы, продолжает тереться об него.
— Думать тебе я не разрешал. Давай поиграем, — Чонгук отодвигает от себя омегу. — Хочу кое-что проверить. Раз уж ты меня развлекать не хочешь, я сам развлекусь. Ты, — Чон обращается к альфе слева от него. — Поиграй с лисёнком.
Альфа в недоумении смотрит на босса, прекрасно зная, что Юнги его омега, но обсуждать его приказы не собирается.
Юнги не до конца понимает, что проверяет Чон, и вообще, что он собирается делать, продолжает так и стоять у столика и смотрит на альфу, в надежде, что тот прояснит ситуацию. Долго ждать не приходится.
— Хочу, чтобы ты его трахнул. Здесь и сейчас, — говорит Чонгук своему человеку и, потянувшись к бутылке на столе, пьет прямо из горла. Юнги, услышав приказ, отшатывается назад и не веря смотрит на Чона.
— Ты больной? — в ужасе произносит омега.
Чем ближе подходит незнакомый альфа, тем дальше отходит Мин, но тот его перехватывает и тянет на себя. Чонгук продолжает пить свой любимый виски, поглаживает по спине присевшего рядом омегу и улыбается хорошо знакомой Юнги адской улыбкой.
Юнги понимает, что помощи ждать неоткуда, и что есть силы отталкивает альфу, но тот снова перехватывает рванувшегося было в сторону парня и валит его прямо на столик перед боссом. Юнги больно бьется о покрытие стола и, схватив стоящий невдалеке стакан, замахивается, чтобы ударить альфу по голове, но его руку перехватывают. И делает это сам Чонгук. Чон смотрит сверху вниз, сильнее придавливает руку омеги к столу и кривит губы в издевательской улыбке. Юнги растерянно хлопает ресницами, не веря смотрит на того, кто только что положил его на алтарь и отдает на растерзание. Чонгук продолжает вымораживать одним только взглядом, оставляет Юнги на столе, разбитого на тысячи осколков, и не скрывает наслаждения, которое ему доставляет эта картина. Юнги сдается. Обмякает вмиг, не найдя опору в том, кто пусть и измывался над ним столько времени, но никогда не делился. Чонгук поставил жирную точку, вовремя прекратил зарождавшееся внутри омеги доселе непонятное чувство, посадил его на место. Перехватив его руку, Чонгук не дал ему постоять за себя. Сломал его одним легким жестом. Он давно уже в клочья разодрал его душу, и после всего этого, какое имеет значение то, что он творит с его телом, это ведь просто оболочка. Внутри у Юнги и так все разрушено и разбито, сожжено, изодрано и разорвано, внутри хаос, кладбище надежд и мечтаний, разруха. Чонгук прошелся по нему как чума, оставил после себя одни разрушения и запах смерти. И если раньше она шла просто рядом превратившись в вечного путника, то сейчас просочилась под кожу, пропитала Мина. Уже ничто не имеет значение. Пусть его насилуют, избивают и калечат — какая разница. Юнги всегда знал, что Чонгук — его конец, его финиш, его непробиваемая стена, конечная остановка, но пытался этого не признавать, а сейчас он держит его за руку, взглядом вспарывает кожу и не пытается даже помочь, наоборот, помогает уже раздевшему его догола альфе, извращаться над его телом. Юнги бы заплакал, завыл бы, бился бы в истерике, если бы мог, но все краны заблокированы, все эмоции отключены, и все слезы высохли. Он просто прикрывает веки, не в силах смотреть в черную бездну, и позволяет незнакомому альфе шарить руками по своему обнаженному телу, по меткам оставленным его же боссом, по укусам и засосам, которые вроде бы означали принадлежность, но Чонгуку на это все похуй, что он сейчас Юнги и доказывает.
Чонгуку никого не хочется. Признаться себе в этом сложнее всего. Чонгук думает только о Юнги, представляет только его и хочет только его. Настолько сильная тяга и привязанность к рыжему омеге раньше только бесила, а сейчас беспокоит. Притом очень сильно — сильнее тайного сговора Техена и Джунсу. Альфе бы заняться делами, разобраться окончательно с оставшимися Домами, но все мысли заняты лисой. Он смешался с его кровью, с воздухом, которым Чонгук дышит, он заманил альфу в капкан, и Чонгук впервые не может выбраться, хотя понимает, что надо. Омегу надо спустить с пьедестала, надо бросить к своим ногам и перестать позволять ему занимать все мысли. Чонгук хочет проверить, хочет понять, насколько далеко он может зайти с ним, это какой-то экзамен, и альфа рассчитывает его сдать, хочет позволить одному из своих головорезов тронуть то, что принадлежит ему, альфа должен пройти этот тест. Так он думал, отдавая приказ, а сейчас он понимает, что идет на дно. Он заваливает тест. Та обида, которая блеснула в глазах Шуги, стоило перехватить его руку, добивает. Когда охранник, раздев омегу, заваливается сверху, Чонгук не выдерживает.
— Я передумал, — заявляет он и встает на ноги, но охранник видно вошел во вкус, лису не отпускает и продолжает зажимать в руках не сопротивляющееся тело. Чон выхватывает пистолет из рук второго охранника и, не дав никому опомниться, стреляет прямо в затылок. Кровь вперемешку с мозгами забрызгивает все вокруг, а больше всего Шугу. Юнги даже не вскрикивает. Наверное вот он тот самый этап, когда к крови привыкаешь настолько, что очередная смерть больше не пугает. Мин отталкивает с себя безжизненное тело и сползает со столика. Юнги снова рвет прямо на ковер, он не слышит криков, беготни вокруг, его тошнит всем тем, что не успело выйти в ванной наверху, запах крови и пороха усугубляет. Плохо настолько, что Юнги чуть ли не ползает по полу от спазмов скрутивших желудок. Охрана выводит остальных омег, отключает музыку и наступает тишина. Мин так и сидит на коленях, уткнувшись в пол и монотонно покачивается. Он знает, что в гостиной их осталось только двое, не считая труп. Знает, что Чонгук стоит совсем рядом, но поднимать голову нет сил. Он смотрит на свою грудь забрызганную чужой кровью и тянется к валяющейся невдалеке футболке, натягивает ее на себя и продолжает сидеть.
— Ты испортил мне вечер, — Чонгук возвращается к дивану и опускается на него.
— Я? — молчать больше не получается. Злость, обида, отчаянье — все соединяется внутри, и Юнги кажется, что его сейчас разорвет. Он на грани нервного срыва. — Я испортил тебе вечер? Ты больной ублюдок! — омега, наконец-то, поворачивается к альфе и смотрит на него с дикой неприкрытой ненавистью.
— Да, ты, — хмыкает Чон и откидывается на диван.
— Я больше не могу. Я старался, я очень старался, но я не могу больше. Ты ужасный человек, ты психопат, ты худшее, что я встретил и когда-либо встречу. Я ненавижу тебя! Ненавижу твою долбанную метку. Ненавижу твой запах, твои руки на своем теле. Ненавижу то, как ты смотришь, твой голос. Ненавижу! — срывается на крик омега, но Чонгук не реагирует. Закуривает сигарету и смотрит будто бы сквозь. — Я тебе ничего не сделал! Ты убил Сэмуэля, а я назвал твое имя! Я уже сполна расплатился за это, я прошел все круги ада! Ты меня через них провел! Оставь меня уже в покое, прекрати надо мной издеваться! Я не могу так больше! Не могу! — Юнги продолжает кричать и пытается встать на ноги, но его будто придавило к полу, сил двигаться нет.
— Ненавижу истеричек, — хмыкает альфа. — Ты хоть выговорился? Или еще тебя послушать?
