Высшие силы несправедливы. Они создают таких, как Техен, дают их попробовать таким, как Хосок, а потом забирают, оставляя только воспоминания. Такие, как Хосок, потом этими воспоминаниями и живут. Лелеют их в себе, берегут, и в минуты отчаянья достают из недр памяти и прижимают к груди. Потому что такие эмоции можно вообще за всю жизнь не испытать, и никто не знает, что лучше. Может, если их не испытывать и жить потом проще, а может, жизнь без них и пустая вовсе. Хоуп не думает, прикрывает глаза, дышит его запахом и подпевает Джареду (Джаред Лето - солист Thirty Seconds To Mars). Слишком хорошо, чтобы быть правдой. Слишком реально, чтобы быть миражом.

— После автострады заезжаешь в спальный район, я сойду после второго дома.

— Как скажешь, — Техен больше не спорит и не напирает. Сегодня будет так, как хочет омега, не хочется его злить и заставлять выпускать колючки, таким он нравится больше. Сидит в кресле, мурлычет, и альфа борется с собой, чтобы не притянуть к себе. Хочется приласкать настолько, что подушечки пальцев покалывает. Этот котенок уличный и дикий, он вечно ощетинившийся, а сейчас он домашний и мягкий, и даже блядский наряд его не портит.

— Дай мне номер.

— Не надо.

— Надо.

— Пожалуйста.

— Хорошо.

Слишком грустное пожалуйста. Это не набивание цены и не кокетство. Это побег. От кого и от чего бежит омега, Техен пока не знает, но узнает. Значит, рано пока, значит, не стоит.

— Вот здесь я сойду, — Хосок отстегивает ремень и тянется к дверце. — Спасибо, что подвез.

Омега открывает дверцу, но Ким хватает его за руку, тянет на себя и целует. Легонько касается губ, боясь открыть уже затянувшуюся ранку, оставленную тем уродом на парковке, и отпускает.

Хосок молча выходит из машины и сразу бежит во дворы. Невыносимо прекрасно. Хосока распирает. Он перепрыгивает через кочки, срезает путь через детскую площадку, и только добежав до своего блока, останавливается и, согнувшись, пытается отдышаться. Присаживается на полуразрушенную лавочку и думает, что хорошо бы пойти переодеться, подняться и покормить папу, но не хочется ничего.

Хочется сидеть и мечтать. Мечтать о красивом альфе с шоколадного цвета глазами, вспоминать его запах и голос, на миг представить, что Хосок — не Хосок, и Техен его полюбит. Приедет и заберет в свой замок. Ведь Техен рыцарь? Он красивый, на железном коне, он спас его от дракона (пусть и пьяного альфы). Жаль только, что Хосок — не принцесса. При том совсем. Осознание бьет прямо в солнечное сплетение, заставляет почувствовать соленую влагу на губах, Хоуп ее глотает и утирает глаза.

Его отец был таким, как Техен. Во всяком случае, папа так рассказывал про него. Сын богатых родителей, один из самых завидных женихов города. Вот только его любовь длилась до беременности папы. А потом он больше не приходил. Папа так и не сказал, кто его отец, а Хосок и не хотел больше знать, какая разница. Папа сам вырастил его, и если бы не болезнь, скосившая его пару лет назад, то он бы дал ему и образование, и все остальное. Вот только все вышло так, как вышло. Папа говорит держаться от таких подальше, они поиграют и выбросят, женятся потом на принцессах, а такие, как Хосок, останутся в одиночестве — с вывернутой душой, разбитым сердцем и истоптанными мечтами. Нельзя. Надо влюбляться в своих же, из своей же среды, своего же уровня, нельзя замахиваться на звезды, нельзя рассчитывать на большее, чем есть ты сам. Папа так говорит, и папа всегда прав. У Хосока живой пример перед глазами. Звезды на то и звезды, что они недосягаемы.

«Ну, а если попробовать? Просто хотя бы разок. Если хочется так, что сердце лопается, если дышать с ним куда легче и приятнее. Просто попробовать…» — думает омега и, поднявшись с лавки, понуро плетется к подъезду.

«Что мне мешает попробовать?» — думает Техен, прислонившись к катку в паре метров от сидящего на лавке и смотрящего на звезды омеги. — «Ничего».

Альфа провожает взглядом скрывшегося в подъезде омегу и идет обратно к машине, которую пришлось бросить у другого дома. «Этому омеге в спринтеры бы записаться.»

***

С Хосоком весело до коликов в животе. Юнги угорает с каждого его слова, Хоуп умудряется даже о серьезных вещах говорить так, что Мин к концу их чаепития чуть ли не страдает от онемевшей челюсти. Хосок заражает оптимизмом и позитивом, и это удивительно. Юнги познакомился с его папой, выпил три чашки чая у них дома и понял, что у этого омеги забот и проблем выше крыши. Но, несмотря на все это, Хоуп не унывает. Юнги после общения с ним кажется, что его личные проблемы — ничто. Нет, Хосок особо ему ничего и не рассказал — Юнги сам это понял. Мин видит, как омега выживает, тянет на себе всю семью и убивается из-за каждой копейки. Юнги им восхищается. Они обмениваются номерами и обещают друг другу не теряться. Юнги точно не потеряется — ему нравится этот парень, и Мину даже грустно покидать эту обветшалую, полупустую квартиру, в которой так тепло. Мин Хосоку особо ничего не рассказал, ограничился тем, что живет с одним большим человеком, без подробностей. Хосок и не расспрашивал, понял все по вмиг потухшему взгляду и решил не ковырять еще, видимо, слишком свежую рану.

Мин едет домой с чудесным настроением, которое испаряется сразу же, стоит войти в пентхаус. Чонгук сидит на диване, перекинув ногу на ногу, и вертит в руке бокал с виски. Альфа мрачнее тучи, Юнги все еще стоит у двери, но исходящая от Чона агрессия и опасность дотягивается и до него. Омега не знает, что случилось, но в эпицентре оказываться не хочет. Кинув короткое «я за водой», он пытается прошмыгнуть на кухню.

— Ко мне иди.

Мин застывает на полпути и, развернувшись, понуро плетется к альфе. Останавливается напротив, как нашкодивший школьник, и пытается понять, чем он на этот раз не угодил.

— Где ты был?

— У друга.

— У тебя друзья появились? — альфа приподнимает бровь и цинично усмехается.

— Ну, тортик, я же тебе звонил, — Юнги понимает, пора что-то делать, а то Чонгук тихо-тихо вскипает. Омега подходит ближе и, взяв из руки альфы виски, залпом допивает его и откладывает в сторону. Мин взбирается Чонгуку на колени и обвивает его шею руками.

— Тортик хотел другой омега, он такой классный, офигенный просто. Ты должен его увидеть. Ему тортик не продавали, а у него денег не было, а кассир очень плохой человек: пытался вызвать полицию, но Су там все разнес, и мы забрали тортик, — без остановки тараторит Мин, и Чонгук терпеливо все слушает. — А потом мы решили его съесть, и съели у Хосока, так зовут омегу. Я съел целых два куска. Вот, — Мин, наконец-то, умолкает.

— Ты что сейчас делаешь? — спокойно спрашивает Чон и удобнее устраивает на себе парня.

— В смысле? — растеряно спрашивает тот.

— Не хлопай мне ресницами, я не идиот, — Чонгук прижимает Мина к себе, заставляя того обвить свою талию ногами, и всматривается в лицо. — Ты с кем-то познакомился на улице и сразу поехал к нему домой. Не предупредив меня. А сейчас, когда я спрашиваю у тебя, что это за хуйня — ты включил мне омегу, который сладкими речами и этими глазками рассчитывает меня отвлечь от вопроса. Не выйдет, — от тона Чонгука у Мина кожа трескается, но он держится, продолжает обвивать руками его шею и не уводит взгляда. — Еще раз без предупреждения пойдешь к кому-то домой, я тебя накажу. Притом не очень приятным способом.

— Я не знал, что тебя это разозлит, обещаю не делать ничего такого в будущем, и вообще быть паинькой, — кокетливо говорит омега и тянется за поцелуем, но Чонгук резко отталкивает его от себя и тот падает на ковер.

— А вот за твое притворство и то, как ты мне тут сцены разыгрываешь, я тебя накажу уже сейчас.

— О чем ты говоришь? — Мин отползает в сторону, не отводя взгляда от медленно идущего к нему альфы. — Я не играю.

— Еще как играешь, сученыш. Я бы тебе Оскар вручил. Тебя самого от себя не тошнит? — Чонгук нагибается и, схватив омегу за ворот рубашки, поднимает к себе. — Я ненавижу непослушание, а также ненавижу, когда меня идиотом пытаются выставить.