Чжуна хоронят в закрытом гробу из-за того, что стреляли в лицо. На похоронах было почти все население города, несмотря на то, что произошло, и на то, как Чжун рискнул гражданами своей страны, президента в последний путь провожали все. У многих в памяти Чжун остался как политик, ведущий борьбу с коррупцией, и, конечно же, поднявший экономику. О его терках с картелем, закончившихся потерей его же жизни — решили не вспоминать. Ши Хек все время был под уколами, как только разум омеги прояснялся, он начинал выть и биться. Джин все время был рядом с ним, и он был единственным, кому Ши Хек позволял поддерживать себя, и вообще, на кого опирался. На похоронах его решили оставить в сознании, но передумали сразу же, увидев, что омегу невозможно оттащить с гроба мужа. После похорон Джин привез Ши Хека домой, Юнги вошел сразу за ними в пустой, казавшийся теперь таким чужим и таким холодным дом. Все родственники и знакомые, еще раз выразив соболезнования, покинули особняк, оставив там трех подавленных своим горем омег. Действие лекарств уже прошло, и Ши Хек сидел на диване, со стеклянным взглядом смотрел вперед и, кажется, даже не слушал Джина, пытающегося приободрить папу. Юнги попробовал подойти к папе и даже попросил его быть терпеливее. Но Ши Хек будто смотрит сквозь сына, встает и, сказав, что хочет полежать, поднимается наверх. Мин проходит на кухню за водой и оставляет Джина в гостиной. Потом Юнги долго стоит в саду, прижимает к груди вынутое из семейного альбома фото отца и сотый раз с ним прощается. Когда Мин возвращается в гостиную, то Джина он там не застает. Юнги отпустил прислугу и только сел на диван, как заметил спускающегося по лестнице Джина. На омеге лица не было. Он остановился напротив Мина, и Юнги видит, как брат крупно дрожит и шевелит губами, но Юнги не может разобрать, что он говорит.
— Что случилось? Что с тобой? — уже не контролируя свой голос, кричит Мин.
— Папа… Папа повесился, — говорит Джин и безвольной куклой оседает на пол.
Юнги срывается с места, бежит наверх и, ворвавшись в спальню родителей, застывает у порога. Джин был прав. Ши Хек повесился. На собственными руками сделанной из простыни веревке. Юнги кое-как стаскивает тело вниз и раз сто проверяет пульс. Омега мертв - сомнений нет. Но Юнги продолжает щупать пульс, продолжает просить его открыть глаза. Обещает быть «правильной» омегой, обещает любить и заботиться, лишь бы папа проснулся. Но Ши Хек не реагирует. Он уже сам все решил: он ушел за мужем, за тем, ради кого жил, и тем, кем вообще дышал. Мин закрывает лицо руками и кричит. Кричит, пока не срывает голос. Потом сидит на полу, покачивается и хрипит.
— Хватит, — хрипит омега. — Хватит. Я больше не вынесу.
Если раньше боль приходила и уходила, то теперь Мин Юнги и есть боль. Это все, что он чувствует. Сердца у Юнги больше нет. Оно пало жертвой этой бесчеловечной игры, стоящей жизни двух самых близких людей, и пеплом осыпалось на искромсанные внутренности.
Мин выходит из спальни, спускается вниз, требует Джина вызвать скорую. Потом Юнги идет в кабинет отца, достает из полки его пистолет, проверяет патроны: все восемь на месте, и, убрав оружие под рубашку, выходит за дверь.
«Я больше не могу. Я не знаю, за что мне это все. Я не знаю, в чем я виноват. Я не знаю, почему все так. Но я это закончу», — думает Юнги и заводит свою машину.
Все кончено. Для Мин Юнги уже точно. У всех есть предел. Есть тот самый последний рубеж. Есть момент, после которого ты уже четко осознаешь, что дальше ни шагу. Дальше ты не вытянешь. Не поднимешь всю эту тяжесть и больше не справишься. Юнги дошел до этого рубежа и даже пересек его. Он может потратить вечность на собирание себя по частям, но даже издали больше не будет напоминать себя прежнего. Юнги был сломлен и ни раз. Он был втоптан в грязь. Он потерял своего ребенка. Он отдал себя без остатка другому человеку. Он полюбил его. Он бы, может, и умер за него. Но взамен Юнги получил не “ничего”, нет. Взамен Юнги получил только боль. Огромную, непосильную человеку боль. Боль, которая по одному вздувала и разрывала сосуды, текла по рукам и пенилась. Мин Юнги пропитан этой болью, и умрет она только с ним. Она с треском переломала ему хребет, поставила его на колени и надела на голову корону с вплетенными в нее шипами. Короновала Юнги собой. А сейчас смотрит на него, ухмыляется и наслаждается тем, как омега истекает кровью, затапливая все вокруг. Юнги проиграл: из этой битвы ему не выйти живым. И он знает, на что идет. Он похоронил отца. И хоронить папу он уже не сможет. Мин Юнги всего лишь человек, ничтожный и слабый, и он кончился. Только что, увидев болтающегося на веревке Ши Хека, Мин Юнги кончился. Каждая личная трагедия меняла его. Чему-то учила, от чего-то предохраняла. Но уже все. Это все слишком, и пора уже заканчивать. Назвать все, что будет происходить дальше, после этого момента, жизнью уже нельзя. Жизнь Юнги закончилась там, рядом с ямой, в которую опустили Чжуна, в спальне, где испустил последний дух Ши Хек. Мин Юнги больше нет. И Ким Намджуна тоже не будет. Он ответит за все. Юнги сделает то, чего не смог сделать Чжун. Он не просто отомстит за родителей, нет, он выполнит цель, ради которой Чжун положил голову — он избавит город от Монстра.
***
Мин оставляет машину прямо перед Kim Construction, выходит и идет внутрь офиса. Юнги спокойно проходит до лифта, кивает в ответ на приветствие знакомых охранников и нажимает нужную кнопку.
Все эти дни Намджун был сильно занят. Досрочные выборы были назначены на следующий месяц, но никто свою кандидатуру не выдвинул. Теперь уже все боялись и ждали, кого предложит картель. Намджун только и делал, что отдавал распоряжения, долго общался со своим человеком, которому кресло президента планировалось отдать, и убирал последствия восьмидневной войны. Дел было по горло. Но это совсем не значило, что он не думал о Юнги. Думал. Каждую секунду двадцати четырех часов. Он знал, что омега страдает, что у него горе, и он оплакивает смерть отца. Знал, что теперь Мин его официально ненавидит. И Монстр это знал. Сидел тихо, очень редко поскуливал, но так, что от тоски разрывало все нутро. Намджун не хотел убивать Чжуна, но тот его вынудил. Какая разница почему так случилось — главное, что Юнги не поверит и не простит. Такое не прощают.
Техен заходил в офис на пару минут и опять отправлялся с очередным заданием. Альфы все еще не спят почти, не отдыхают, все территории и все подразделения перешли на усиленный режим. Намджун только вернулся в кабинет после небольшого заседания со своими, как Суджон доложил ему, что пришел Юнги. Намджун сильно удивлен и растерян. Настолько, что ему кажется, что он сейчас оголенный кусок из нервов. Ким не знает, чего ждать, и не знает, что говорить. Несколько секунд молчит и только потом просит Суджона впустить омегу. Намджун не знает, зачем Юнги вообще пришел к убийце своего отца, и пытается унять грозящегося перебить все кости внутри и вырваться на свободу монстра. Зверь впервые за долгое время скулит не от боли и не от тоски. Монстр радуется. Несмотря на все произошедшее, это чудовище все еще способно радоваться одному имени Мин Юнги. Мин входит в дверь, закрывает ее за собой и медленными шагами подходит к стоящему у окна альфе.
Омега бледный совсем, будто не ест несколько дней, и такое ощущение, что в любую секунду его ноги не выдержат, и он осыпется на пол. Сердце Кима сильно сжимается, хочется подойти, обнять, накормить, в конце концов. Но он не смеет. Он даже рот открыть не может.
— Как живешь? — вдруг спрашивает Мин и смотрит мимо альфы в окно. — Спишь по ночам? — голос у Юнги бесцветный, не из мира этого. Этот Юнги вроде такой же как и раньше, а вроде - совсем другой. Будто он коснулся чего-то опасного, будто сделал шаг во что-то темное и страшное. У Намджуна от пустоты в глазах напротив, и от одного, словно загробного голоса, кожа будто трескается. Покрывается уродливыми шрамами. Монстр затихает. Не узнает своего мальчика. Забивается в угол и в страхе наблюдает за омегой.
