— Я просто так ничего не делаю. Он только злит меня. Изображает благородность. На колени встает только из-за кого-то. Но ничего, я ему устрою веселую ночь. Сам же просил, — Ким откладывает бокал и достает сигару.

— Ты ему метку поставил. Сказать, что я в шоке - ничего не сказать, — Техен смотрит на друга с непониманием в глазах.

— Поставил. Ничего она не значит. Скоро я его отпущу, если не нарвется, конечно, и хоронить не придется. Не вижу более смысла держать. Думаю, его отец будет очень рад метке, я уже не говорю про то, что эта блядь себе никого нормально найти не сможет, — зло говорит Ким, прикуривая.

— И чего это я подумал, что у вас серьезно, — хмыкает Техен и встает. — Ты и вправду того альфу помилуешь?

— Не думаю. Но соблазн поиграть с этим омегой слишком велик, чтобы прямо сейчас перерезать тому горло.

— Я что-то и не сомневался. Ладно, я поехал в город, хорошего вечера, точнее горячей ночи, — усмехается Ким и идет к выходу.

Намджун сдает. Он впервые это чувствует в ту ночь, в клубе. Вот и сейчас. Омега странно на него влияет, и ему это влияние не нравится от слова “совсем”. Ким долго потом, после того, как увезли Юнги, сидел в комнатке на разворошенной постели, пил виски и думал. Точнее жалел. Не о метке, нет. О ней он вообще не жалеет. Наоборот — идея, что омегу вряд ли отныне кто-то решится тронуть — нравилась Намджуну. Он сам не понимает почему мысль о том, что к этому отчаянному, немного сумасшедшему парню будет прикасаться кто-то еще, настолько его выбешивает. Ким жалеет о том, что сделал больно, сломав палец. Сильно жалеет. Но и это было связано с нежеланием делиться. Самая большая глупость, которую мог сделать этот омега — он уже сделал. И поэтому получил и метку, и перелом. Намджун медленно докуривает сигару, запивает любимым виски и думает об омеге наверху. Он словно под кожей. Ким не просто перестал чувствовать что-то кроме запаха вишни. Ким перестал видеть что-то кроме темно-карих полных ненависти глаз. Вечно вздернутый носик, вечное желание пойти против и больнее ударить словами. Да, Намджуна все это раздражало. Но в то же время нравилось. Притягивало. Заставляло хотеть еще больше. Раньше Ким списывал все это на внешность омеги. Убеждал себя, что его хочется все больше и сильнее только потому, что он блядски красивый. Но чем дальше, тем больше Ким понимает, что дело не во внешности. Дело в самом Мин Юнги. Он концентрирует в себе все то, чего на дух не переносит в омегах Намджун. Но в Юнги это все только притягивает, заставляет сильнее желать. «Пора от него избавляться, пока окончательно крыша не съехала», — думает альфа и, поднявшись с дивана, идет наверх.

========== Your tenderness ==========

***

Юнги его ждет. Знает, что Намджун придет. Поэтому, когда поворачивается ручка двери, Мин даже не дергается, так и сидит в постели, обреченно уставившись в черный экран телевизора. Омега не думал, что сегодняшний день окончится вот так. С Намджуном думать вообще не получается. Мин никогда не знает, что от него ожидать, а гадать и пробовать писать сценарии с этим психопатом — гиблое дело. Ким подходит к краю кровати, становится напротив Мина и, нагнувшись, за щиколотку тянет омегу к себе. Обхватывает того за талию и, заставив обвить себя ногами, садится на кровать с омегой на коленях. Мин смотрит на ворот рубашки Кима, ловит себя на мысли, что упивается запахом бергамота, чувствует, как сильно альфа обнимает его за поясницу, прижимает к себе, и молчит. Юнги не по себе. От такой близости, от объятий, граничащих между нежностью и грубостью. Мин видит, как медленно поднимается и опускается грудь Намджуна, как он впился взглядом в его лицо и словно изучает каждый миллиметр кожи, но глаз омега поднять не может. Юнги считает родинки на шее альфы, любуется переливающимися пуговицами на рубашке, делает все что угодно, лишь бы не поднимать взгляда и не сталкиваться с черными глазами. Но Намджун сам за подбородок поднимает лицо омеги и заставляет смотреть.

— Будем играть по моим правилам, — усмехается альфа и, приблизившись, пытается его поцеловать.

Юнги отворачивается. Он знает, что не в том положении, чтобы сопротивляться и давать отпор, но не может с собой ничего поделать. Это все будто на автомате. Где-то глубоко в подсознании омеги находится тот самый триггер, который щелкает и выставляет блок сразу же, стоит Намджуну протянуть к нему руку. Альфа улыбается, снова ловит его за подбородок и нагибается. Мин больше не дергается. Чувствует давление чужих губ на своих, размыкает их, впускает язык и даже прикрывает глаза. Ким сильнее притягивает омегу, буквально впечатывает в себя, и поцелуй из нежного переходит в пошлый, жесткий. Юнги зарывается ладонями в платиновые волосы, оттягивает, ерзает на коленях альфы и позволяет его языку хозяйничать в своем рту, а рукам - на своем теле. К своему стыду Мин обнаруживает, что возбуждается. Намджун целует настолько откровенно, что Мин уже не хочет, чтобы тот прекращал. Юнги словно полностью растворяется в Киме и расслабляется в его руках. Ким кладет омегу на постель и наваливается сверху. Юнги не понимает, что происходит. Остатки разума уговаривают оттолкнуть альфу, выбраться из-под него, не позволять прикасаться к себе, но эти остатки тонут эхом в сильных руках, стаскивающих с него футболку, в губах, покрывающих поцелуями шею и ключицы. И в запахе: дурманящем, притягивающем запахе. «Не может быть, чтобы мне нравилось. Не может быть. Дело в метке. Это все из-за нее» — убеждает себя Юнги и при этом приподнимается, чтобы Намджуну было удобно стащить с него домашние штаны. Юнги разрывает внутренний резонанс, он поддается, тает, плавится в руках альфы, и в то же время в своей голове он бьется, мажет себя по стенам, пытается убедить себя, что ему не нравится: ни альфа, ни его руки, ни его поцелуи. Ким проводит языком по метке, всасывает и легонько кусает сверху. Мин дергается. Открывает глаза и смотрит на приподнявшегося на локтях альфу. Намджун словно пытается прочесть по его лицу, что он чувствует. Смотрит с превосходством, усмехается.

— Не приму. Никогда. Это не в твоих руках, — Юнги не сдерживается, язвит в ответ на холодный взгляд.

— Мой. Сегодня ночью и здесь ты мой. И завтра, и послезавтра, и ровно до того момента, пока я сам не решу, что должно быть иначе, — Ким усмехается, слабо кусает за нижнюю губу насупившегося омегу и снова целует. Долго и глубоко.

Разводит его ноги, притягивает к себе. Мин шипит, когда чувствует внутри первый палец. Дергается, пытается соскочить, но Ким сильнее вдавливает его в постель и проталкивает еще два пальца. Юнги не замечает даже, как сам начинает поддаваться вперед и сам обвивает ногами поясницу Кима, прижимая его к себе и подталкивая к действиям. Юнги хочет. Сильно, до дрожи хочет, чтобы Намджун уже перестал играться с ним. Хочет чувствовать член альфы внутри, кусает свой язык лишь бы не выдать себя, лишь бы не упасть настолько. Но Ким только усмехается, потому что и так видит это по метающемуся по постели омеге, по взгляду полному страсти и желания.

—Попроси, — хрипло говорит альфа и вынимает пальцы. От Кима не ускользает секундное разочарование на лице омеги. Мин злится. На Намджуна, что играет с ним, что еще больше унижает. На свое тело, которое словно горит, и этот огонь затуманивает разум. На себя, что не может взять все под контроль. До боли хочется, чтобы Ким сильнее сжимал, грубее целовал, чтобы вдавливал в постель и трахал. Долго, жестко, глубоко. Вместо этого Мин отворачивается, кусает губы и пытается нормализовать дыханье. Намджун обхватывает ладонью член омеги, нарочно медленно водит по нему, наслаждается тем, как мечется в его руках Мин. Юнги не может больше терпеть сладкую пытку и тихо, еле слышно, произносит «пожалуйста» и сразу до крови прокусывает себе щеку. Альфе этого достаточно. Ким сам еле сдерживается. Альфа с трудом контролирует затапливающее с головой, сносящее с ног желание. Юнги желанный настолько, что Ким напоминает себе дышать. Каждое движение, каждый жест даются ему с огромным трудом. Сложно не сорваться, сложно контролировать свою силу. Ким не хочет делать омеге больно. Хочется разукрасить эту кожу укусами, засосами, оставить следы своих пальцев на каждом сантиметре обнаженной кожи. Зверь внутри рычит. Чувствует метку, чувствует омегу и рычит, требует сильнее, больше, ближе. Намджун поддается еле сдерживаемому желанию, приставляет головку и входит до конца, сразу начиная двигаться. Крепче прижимает к себе Юнги, двигается размашисто и глубоко, постоянно меняя угол проникновения. У Мина перед глазами словно взрывается космос, он максимально выгибается, цепляется за альфу и сильнее прижимается к накаченному телу. Юнги сам насаживается, капризничает и требует сильнее. Альфа за поясницу приподнимает Мина и до упора насаживает на себя обвившего его шею омегу, выбив уже не контролируемый стон удовольствия. Юнги уже плевать, что он сдается, что с утра будет стыдно, что позволяет альфе выиграть. Плевать. Юнги хочет альфу в себе, хочет непозволительно глубоко и просит. Не сдерживается, умоляет: глубже, резче. И Намджун исполняет все просьбы и все мольбы. Мин снова ловит взглядом в зеркале на потолке зверя на спине Кима. Юнги кажется, что он под каким-то зельем или дурманом. Зверь смотрит на Юнги своими красными глазами и зовет, влечет за собой. И Мин отдается. Отдается так, как никогда и никому раньше. Только в этот раз он управляет, контролирует зверя. Ведет его и приручает. Юнги упивается своей властью над ним. Словно отдает этому монстру в отражении свое тело, но взамен забирает его душу. И эта мысль не пугает, наоборот, завлекает, дурманит и сводит с ума.