Укус — самый что ни на есть настоящий, до крови, со следами зубов в правую ягодицу. Юнги вскрикивает, резко поворачивается, поток мата, льющийся изо рта остановить не может, но его затыкает Чонгук за секунду — членом до самого упора в задницу и зубами, вгрызшимися в губы. Юнги бьётся, как рыбка, попавшаяся в сеть, хотя руки альфы покруче любой сети — не вырваться, продолжает материться, на каждый толчок одно проклятие. Чонгук трахает размашисто, Юнги кажется, что член ему внутренние органы раздолбает — Чонгук чувствуется настолько отчетливо, настолько глубоко, что, крикнув последнее «метка, блять», он обессиленно валится на простыни и марионеткой затихает в вертящих его на своём члене руках.

Чонгук нагибается к нему, слизывает солёную влагу, скатывающуюся вниз по уголкам глаз, а потом, обхватив за талию, приподнимает, заставляя сесть на свой член до упора. Юнги руками обвивает его шею, подтягивается ближе, кладёт голову на плечи и сам двигает попой. Чонгук впивается пальцами в бледные бока, оставляет синяки, Юнги в долгу не остаётся, ногтями в лопатки, до крови раздирает так же, как его внутри член Чонгука. Альфа рычит от запаха крови, ещё больше звереет, вновь омегу лицом вниз в простыни вжимает, трахает с такой силой, что Юнги слышит, как под ними кровать скрипит, еще чуть-чуть, и об стену долбиться будет. Юнги стонет протяжно, в очередной раз кончая, но горит по-прежнему, даже напротив — всё больше разгорается. В судорогах сжимает альфу в себе, рвет ногтями простыню и, окончательно сорвав голос, только хрипит, чувствуя, как развязывается узел внутри. Чонгук впечатывает его в постель, наваливается сверху, легонько кусает в шею, и Юнги накрывает дрожью от первого оргазма в сцепке. Он чувствует, как сперма толчками наполняет его, вонзается пальцами в руку альфы и отключается, чтобы прийти в себя позже и начать по новой.

***

— Чудесная нынче ночь, — Хосок, прислонившись к перилам, стоит на балконе своего особняка. Рядом стоит Тао, который дожидается заданий на утро.

— Ночь, как ночь, — бурчит человек, не понимая, что в ней чудесного.

— Ты примитивное существо, ты просто не чувствуешь, — Хосок втягивает в себя воздух и медленно выдыхает. — В воздухе пахнет кровью. Так пахнет мой братец, когда течёт, — альфа мечтательно прикрывает веки. — Угадай, кто сейчас ебёт эту суку.

— Очередной клиент, — пожимает плечами Тао.

— Люди такие глупые, а ты, Тао, вообще разочаровываешь, — хмурится Хоуп. — Этот сучёныш сейчас под Чонгуком стонет. Не думаю, что чёрный волк проморгает течку своего истинного, пусть его хозяин и идиот.

— Ну, не может же человек быть истинным волку, — недоумевает Тао.

— Юнги может, — Хосок тянется к карману за сигаретами. — И если сегодня ночью он понесёт от волка, нам придётся действовать поживее. Мой братец должен умереть, я не могу позволить ему родить отродье, которое уничтожит весь мой труд последних лет. Поэтому завтра мы пересмотрим план — Юнги мне больше живым не нужен.

========== 18. ==========

Комментарий к 18.

Music больше именно для ВиМинов:

convolk - girl made me so sad; took a xan and recorded this

https://www.youtube.com/watch?v=OHeolCdyEvs

***

— Я ещё хочу, я ненавижу своё тело за это, — ноет сидящий на пушистом ковре на полу перед огромными диванами Юнги. Омега абсолютно голый, вокруг него обернулся чёрный волк, который, пока Мин жалуется на свою сущность, молча вылизывает его спину. Тут и там на ковре разбросаны пустые банки из-под колы, пакеты с чипсами и пара коробок пиццы.

— Уже почти неделя! — продолжает возмущаться Юнги. — Она вчера должна была закончиться, но блять, не заканчивается. — Мин поворачивается к волку и обхватывает ладонями его морду. — Ты вообще меня слушаешь?

Зверь недовольно фырчит, что его оторвали от такого интересного занятия, и головой толкает парня на ковёр, продолжает вылизывать, теперь уже шею и ключицы.

— Хочу тебя, прямо вот так, — загорается омега и даже поворачивается под волком на живот, подставляется. Зверь рычит на самовольство паренька, обхватывает клыками его шею, угрожает прокусить за такое поведение, но Юнги ещё больше виляет задницей и уже не просит, а требует взять его в обличии волка.

— Когда-нибудь я не выдержу, и тогда ты очень сильно о своей просьбе пожалеешь.

— Нет, — недовольно тянет Мин и снова принимает сидячее положение. — Я хотел волка! Зачем ты обернулся! — обиженно говорит омега и смотрит на сидящего рядом Чонгука.

— Затем, что, если я пойду у тебя на поводу, то я, как минимум, тебя порву, как максимум, убью, так что забудь, — альфа встаёт на ноги и, как есть голым, идёт к бару у стены.

— Я взрослый уже и могу сам принимать решения, — продолжает дуться Юнги.

— Ты сейчас не в себе, течка твой разум затмила, а потом ты сильно об этом пожалеешь.

— Бэ-бэ-бэ, — передразнивает наливающего себе виски альфу Мин.

— Как это по-взрослому, — улыбается Чон и, прислонившись к стойке, делает первый глоток. Юнги задерживает внимание на мощной груди, покрытой красивыми татуировками, спускает взгляд ниже, восторженно вздыхает на перекатывающиеся мышцы живота и нагло опускает глаза ещё ниже — облизывается и шумно сглатывает. Чонгук внимательно следит за омегой и по новой заводится от голодного взгляда парня.

— Хочешь? — альфа взглядом указывает на свой член и продолжает медленно пить любимый напиток.

— Не тебя, — фыркает Юнги и демонстративно поворачивает голову в сторону. — Я хочу его, а ты не разрешаешь.

— Ну, не меня, так не меня, — усмехается Чон и с бокалом в руке проходит к дивану. — Рука тебе в помощь.

— Вот и обойдусь, — насупившись заявляет омега и начинает катать по полу пустую банку, изображает, что ему не скучно.

Чонгуку очень хочется сорваться с дивана, схватить этого недовольного ребёнка и зажать в своих объятиях до хруста костей, но уступать альфа не любит.

Вот уже шесть дней, как ни один из них пентхаус не покидает. Чонгук повесил всё на отца и Тэхёна, выслал к Чимину своего человека, а Рену заявил, что у него слишком много дел. То, что единственное «дело» альфы — это брать омегу во всех мыслимых и немыслимых позах и во всех уголках квартиры — никому знать не обязательно. Чонгук не насыщается, его зверь не удовлетворяется — напротив, альфа всё больше и больше голодает. Каждая сцепка — это мириады звёзд перед глазами, это разрывающиеся планеты, и кровь в жилах густая, как карамель, каждый стон Юнги — это услада для ушей, его тело — капкан, из которого не хочется выбираться. Юнги уже с кровью Чонгука смешался, по венам течёт, давно и прочно внутри засел, но альфе мало. Он его с ума сводит, принципы меняет, жизнь вверх дном переворачивает — Чон всё равно ведётся, всё равно раз за разом в эти лисьи глаза падает, только прижимая его к себе, обо всём забывает, дыхание на двоих делит. Чонгук не помнит, когда и с кем он вёл себя настолько же оголодало, настолько же бесконтрольно, как с ним.

Юнги — это не просто секс, это нечто большее. Чонгуку ему отказывать невозможно — Юнги пушистыми ресницами взмахивает, а у Чонгука внутри Везувий просыпается, по коже огненной лавой стекает, дотла сжигает — этот омега единственный, на чьих ладонях Чонгук и в пепел превратиться готов. Чонгук за эти дни сотни раз умирал и возрождался с ним вновь, чтобы вновь умереть между самых соблазнительных ног этой вселенной. Юнги в своих желаниях ему не уступает. Секса у Юнги в последние месяцы хватало с головой, но это нечто другое. Юнги и сравнивать то особо не с чем, потому что все течки до этой он проводил с Хосоком, а там приятного было мало, даже несмотря на затуманенное сознание. Но с Чонгуком всё по-другому. Юнги скучает, даже когда альфа отлучается за доставкой или заходит в душ — именно поэтому и душ они эти дни принимают вместе. Юнги кажется, что если Чонгук выйдет за дверь спальни, то не вернётся, оставит его одного. Течка превращает мозги в желе, становится причиной колебания гормонов, и Юнги пусть и в секунды «нормальности» это всё понимает, но стоит Чонгуку пойти на кухню за колой, омега уже готов рыдать и биться головой об пол, лишь бы тот не задерживался. Юнги не в состоянии сейчас анализировать своё поведение и чувства, он оставляет всё это на потом. Сейчас, единственное, чего хочется — это вновь ощутить жар и тяжесть любимого тела. Мин больно прикусывает нижнюю губу, от накатившей очередной волны возбуждения и продолжает нагло пялиться на тело сидящего невдалеке альфы — он уже готов сдаться первым.