Вся сущность омеги всё нутро тянется к своему альфе, и пусть, они друг другу и не принадлежат, но сейчас даже для Шуги это слишком, он не сможет притворяться, не сможет лежать под кем-то другим, потому что он не просто хочет альфу, он хочет одного конкретного альфу. Юнги хочется плакать от своей беспомощности, он только пару дней назад услышал от Чонгука предложение быть его любовником и отказал, а сейчас как тряпка ноет и требует его. Шуга не позволит, он должен сопротивляться, даже, если придется против природы пойти. Шуга поедет к Малону, к Рону, уже похуй к кому, только не к Чонгуку, он не должен в сотый раз выиграть, не должен выйти правым: что Юнги без него не может. После душа Шуга хватает ключи и, как и есть в домашних штанах и растянутой футболке, спускается вниз к машине. Водить в таком состоянии нежелательно, но Малон живёт в двадцати минутах, и Шуга успеет. Пока окончательно не накрыло.
***
Чонгук заканчивает дела в первом часу ночи. Альфа выходит из вращающихся стеклянных дверей и, размяв плечи, полной грудью вдыхает ночной воздух. Вся расслабленность, умиротворённость тем, что тяжелый день, наконец-то, закончился, всё вмиг испаряется, когда Чонгук начинает медленно выдыхать воздух из лёгких. Альфа напрягается, судорожно осматривается по сторонам, его зверь весь подбирается, рычит так, будто к прыжку готовится, словно кругом опасность. Чонгук не понимает, откуда в нём внезапно такая паника заселяется, почему он на взводе, идёт медленными шагами к ожидающей его панамере и вновь вдыхает вмиг раскалённый воздух. Чонгук будто чувствует, как кислород насыщает кровь, как разносится с бешеной скоростью по венам-сосудам, но это не просто воздух, в воздухе пахнет кровью, и радужная оболочка глаз Чонгука сейчас такого же цвета.
Альфа садится за руль и почти, не соображая, заводит машину — зверь рвётся на свободу, требует его выпустить, а Чонгук пальцами в дорогую кожу на руле вжимается, которая под цепкой хваткой чуть ли по швам не расходится. Чонгук не опускает окна, напротив, почти не дышит, не позволяет отравленному воздуху внутрь просочиться, не понимает, что к чему, злится на себя, потому что не привык не находить ответы на свои вопросы, и тормозит прямо посереди трассы. Выходит из автомобиля, стягивает с себя пиджак, швыряет на сиденье и прислоняется к дверце. Прикрывает веки, а потом медленно втягивает в себя пыльный, провонявший бензином воздух автострады — и понимает. Среди всех этих запахов один волк чувствует ярче, этот запах идеально сплетается с чонгуковским, он для него способен затмить все остальные — запах Юнги. Чонгук утробно рычит и возвращается в автомобиль, проверяет телефон, но звонков нет. Чонгук к херам прикроет Роба и его ёбнутое заведение — потому что его омега течёт, долбанный воздух пропитан его запахом, а Чонгуку никто не звонил. Раз уже хищника к столу не пригласили, он сам поедет за добычей. Альфа звонит в Show Boys и узнаёт адрес Шуги.
Чонгук уже заворачивает в его квартал, когда, чуть не задев панамеру, оттуда вылетает хорошо знакомый мерседес. Чонгук разворачивается на ходу и едет за ним. Юнги замечает панамеру только, когда альфа подъезжает вплотную и начинает зажимать его, омега от неожиданности даже руль отпускает, но потом вновь в него цепляется и пытается увернуться. Чонгук не уступает, продолжает приближаться, и Юнги уверен, что ещё секунда, и альфа заденет его. Но течка и бурлящий в крови адреналин окончательно туманят рассудок, Юнги нажимает на тормоза, якобы паркуется, но стоит Чонгуку остановиться, давит на газ и вылетает вперед. Чонгук усмехается умному ходу и вновь срывается с места. Фора в пару минут позволяет Юнги бросить машину на мосту, на ней от Чонгука не скрыться. Юнги видит приближающиеся фары и бегом спускается на дорогу внизу, на машине альфа туда никогда не спустится. Шуга, не оглядываясь, бежит по пустой трассе обратно в сторону центра, решая спрятаться в первом же попавшимся магазинчике или аптеке, вот только омега не учитывает, что Чонгук его находит по запаху. Далеко убежать у Юнги не получается, спазм скручивает живот, и он чувствует, как намокают тонкие домашние штаны. Юнги опускается прямо на асфальт и, услышав за спиной рык, окончательно прощается с идеей сбежать. Омега оборачивается к стоящему в трёх метрах волку и шумно сглотнув, начинает ползти к нему, и похуй, что надо бы от него.
— Ненавижу тебя, — шепчет Юнги и обхватывает руками толстую шею, водит по шерсти ладонями в спешке, словно не успеет, тянет к себе прямо как в том сне, елозит взмокшей задницей по асфальту. Юнги столько времени проработал шлюхой, но таковой себя впервые именно сейчас чувствует, он готов сам себя предложить, чуть ли не воет от предвкушения.
— Хочу, умираю, хочу, ну же, — ноготками в толстую кожу вонзается, хнычет, сам на себе футболку разорвать пытается. Но волк делает резкое движение вперед, валит омегу на спину и заставляет смотреть в кровавое озеро в глазах напротив, в отражении которого Юнги видит, как собственное сознание машет ему платочком на прощание.
Юнги приходит в себя от пожирающего его огня, будто ему дали нахлебаться бензина, а потом подожгли — пламя сжирает омегу живьём. Юнги распахивает веки и понимает, почему так жарко — он лежит посередине огромной постели голый, вдавливаемый в мокрые простыни Чонгуком. Именно от альфы так жарко, Юнги прикладывает ладони на накаченную грудь, проводит по ней пальчиками и обжигается. У Чонгука кожа раскалённая, каждое прикосновение, и Юнги, как свеча, тает. Течка полностью затмила разум, выбила всю трезвость и заполнила каждую клетку желанием — огромным, нечеловеческим. Юнги будто в узлы завязан — их распутать только Чонгук может, только его руки, губы, кожа, тело — почувствовать его — цель жизни сейчас. Омега без него задыхается: Чонгука хочется везде, внутри сильнее всего. Юнги широко разводит ноги, выгибается, одним взглядом молит, но Чонгук не внемлет, приближается к лицу, касается языком дрожащих губ, лижет, пробует, пробуждает давно забытые-незабытые чувства. Юнги под ним словно лучшее лакомство, Чонгук смакует каждое мгновение, пусть крышу от текущего омеги рвёт на раз.
У Чонгука аж руки дрожат, так хочется в эти молочные бёдра когтями впиться, накинуть эти сводящие с ума ноги на плечи и засадить до упора, так чтобы омега захлёбывался в крике, чтобы умом тронулся, чтобы голос сорвал. Чонгук это тело почти полгода жаждет, горит, в пепел превращается, любые богатства за него отдать готов. Но Шуга всё ломался, всё задом перед лицом альфы крутил и цену набивал. Чонгук ждал этого момента, как второго пришествия, чтобы Шуга сам умолял, чтобы, как сейчас, сам ноги разводил, сам пальцы альфы в рот брал и так блядски сосал, сам приглашал. И Чонгук дождался. Он его из этой постели сутками не выпустит, выебет так, что Шуга не то, чтобы ходить не сможет, он о других клиентах думать забудет. Чонгук ему за каждого отомстит, накажет, каждый сантиметр тела оприходует, сотрёт с этой алебастровой кожи чужие опечатки, вытрахает из этой блондинистой головы всю дурь, навеки к себе привяжет, не выпустит. Волк Чонгука Шугу сожрёт, но больше никому не отдаст.
Этот запах, этот дурманящий аромат Чонгуку крышу сносит, он на грани висит, по тонкому лезвию ходит, клыки уже и так выпущены, когти матрас исполосовали, но в глазах Шуги страха ноль, там одно желание — бездонная блядская страсть, в которой Чонгук с головой тонет без шанса когда-то выплыть. Он когтями в нежные бока впивается, выше поднимается, приподнимает мальчишку, как ничего не весящую безвольную куклу, в алые губы впивается, сминает, терзает, уверен, что больно делает, но Шуга довольный. Омега, как котёнок, облизывается, сам к губам альфы тянется, сам его вылизывает, морщится, капризничает, коготки выпускает, всё царапается, всё трахнуть его требует.
Чонгук им сполна насладится, всё опробует, но медленно, растягивая, а пока он болючими поцелуями наслаждается, терзает губы, которые заставляли его просыпаться среди ночи с каменным стояком. Он кусает их, топит недовольный писк в голодном поцелуе, трахает языком рот омеги. Юнги в долгу не остаётся, смыкает зубы — если поцелуй кровавый, то кровь в нём обоих. Чонгук слизывает капли крови с чужих губ, душу из Юнги через поцелуй высасывает. Омега всё трётся о мощное тело, всё молит о члене внутри, простыни противно липнут к голой попе, а смазка всё вытекает, и Юнги готов уже скулить, чтобы Чонгук уже ему вставил, но альфа переворачивает его на живот и вдавливает лицом в подушку. Юнги пискнуть не успевает, как получает смачный шлепок по попе, а потом чувствует, как пальцы Чонгука скользят по ложбинке, как он собирает толчками вытекающую из него смазку, как вводит сразу два внутрь, как разводит их внутри, как с каждым движением пальцы внутри хлюпают. Юнги замыкает, он будто улетает, куда-то за границы сознания, за пределы вселенной, а ведь это пока просто пальцы, он трахает его ими, а омега уже готов кончить. Мин сильнее прогибается, приподнимает попу всё его имя шепчет, бьётся в агонии. Чонгук добавляет пальцы, Юнги уже не соображает, он уже успел кончить, елозит по постели на животе, Чонгук пальцы вынимает, снова шлепок, а потом кусает.
