В современном мире экономическое развитие без модернизации социальной сферы не имеет смысла. А модернизация социальной сферы, в свою очередь, невозможна без критической оценки и даже реорганизации основных социальных институтов. Часто говорят, что как в России, так и в Европе социальная инфраструктура стала слишком дорогой – настолько, что затраты на социальную сферу начали препятствовать эффективному и динамичному развитию экономики. Нас подводят к выводу: отказ от социального государства и демонтаж его элементов – это единственный способом двигаться вперед. Но возможно ли сокращение социальных программ без ущерба для человеческого капитала? Следует ли россиянам и европейцам идти на риск и лишать себя своего основного конкурентного преимущества, или же им следует пытаться сохранить то, что у них уже есть, повысив эффективность социального государства? Эти вопросы одинаково важны и для Европы, и для России, и поэтому именно в этой области нам следует искать точки соприкосновения между российской и европейской повестками дня в области модернизации.
Если высказанное предположение верно, то Россия и Европа должны приложить усилия к обеспечению взаимодействия и поиску путей повышения эффективности своего человеческого капитала. Это затронет широкий круг областей: от образования до здравоохранения и защиты окружающей среды. В то время как промышленное производство, возможно, будет переведено в Китай или Индонезию, а новые технологии будут тяготеть к Кремниевой долине или Бангалору, человеческий капитал, если им правильно распорядиться, останется главным конкурентным преимуществом Большой Европы, органичной частью которой Россия, несомненно, является.
Такое российско-европейское партнерство в области модернизации вполне возможно, несмотря на сохраняющиеся проблемы, которые уходят корнями во времена холодной войны. Нам следует вновь обратить внимание на концепцию «общих пространств», утвержденную Россией и Европой около десяти лет назад, поскольку, к сожалению, выполнение на практике дорожных карт по созданию этих «общих пространств» оказалось слишком сложным и неустойчивым процессом. Однако сам подход был правильный, и при наличии политической воли, желания и упорства с обеих сторон Европа и Россия непременно преодолели бы расхождения, которые все еще разделяют наш континент.
Европейцы имеют полное право критиковать Россию за несовершенства и недостатки нашей политической, судебной и экономической систем и методов. Но европейцам следует также быть осторожными и не подвергать эти системы остракизму. Мы все должны помнить, что Россия пережила глубинные изменения в экономической, социальной и политической сферах всего лишь 20 лет назад. Такие трансформации в национальной психологии, самоидентификации, политической культуре и социальном поведении требуют времени, и европейцы должны это понимать, особенно с учетом их собственного непростого опыта расширения ЕС.
Было бы контрпродуктивным предписать в качестве предварительного условия для сотрудничества с Россией юридические рамки и ждать, пока она «созреет». Россия, изолированная и подвергнутая остракизму, будет созревать медленнее, чем Россия, интегрированная в европейские институты. Так, присоединение России к Совету Европы привело к революционным изменениям в национальной тюремной системе, которая находится сегодня, при всех сохраняющихся недостатках, в гораздо лучшем состоянии, чем десять лет назад. То же происходит и когда российские компании выходят на европейские фондовые биржи: этот новый статус оказывает большое воздействие на корпоративное управление, социальную ответственность, политику в отношении миноритарных акционеров и т. д. Словом, следует активно поощрять большее, а не меньшее взаимодействие. И это взаимодействие должно охватывать как небольшие специализированные учреждения, так и крупнейшие европейские и атлантические организации.
Диалог и сотрудничество – наиболее эффективные средства установления взаимного доверия, без которого трудно представить себе реальное долгосрочное партнерство. Данное утверждение действительно прежде всего для наиболее чувствительных вопросов безопасности; постепенное вовлечение России в деятельность политических органов Североатлантического альянса могло бы сделать возможным построение в Евроатлантическом регионе сообщества неделимой безопасности. Трудно представить себе Россию в качестве полноправного члена НАТО, по крайней мере, в обозримом будущем, так как для этого существует слишком много структурных, технических и даже психологических препятствий. Политической же интеграции легче достичь, и это определенно принесло бы пользу обеим сторонам. В таком формате мы могли бы не только обсуждать такие проблемы, как будущее Афганистана, международный терроризм и нераспространение ядерного оружия, но могли бы также договариваться об определенных совместных инициативах и даже об общих стратегиях.
Институциональная интеграция России в евроатлантическое пространство потребует большой воли, значительных усилий и упорства. Но в наш век глобализации это единственно возможный выбор. Как много лет назад мудро заметил Жан Монне, «ничто не возможно без людей, ничто не долговечно без институтов». Будет интересно посмотреть, как идея Монне может быть применена к отношениям между Россией и Европой.
И. С. Иванов был министром иностранных дел России с 1998 по 2004 гг. В настоящее время он является президентом Российского совета по международным делам.
Европейские перспективы России[9]
В 1966 г. идея Шарля де Голля о Европе, «простирающейся от Атлантики до Урала» звучала провокационно. Сегодня Президент России Владимир Путин выдвинул еще более амбициозную цель – создание «общего рынка от Атлантики до Тихого океана».
В глобализационной гонке ставки высоки как для России, так и для Европы. Если Россия продолжит идти по пути превращения в страну, производящую исключительно сырье, она не только будет становиться все более уязвимой перед лицом колебаний мировых цен на энергоносители, но и ее научный, культурный и образовательный потенциал сократится еще больше, что в конечном счете лишит страну ее глобального влияния.
Если Европа, в свою очередь, окажется не в состоянии ответить на вызовы XXI в., ей грозят хроническая экономическая стагнация, усиление социальной напряженности и политическая нестабильность. Действительно, в условиях, когда промышленное производство перемещается в Восточную Азию, а инновационным центром остается Северная Америка, Европа рискует потерять свои позиции на наиболее привлекательных международных рынках. В результате может быть поставлена под сомнение целесообразность «европейского проекта» как такового.
Для того чтобы избежать такого развития событий, Россия и Европа должны определить сферы общих интересов и работать над выстраиванием взаимовыгодного партнерства в таких областях. Однако прежде чем заняться формированием такого партнерства, они должны преодолеть отрицательное восприятие друг друга.
Многие россияне не видят в Европе политического и экономического партнера, не говоря уж о том, чтобы считать ее союзником. На их взгляд, Европа уже проиграла битву за инновации и экономическое развитие и постепенно превращается в «музей промышленности». России, по их мнению, следует налаживать партнерство с более динамично развивающимися странами.
Многие европейцы, в свою очередь, считают, что, даже если в настоящее время партнерство с Россией и выгодно, в долгосрочной перспективе оно имело бы разрушительные последствия для европейской экономики и политики. Они утверждают, что для того чтобы обеспечить себе лидерские позиции и процветание, Европа должна ограничить свои связи с Россией настолько, насколько это возможно.
Об этом взаимном недоверии свидетельствуют продолжающиеся споры между Москвой и Европейский союзом. Россия обвиняет Европу в затягивании процесса либерализации визового режима, закрытии европейских потребительских рынков для российских энергетических компаний, разжигании антироссийских настроений в постсоветскую эпоху и даже в попытках вмешиваться во внутреннюю политику России.
