В комнате царила духота, и Август завернул рукава рубашки, открывая сотни черных меток, которые начинались у левого запястья и забирались вверх, к локтю, к плечу, а оттуда к ключицам и ребрам.

Сегодня ночью он насчитал четыреста двенадцать.

Август смахнул темные волосы со лба и прислушался к Генри и Эмили Флинн.

Они сидели на кухне и негромко беседовали – о нем, о городе, о перемирии.

А что будет, если он рухнет? Когда. Лео всегда говорил «когда».

Август не был свидетелем войны за территорию, вспыхнувшей после Феномена – лишь слыхал истории о тогдашнем кровопролитии. Но он видел страх, появлявшийся в глазах Флинна, когда разговор касался этой темы – что случалось все чаще и чаще. Лео, казалось, не беспокоился: он заявил, что Генри выиграл войну за территорию, и события, которые привели к перемирию, – их рук дело.

При желании они могут и повторить!

«А когда начнется, мы будем готовы», – сказал бы Лео.

«Нет, – мрачно буркнул бы Флинн, – никто не готов к такому».

Постепенно голоса в кухне стихли, и Август погрузился в оцепенение. Он зажмурился, ища покоя, но вскоре тишину нарушило отдаленное стаккато выстрелов, отдавшееся, как всегда, эхом в его черепе.

Этот звук раздирал тишину на клочки.

Все началось со взрыва.

Август повернулся на бок, вытащил из-под подушки плеер, нацепил наушники и нажал на «Пуск». Полилась классическая музыка, громкая, яркая и прекрасная, и он погрузился в нее, а в его сознании тем временем забродили числа.

Двенадцать. Шесть. Четыре.

Двенадцать лет минуло с момента зарождения Феномена, когда насилие обрело форму, а И-Сити распался.

Шесть лет прошло с того момента, как перемирие снова собрало его воедино – но уже не в один город, а в два.

Ну а четыре года назад настал час Августа.

Он, Август, очнулся в школьной столовой, огороженной полицейской лентой.

– Господи! – выдохнул кто-то, ухватив его за локоть.

– Откуда ты взялся? – воскликнул какой-то человек, после чего заорал: – Я нашел мальчишку!

Какая-то женщина присела, чтобы заглянуть ему в лицо, и Август понял, что она пытается заслонить от него нечто ужасное.

– Как твое имя, дружок?

Август тупо уставился на нее.

– Он, похоже, в шоке, – констатировал мужчина.

– Заберите его отсюда, – добавил кто-то еще.

Женщина взяла его за руки.

– Солнышко, пожалуйста, закрой глаза.

А затем он увидел, что было за ней. Черные полотнища, как метки на полу.

Первая симфония завершилась, и началась вторая. Август мог выделить каждое созвучие и ноту музыкального произведения, однако, сосредоточившись, он также был способен расслышать бормотание отца и шаги матери. И потому он сразу же расслышал писк мобильника Генри.

Спустя мгновение Генри понизил голос, но Август без труда разобрал все слова до единого.

– Когда? Вы уверены? – беспокойно затараторил Генри. – Когда ее зарегистрировали? Нет-нет, я рад, что вы мне сказали. О’кей. Да, я знаю. Я улажу проблему.

Разговор окончился, но возобновился вновь, хотя теперь Генри явно обращался к Лео.

Август не расслышал, что отвечал брат, но понял, что Генри и Лео обсуждали его.

Он резко сел, сдернув наушники.

– Дайте вы ему, что он хочет, – твердо произнес голос Лео. – Вы с ним обращаетесь как с домашним любимцем, а не как с сыном – а он ни то, ни другое. Мы солдаты, Флинн. Мы – священный огонь…

Август закатил глаза. Он ценил самоуверенность брата, но вполне мог обойтись без его праведности.

– И вы его подавляете.

Тут Август был согласен.

В диалог вступила Эмили:

– Мы пытаемся…

– Защитить его? – фыркнул Лео. – Когда перемирие рухнет, компаунд тоже долго не продержится.

– Мы не пошлем его на вражескую территорию.

– Вам представилась возможность. Шанс. Я лишь предлагаю вам его использовать.

– Риск…

– Не столь велик, если только он будет осторожен. А преимущество…

Августу стало тошно, и он вскочил на ноги, побеспокоив башню из книг. Почему о нем вечно судачат, как будто его тут нет?

Он опоздал: когда он распахнул дверь, Лео уже удалился.

Но отец протянул руку к двери, дескать, собирался постучаться, но не успел…

– Что случилось? – выпалил Август.

Генри не стал ничего скрывать.

– Ты прав, – вымолвил он. – Ты это заслужил. И думаю, я нашел способ тебе помочь.

Август расплылся в улыбке.

– В общем, я участвую! – удовлетворенно заявил он.

Нет, на такое Август не рассчитывал!

Школьная сумка валялась на кровати, вещи лежали на полу, ну а форма была тесной и неудобной. Эмили твердила, что это дань моде, но Августу уже мерещилось, что одежда пытается его задушить.

Костюм спецназовца Флинна был эластичным и предназначенным для боя, а форма Академии Колтона оказалась чудовищно жесткой. Рукава рубашки заканчивались ровно на запястье, и нижняя из черных меток на предплечье (их количество увеличилось до четырехсот восемнадцати) выглядывала всякий раз, как он сгибал локоть.

Август зарычал, яростно дернул рукав вниз и провел расческой по волосам. Темные кудри все равно упрямо падали на его светлые глаза, но следовало хотя бы попытаться…

Август выпрямился и поймал свой взгляд в зеркале, но отражение смотрело на него с такой безучастностью, что он втянул голову в плечи. У Лео, например, бесстрастное выражение лица воспринималось как уверенность. У Ильзы спокойствие читалось как безмятежность. Но Август выглядел безразличным. Он изучал Генри с Эмили и всех, кто попадался ему на пути, от кадетов ФТФ до грешников, старался запомнить, как их физиономии вспыхивают от радостного возбуждения, искажаются от гнева или вины. Он часами сидел перед зеркалом, тренируясь без остановки, хоть Лео и поглядывал на него крайне сурово.

– Ты даром тратишь время, – говорил брат.

Но Лео ошибался. Эти часы окупятся. Август моргнул – еще одно естественное действие, которое он ощущал как неестественное, нарочитое, – слегка нахмурился и произнес хорошо поставленным голосом:

– Меня зовут Фредди Галлахер.

Перед «Ф» получилась небольшая задержка, как будто слова царапали ему горло. Но разве это была ложь? Нет! Он просто позаимствовал имя «Фредди», оно казалось ему ничем не хуже «Августа».

Генри назвал его «Август», а теперь он, Август, выбрал для себя «Фредди». Странно как-то: оба имени принадлежали ему – и одновременно не принадлежали. Поэтому он повторял заученную фразу снова и снова, пока слова не слились воедино и не стали звучать как бессмыслица. Ну и пусть! Ведь правда – не то же самое, что факт, верно?

Он сглотнул и решил перейти к второму предложению, которое имело значение только для него.

– Я не…

Но у Августа запершило в горле, и он закашлялся.

«Я не монстр» – вот что он хотел сказать, но не сумел.

Он не нашел способа сделать это правдой.

– А ты красивый, – послышалось от двери.

Взгляд Августа сместился в сторону, и он увидел в зеркале свою сестру Ильзу.

Она прислонилась к дверному косяку и с улыбкой за ним наблюдала. Ильза была старше Августа, но выглядела как кукла. Ее белокурые волосы с розовыми прядями были собраны во встрепанное гнездо, а голубые глаза покраснели, как будто она не спала (что бывало редко).

– Красивый, – промурлыкала Ильза, закрывая дверь, – но какой-то грустный.

Она уже находилась в его комнате. Ее босые ноги легко скользили между книг, хотя она ни разу не посмотрела на пол.

– Разве ты не счастлив, братик? Что с тобой?

Действительно, ведь он так к этому стремился! Август всегда воображал себя спецназовцем, охраняющим Линию и защищающим Южный город.

Солдаты говорили о его брате с придыханием. Они, наверное, считали, что он бог, удерживающий завесу тьмы над землей. Его боялись. Его обожали. Август поправил воротник, и рукава в который раз задрались. Он одернул их за манжеты, а Ильза неожиданно обняла его за плечи. Август замер. Лео не жаловал подобные контакты, и Август не знал, что ему делать – слишком частые прикосновения страшили его, – но Ильза всегда была тактильной.