Лежу в поле. Смотрю в небо.

Ночь теплая. Воздух чистый.

Трава мягкая.

И в темноте не прячутся монстры.

«Как здорово», – подумала Кейт, и вдруг церковь схлопнулась, и в небо взметнулось множество угольков.

Вдали завыли сирены, и Кейт выпрямилась.

И понеслось…

Через минуту девчонки хлынули из спален наружу, а затем появилась мать Алисия в рясе. Огненное зарево пожара окрасило ее щеки в багровый оттенок. Кейт с удовольствием слушала, как почтенная пожилая монахиня сыпала крепкими ругательствами, пока не подоспели пожарные и вой сирен не заглушил остальные звуки.

И у католических школ есть предел терпения.

Час спустя Кейт сидела на заднем сиденье полицейского автомобиля – любезность со стороны Де-Мойна, – сложив руки в наручниках на коленях.

Они неслись сквозь ночь по северо-восточной границе Истины. Прощай, относительно мирная периферия, здравствуй, столица!

Когда коп прибавил скорость, Кейт поерзала на сиденье, пытаясь устроиться поудобнее. Чтобы пересечь Истину, требовалось трое суток, и, по расчетам Кейт, до столицы оставалось добрых четыре часа, но местный полицейский не мог проехать на своей развалюхе через эти места. Автомобиль не был особо укреплен: только металлическая обшивка да УФУ – ультрафиолетовое усиление.

Фары дальнего света изредка выхватывали из тьмы ломкие очертания складских построек.

Костяшки сжатых на руле пальцев полицейского побелели.

Кейт подумала, а не сказать ли ему, чтобы он не волновался: ведь окраины Истины относительно безопасны, поскольку никому из тварей, резвящихся в столице, не захочется тащиться через Пустошь, чтобы добраться до них. Да и незачем: возле И-Сити полно народа, которым можно подкрепиться.

Но коп злобно оглянулся на Кейт, и она решила: пусть трясется.

Она приложила здоровое ухо к кожаной обивке и уставилась в окно.

Дорога впереди была пустой, а ночь непроглядной, и Кейт таращилась на свое отражение в стекле. Странно, но она отчетливо различала светлые волосы, острый подбородок, карие глаза, – но не шрам в виде высыхающей слезинки в уголке глаза и не отметину, которая тянулась вдоль линии роста волос – от виска и до подбородка.

А от церкви Креста в Академии святой Агнессы остались лишь обугленные стены…

Растущая толпа девчонок в пижамах испуганно крестилась и ахала. Николь Тик, которой Кейт недавно сломала нос, самодовольно ухмыльнулась, дескать, хорошо, что Кейт получила по заслугам, хотя Кейт как раз и хотела, чтобы ее поймали.

Мать Алисия вознесла молитву за душу Кейт, когда ее повели прочь из школы.

Прощай, святая Агнесса!

Коп что-то проворчал, но слова рассыпались прежде, чем добрались до нее, и Кейт услышала лишь приглушенные звуки.

– Что? – переспросила Кейт, изображая безразличие, и оторвалась от спинки сиденья.

– Почти приехали, – буркнул полицейский.

Похоже, он рассердился из-за того, что его вынудили везти Кейт в такую даль, вместо того чтобы просто засунуть ее в камеру.

Промелькнул дорожный знак – «235 миль до И-Сити». Они приближались к Пустоши, буферу, лежащему между столицей и другими территориями Истины.

«Крепостной ров, – поняла Кейт, – со своим выводком монстров».

Здесь не было видимой границы, но ощущались некие изменения, как будто рядом была береговая линия, а за ней – океан.

Земля оставалась ровной, но постепенно превращалась в низину.

Последние городишки уступали место бесплодным пространствам, и мир казался пустым и пугающим.

Еще пара болезненно безмолвных миль – коп отказался включать радио, – и монотонность шоссе нарушила боковая дорога.

Патрульная машина свернула именно туда, колеса соскользнули с асфальта на гравий, и автомобиль со скрежетом затормозил.

Когда коп переключился на окаймление и УФУ-лампы образовали светящуюся дугу вокруг машины, в груди Кейт вспыхнуло предвкушение. Они не одни! На обочине возвышался транспортник на холостом ходу, единственными признаками жизни были его УФУ-ходовая часть да негромкий рокот мотора. Круг света от полицейской машины скользнул по тонированным окнам чужака и заблестел на металлическом переплетении, способном послать сто тысяч вольт во все, что подберется слишком близко.

Эту громадину, конечно, специально спроектировали для поездок по Пустоши – и пассажиры транспортника могли не бояться за свою жизнь.

Кейт улыбнулась столь же самодовольно, как и Николь у церкви – одними губами. Не радостная улыбка, но победная. Коп вылез наружу, распахнул дверцу и ухватил Кейт за локоть. Расстегнул ее наручники, ворча что-то про политиков и привилегии. Кейт потерла запястья.

– Я могу идти?

Коп насупился и скрестил руки на груди. Кейт сочла его жест за утвердительный ответ и двинулась к транспортнику, но неожиданно крутанулась на месте и протянула руку.

– У тебя – моя вещь, – сказала она.

Коп не шелохнулся.

Кейт сощурилась и щелкнула пальцами. Коп мельком покосился на рокочущую махину и выудил из кармана серебристую зажигалку.

Кейт цапнула гладкий металлический прямоугольник и направилась к транспортнику.

– Стерва! – прозвучало ей вслед: здоровое ухо Кейт отлично все уловило.

Но Кейт было наплевать на копа. Она забралась в автомобиль, плюхнулась на кожаное сиденье и прислушалась к шуму отъезжающей полицейской машины.

Водитель трепался по телефону. Он встретился с ней глазами в зеркале заднего вида.

– Да, я ее забрал. Ясно. Да, сейчас.

Он передал мобильник через переборку, и у Кейт, когда она взяла телефон и поднесла его к левому уху, участился пульс.

– Катерина. Оливия. Харкер.

Голос в трубке напоминал низкий раскат грома, от которого дрожит земля. Не громкий, но мощный тембр, требующий уважения и откровенного трепета.

Такие интонации сама Кейт отрабатывала уже много лет, однако сейчас она невольно поежилась.

– Привет, отец, – произнесла она, стараясь говорить небрежным тоном.

– Ты гордишься собой, Катерина?

Она изучающе взглянула на свои ногти.

– Более-менее.

– Святая Агнесса – шестое заведение, Катерина.

– Хм? – протянула Кейт, изображая рассеянность.

– Шесть школ. За пять лет.

– Монахини заявили – я могу делать, что захочу, если хорошенько подумаю. Или это были учителя в Вайлд-Приоре? Я начинаю терять нить…

– Довольно, – отчеканил отец, и Кейт как будто ударили по лицу. – Так продолжаться не может.

– Знаю, – процедила она, прилагая все усилия, чтобы быть правильной Кейт, той Кейт, которая хочет быть рядом с ним и заслуживает этого. Не девушкой, лежащей в поле, и не девчонкой, плачущей в машине за миг до аварии.

Той Кейт, которая не боится ничего. И никого. Даже его.

Теперь Кейт не смогла выдавить из себя заносчивую улыбку, но вообразила ее и удержала перед внутренним взором.

– Знаю, – повторила она. – И мне приходится придумывать номера, которые трудно замять. И дорого.

– Тогда почему…

– Ты в курсе, почему, па, – перебила его Кейт. – Ты понимаешь, чего я хочу.

Она услышала, как он выдохнул, и прислонила голову к кожаной спинке сиденья. Люк в потолке оказался открыт, и Кейт видела звезды, усеивающие ночное небо.

– Мне надо попасть домой.

«Все началось со взрыва».

Август прочитал эти слова в пятый раз, не вникая в смысл фразы. Он сидел у кухонного стола, одной рукой катал яблоко по кругу, а другой придерживал книгу про вселенную. Ночь плыла за окнами компаунда, закрытыми стальными ставнями, и Август чувствовал, как город надвигается на него сквозь стены. Он посмотрел на наручные часы. Манжет рубашки задрался, обнажая нижнюю из отметин. Из соседней комнаты донесся голос сестры, но реплика предназначалась не Августу. Ниже было еще девятнадцать этажей, и до Августа доносился многослойный шум голосов, ритм шагов, металлический щелчок заряжаемого оружия и тысячи других звуковых обрывков, образующих музыку компаунда Флинна.