Один из Донецка. Уже пропустил два раза подряд увольнение.

- Ты, что домой не поехал?

- Домой не могу. Приеду, посадят за стол, кормить меня станут. А там жене с ребятишками самим не хватает. Я лучше тут. Впроголодь.

После такой поездки пришел к Роднику другой ополченец - Железо:

- Отпустите уже. Поеду в Россию. В военный учебный центр. Профессию военную получу, - стоит он, сорокалетний мужик, темный, как цыган, с желтыми мозолистыми руками. Стоит и не может толком соврать.

- Бесперспективняк, Железяка, - в бороду бормочет Родник. - Гражданам Украины нет направления в российский военный центр. А еще решат, да и выдадут Украине. Найдутся добрые люди.

- Ну, может возьмут... - уже попался он на вранье.

- Скажи, - стою я в дверях, - научиться надо или из-за зарплаты?

В точку.

- Денег в семье нет. - Сдулся Железо. И сразу из великана сделался карликом. - Ехал из увольнения обратно в отряд, в автобусе затребовали билет. Полторы гривны. Кто раньше их за деньги считал?.. А сейчас и их нету. Нечем мне, говорю, заплатить. А кондуктор орет: "Платите!" А рядом еще смеются: "Вот тебе и Армия - ни копейки за душой нет"... Отпустите? Не в Россию. Домой.

Что тут скажешь бойцу? Когда правда по канату ходит, да милостыню собирает.

- Оставайся пока, Железяка, - не знает, что ответить Родник.

Железо остался.

Да не пожелали остаться другие.

Восстание "минометов":

Командир минометного взвода Кацо - длинная нескладная башня. Слово за слово, кулаком по столу, а где-то зацепился Кацо с командирами. Сидят, лают о нем в кабинете:

- Минометчик от бога! - За Кацо божится Японец.

- Дерьмо убого! - Собачит того Карабах.

- Казак из него говённый! - Сам пять минут в папахе Родник.

- Язык суконный! - Утверждает приговор Север.

Мы только переглядываемся с Ордой.

- Кому верить-то?

- Мне верь, - тыкает в себя пальцем старик. - Мне верь. Щука щуку жрет, костями давится...

И тут же - клизма, знай свое место! - сняли Кацо с командиров взводов.

Кацо ночь переваривал эту новость, а утром в отряде восстали все "минометы". Двадцать человек бросили вызов Северу:

- Давай зарплату! Не дашь - катитесь все к черту! Уходим домой. Полгода бесплатно воюем!

Успели сделать единственное - арестовали Кацо. Пока арестовывали, шумел: "Я сейчас нагреюсь, буду стрелять!" Забрали оружие - ручной пулемет, повели на подвал. Как привели, загудел: "Куда вы со своими пульками, без моих мин?" Открывают двери подвала, а там уж встречает его Беспредел.

- Ты, же в Россию уехал?

- Да... - отворачивает глаза Беспредел. - Поехал, да завернул в Макеевку на "Семерку" к Сочи, денег занять...

Где и провалился в "синюю яму", из неё сразу в подвал, а с подвала сюда в новый подвал - лечиться до полного протрезвления.

Кацо обезвредили, но нет денег бойцам, нет вообще ничего, и нечем гасить восстание.

- Строится, "Беркут"! - взбешенный выходит к отряду Север.

Мы стоим на снегу у казармы, поджимая в ботинках пальцы, - нищие неудачники, проигравшие в счастье. И ходит перед строем наш командир. Наш и не наш. Нет того Севера, что привез нас сюда. С тем навсегда рассчиталась удача.

- Мне такие бойцы не нужны. - Один против всех "минометов" стоит командир. Еще в гневе от того, что теряет, но уже осознавший неизбежность конца. - Если вы не хотите сражаться за свою землю - нам с вами не по пути!

Он думал, ударит в больное. В святое. Да вот проиграл.

- Работу уже подыскал...

- Семье обещал...

- Прости, командир... - полетели вразнос голоса.

Восстание кончилось. Нет больше в "Беркуте" "минометов". Север взял за душу лишь шестерых. Четырнадцать разбежались: совесть не голод - можно стерпеть.

Кацо отсидел в подвале несколько дней, был слух, что хотели его расстрелять, но после сам повинился, получил по решению Казачьего круга двадцать ударов нагайкой, и остался в строю, со своими минометами и с папахой.

Так, с передовой, что раньше скрепляла отряд, "Беркут" сел с разгона на мель. Попал в тыл, где всё зашаталось, и начало сыпаться. Не нужно стало ходить в наряды, смотреть за оружием, следить за "укропами", искать задачи разведке, и потянулись к стакану ослабленные бойцы. Дошло, что свой дом арестован судом, а сами - бродяги без паспорта, и взялись за бутыль сраженные командиры. И полетел в пропасть наш "Беркут", теряя перья...

Первой покатилась в запой разведка. Сели на нектар чертей оба ее командира, Ива да Арчи.

- Где? - на построении за двоих спросил Север Орду.

- Ранены из "подствольника", - сообщил тот понятно.

- Ты, что хлещешь там, Ванька? - сидит уже в комнате с Ивой и по имени называет его Орда.

- Напиток храбрецов! - трясет тот спиртом в литровой банке.

- Ты б в город вышел, на баб поглядел, может отпустит, - предлагаю я известный рецепт.

- Мне бабы до фени, - сознается Иван. - У меня только на жену встает, и когда я стреляю!

Но где-то познакомился Ива с местной девчонкой. Она, как защитника из России, вывела его в город, показала Донецк, какой-то музей и Донбасс-Арену. Вдобавок еще позвала в гости в ближайшее время. И вот к концу прогулки Ива совсем заскучал. Но тут же девку дернуло рассказать, что у неё дома пятьдесят литров сливового самогона. Ива, вернувшись в казарму, теперь каждое утро вставал в этим полтинником в голове:

- Она ж не за самогоном звала, для другого... А я-то за самогоном, - объяснял он нам, почему не в гостях.

- Пятьдесят литров! Сколь дней назад это было? - спрашивал сразу Орда.

- Шесть дней назад, - считал Ива.

- Сорок четыре литра осталось, - тоже считал Орда.

Ива покинул семью: жену и трех дочерей. Оставил им на жили-были машину: "Продайте, как станет невмоготу", да и сюда за новыми песнями. А жене: мол, на заработки. И вот прошло уж три месяца, в семье продали машину, жрёт всё ипотека, и скоро, если не разбогатеешь, возвращаться назад. Однажды дозвонилась жена: "Ну, что заработал? Когда уж вернешься?" И хоть телефон сразу в спирте топи. "Скоро вернусь. С миллионом... - замирает Иван с трубкой в руке. - Историй", - выдыхает он перегар.

- Мне б танк у "укропов" угнать. Продал бы Республике за немножко. Да, где теперь взять-то "укропов"? - по пьянке делится Ива больною мечтой.

- У самого тоска дома, еще и сюда покатился, - сижу я с ним рядом.

- Да, здесь-то важней, Ангара, - смотрит он в спирт голубыми глазами.

...Арчи ушел в запой молча, почти не появляясь из комнаты. "Болею..." - вставал он с кровати, когда напарник забывал закрыть двери.

- Порядок у себя наведи! - однажды ткнул ему Север за взвод.

Арчи собрал в классе разведку:

- Я не могу вами командовать по уставу. Вы все - добровольцы, - понял он, что не может приказывать.

- Тогда голосуем. - Встают его замы. - Кто за то, чтоб жить по уставу? Что слово Арчи - приказ!

И вся разведка ответила: да. И, выйдя из класса, покатилась дальше заглядывать в кружки...

...Разведчик Семен. "Горе-разведчик", как смеялся я с ним после засады. Собрался с Тулой, что с "Семерки", куда-то поближе к боям. Да тоже сорвалось. И тоже покатился с бутылкой... И вечно попадется кому-нибудь на глаза, и вечно вляпается в историю. Однажды, хлебнув, пришел до Японца:

- А можно, не вступая в казаки, папаху носить?

- Эти церемонии не обязательны, - спокойно объясняет казак. - Лишь бы, ты, в душе казаком был. И это не то, что объяснял Карабах.

Карабах в боевом настроении объяснил как-то суть звания "казака": "Казак умеет три вещи: воевать, водку жрать и баб драть! Умеешь - казак! Не умеешь - говно между пальцами!"

- Ему же не для души, - показываю я на Семена. - Ему надо пить, и нагайку не получать. Казаку по совести - нагайка за пьянку во весь хребет, а он вроде и пьян, и в папахе, а отлупит не за что - не казак.