И даже здорово, что вьюга:
Уютно греют ноги угги,
Шкворчит в сковороде картошка,
И сладко спит в лукошке кошка.
И над сонной землёю парить
Ты совсем потерялся в прозрачной тиши' межсезонья…
Отголоском любви,
Еле слышно, синица капелью звенит,
Словно плач загрустившей души по ушедшим резонам…
Если сможешь, лови
Ту звезду, что стремится в закатный зенит.
И в стотысячный раз пробеги цепкой памятью яркие склоны
Тех отрезков пути,
Где полз вверх или падал отчаянно вниз.
Где не видел ни зги, или свет источали святые иконы,
Где сумел ты пройти
И познать рампы свет и потёмки кулис.
А потом, оглянись и свали эту ношу, что давит нещадно,
Побреди наугад,
Вслед за всполохом в мраке рождённой зари.
Твой Асгард пусть взойдёт, защищая от брани площадной.
И научит искать берега,
И над сонной Землёю парить.
Признание в любви
Ты мой мини-Париж,
Как когда-то сказал о тебе Лихоносов,
Над Кубанью паришь,
Сентябрём вновь встречая нарядную осень…
Ты мой старый Шанхай -
Весь в убогих лачугах, как в драных галошах,
Не таящий греха -
Ведь знавал на веку времена и поплоше…
Я скучал по тебе,
Покидая надолго по собственной воле,
И ругал во злобе'
В дни, когда от тоски загибался и боли.
И твои тополя
Вдруг вставали во сне, чтоб не скис я от грусти…
И листву шевеля,
Южный ветер гулял в их вершинах до хруста.
А потом, возвратясь,
Упивался по полной твоим бабьим летом.
Словно пёс-сирота
Любовался осенним багровым рассветом.
Повзрослев, понял вдруг,
Что влюблён навсегда в этот город недаром -
В улиц утренних звук,
И друзей тесный круг, что зовут Краснодаром.
И ласточек опять высок полёт
Июльский дождь так скор и тороплив,
И так порывист в звуках и движеньях,
Доходит резко до изнеможенья,
В одно мгновенье всё, что нёс, пролив.
И нарочито громкий грозный бас
Способен напугать дитя и кошку -
Грохочет гром и злится понарошку,
Слезами в бликах молний серебрясь.
Ворча беззлобно, вскоре отползёт
Облезлым псом, промокшим и несчастным.
И вновь пали'т июль на небе ясном,
И ласточек опять высок полёт.
Певец земли родной
Наивен был, воспитывал людей,
В любовь им веру жаловал и верность.
Не трогали ни призрачность идей,
Ни пошлых обещаний безразмерность.
Когда дворцы из влажного песка
Волна смывала, рушил крепкий ветер,
Он новый символ яростно искал
Средь серых дюн в закатном бледном свете.
Когда вдали надежда и любовь
Цвели, а вера тлела сигаретой,
Жизнь обнажала острый ряд зубов
И приставляла к сердцу ствол "беретты".
Но он терпел и снова в пустоту
Кричал: "Любовь, надежда, правда, вера"…
