Сколько изумления было в его выражении лица… Видимо, мир для него пошатнулся. Я все понимаю, условности там, сохранение дистанции… Но какая, к черту, дистанция между нами?
Мастер так и не ответил ничего внятного.
Какой он у меня милый и забо-отливый… Уткнувшись лбом в парту, я прикрыла покрасневшие от умиления щеки ладонями.
========== Часть 7 ==========
Вечером я заглянул в кабинет - корпишь. Таблицу какую-то составляешь, сверяясь то с учебником, то с экраном ноутбука. Иногда чувствую себя трутнем - ты учишься, а я по полдня слоняюсь по квартире в ожидании моего чуда. Пока гипс не снимут, мы никуда не поедем. Я в который раз ощутил укол вины. Ну, как укол… Один раз меня “укололи” финкой под ребра слева. Вот так же колет моя вина перед тобой. И ревность.
- Включи свет. - Усмехнувшись, я щелкнул выключателем и отлепился от дверного косяка.
- Я с тобой посижу? - Сам иногда удивляюсь своей робости, но мне кажется, что ты меня до сих пор не простила.
Ты молча встала, уступая мне крутящееся кресло, а потом спокойно уселась ко мне на колени по-турецки. Откинувшись для удобства, я принял один наушник, поглаживая твою сгорбленную спинку. Слишком маленькая и хрупкая для нашей работы. И такая любимая. Обожаю тебя. Обожаю твои пальчики, тонкие мягкие губы и светло-карие глаза. Боготворю шелковистые русые волосы, становящиеся чуть светлее на кончиках. Не могу жить без твоего стройного тела и кроткой улыбки, когда ты так мило опускаешь взгляд, словно прячась за ресницами, теребишь в пальчиках подол футболки и чуть розовеешь. Мне в такие моменты хочется затискать тебя, задохнуться, наконец, в своей одуряющей нежности и умереть. Умереть, слыша твой тихий смех и сжимая тебя в объятиях. Я понял, что хочу умереть именно так, когда сволочи-америкосы бросили меня подыхать с двумя пулями в брюхе под пулеметным обстрелом. Тогда, скрючившись в три погибели за камнем, я под визг рикошетов осознал - черта с два я сдохну, не будучи уверенным в твоей безопасности. Лишь бы ты была жива. Лишь бы ты улыбалась.
- Почему вы так мало улыбаетесь? - В твоем голосе была легкая обида.
- Чтобы ты ценила. - Без обиняков признался я. - Чтобы радовалась каждой улыбке. - Прочитав в твоих глазах решимость повторять мое поведение, я запустил пальцы тебе в волосы с улыбкой. - Только ты улыбайся, когда тебе этого хочется. Потому что я помню и люблю каждую твою улыбку, каждый смешок. Я хочу видеть тебя счастливой рядом со мной.
Ради твоей улыбки я готов лбом пробить тоннель сквозь основание Эвереста. И за каждую твою слезинку я готов убивать. Я, осознав, что могу принять смерть чуть ли не в любой момент, хотел, чтобы ты не плакала, не тосковала. Не любила. Это были самые ужасные две недели в моей жизни. Я искренне верил, что ты не сможешь любить садиста и мучителя. И ошибался, черт подери. А теперь не могу угомонить собственную совесть.
- Матвей, - я вздрогнул - так непривычно и приятно слышать свое имя из твоих уст… - ты уснул, что ли?
- Задумался. - Я потер лоб.
- Ужинать будешь? - Решительным твердым жестом прочертив под линейку последнюю линию, ты захлопнула ноутбук и встала.
Вернее, хотела встать. Я ухватил тебя за талию и прижал к себе, целуя в шею.
- Пожалуй, - губы пересохли, в голосе отчетливо слышались хриплые нотки, - я буду тебя.
- Ну Матвей… - Застонала ты, а у меня аж в груди защемило. - У меня же пары завтра.
- Я хочу, - прошептал я тебе в ушко, - чтобы ты стонала мое имя.
Мои руки уже были под твоей футболкой, накрыли небольшие упругие груди и нежно сжали.
- М-м-м… - Ты откинула голову, прогибаясь и сводя с ума. - Хотя бы… - Ты попыталась перевести участившееся дыхание, податливо извиваясь в моих руках. - Пойдем в постель…
- Какой пошлый призыв из столь невинного ротика. - Ухмыльнулся я, стягивая резинку с твоих волос. - А не хочешь здесь?
Ты раскраснелась, то и дело облизывала губы, заставляя меня непроизвольно повторять этот жест.
- Но как? - Я приостановил ласки и усадил тебя верхом на свои бедра. - Ну не на-адо… - Твои пальчики зарылись мне в волосы, а я ласкал уже напряженные и очень милые розовенькие сосочки, постепенно становящиеся темнее от приливающей крови.
- Ну давай. - Я уже чисто символически уговаривал, зная - ты мне доверяешь, моему опыту, так что позволишь все.
Я так давно хочу тебя сверху, хочу, чтобы ты двигалась сама, так, как тебе нравится. А ты считаешь себя неуклюжей и боишься сделать что-то не так.
Ты стеснялась и зажималась, я старался помочь тебе двигаться, но в результате пришлось все брать в свои руки - усаживать тебя на край стола, заставлять лечь на столешницу и задавать свой темп. Ты выстанывала и шептала мое имя, заставляя забыть обо всем, затуманивая сознание, царапая мои плечи и дергая за волосы. Давай, лисенок, совсем чуть-чуть, ты близка… Нет, все же я достиг пика раньше, резко выходя и тихо взрыкивая.
Ты расслабленно замерла, жадно дыша ртом, а я, застегнув джинсы не разгибая спины, уткнулся лбом тебе в плечо. Кажется, тебе и не нужен оргазм - тебе словно хватает моего. А мне совестно оставлять тебя недоудовлетворенной.
- Принеси водички. - Сипло попросила ты.
Пришлось выпрямляться и на нетвердых ногах, натыкаясь на углы, тащиться к холодильнику. Напившись из горлышка “полторашки” по пути, я был встречен гневными воплями.
- Мне переписывать придется из-за тебя! - Ты гневно трясла тетрадью на кольцах.
Присмотревшись, я не сдержал смешок, за что был вынужден уворачиваться от летящего в меня и грозно шелестящего страницами учебника.
- Давай я перепишу. - Мирно предложил я, с улыбкой глядя на задумавшуюся милую мордашку.
- Да у тебя почерк не тот. - Вяло отмахнулась ты, с тяжелым вздохом садясь обратно в кресло.
Разгладила листок с мокрыми пятнами, с отвращением, как таракана, взяла ручку.
- Это у тебя почерк нечитаемый, у меня с каллиграфией проблем нет. - Я устроился на полу и стянул со стола ноут.
- Муштровали тебя, что ли? - Уже беззлобно проворчала ты.
Вздрогнув, я уткнулся в экран. Тебе не обязательно совсем знать, что я рос в детдоме. В начале девяностых нормальных воспитателей не осталось, и меня, тогда еще первоклассника, лупили по пальцам линейкой за некрасивые буквы. Когда меня в восемь лет забрал к себе жить мой мастер, я уже искренне и от всей души ненавидел всех взрослых. И мастера, ведь он тоже меня истязал и не слабо. А почерк до сих пор как в прописях…
========== Часть 8 ==========
Мастер резко вскинул голову, вздрогнув. Я даже глаза открывать не стала, не повернулась к нему. Знаю - виновато отведет взгляд и хрипловато скажет: “Спи, любимая.”
Отдышавшись, мужчина приподнялся на руках и лег с другой стороны, снова прижав меня к груди. Наша кровать стоит у стены, и он всегда поворачивается так, чтобы я оказалась между ним и бетонной перегородкой. Уж не знаю, что ему снится, но он потом целый день меня “пасет”, окружая заботой больше обычного. И он прекрасно знает, что я не сплю - сам научил меня спать чутко.
Разбудило меня шебуршение за спиной. Я сладко потянулась в теплых объятиях, радуясь, что можно еще немного поваляться, будильник еще не звенел…
- Черт побери! - Едва глянув на часы, я вскочила. Уже вторая пара началась… - А будильник?..
- Ты его вчера забыла завести. - Донесся сонный голос из-под подушки, пока я лихорадочно натягивала джинсы. - Да не мельтеши, спокойно иди к следующей.
Мысленно согласившись с этим предложением, я уже спокойно направилась в ванную - приводить себя в порядок.
Отхлебнув горячего крепкого кофе из кружки любимого, я поцеловала его в уголок губ и присела на корточки, завязывая шнурки кед. Полуобнаженный брюнет стоял в дверном проеме, прислонившись к косяку, то и дело делал глоток бодрящего напитка, лукаво прищурившись.
- Удачного дня, лисенок. - Махнув ладонью, я закрыла за собой дверь, на ходу застегивая молнию черной толстовки.
Мой мужчина очень вкусно варит кофе, между прочим. Надо было с собой кружку взять…