– Аляля! Аляля! – грозно откликнулось горное эхо. Сержант взмахнул кулачищем.

Вновь уловив «Муссолини», Уолтер слегка насторожился. Еще перед первым тостом договорились: о политике ни слова. Немцы, напротив, слушали с немалым удовольствием. Братцы из ларца даже пробовали подпевать.

Шестой в их компании – худой белокурый парень в полицейской форме – выглядел несколько испуганными. Даже голову в плечи втянул, как будто у костра не пели, а крепко ругались, причем именно в его адрес.

С этого молодого человека все и началось. Ларуссо вернулся к закату. Швейцарец «Кондор» с трудом, но вместил не только слегка позвякивающий груз, но и троих седоков. Кроме сержанта и Тони Курца приехал еще один страж порядка, представленный как Джованни Новента. Белокурый полицейский был молод и стеснителен, однако сразу же на хорошем немецком попросил называть его Иоганном. Сержант нахмурился, но возражать не стал.

На землю был постелен брезент и несколько одеял, а из недр кемпера появились два складных стула. На один были выставлены бутылки, второй же так и остался пустовать. Все предпочли разместиться на одеялах. Каждому достался глиняный стаканчик, тарелка и большой кусок еще теплого хлеба. Разливать пришлось доктору, у которого, по утверждению Тони и Андреаса, не глаз, а ватерпас.

Чуть в сторонке разложили костер. И из-за комаров, и просто так, для души.

На этот раз без граппы не обошлось. Вероятно, она и стала причиной того, что после второй порозовевший Иоганн попытался запеть. Неплохим тенором он начал выводить хорошо знакомую Уолтеру «Санта Лючию», но был тут же остановлен суровым сержантом. Как выяснилось, в новой, возродившейся Италии в ходу совсем другие песни.

Когда отзвучало эхо (Аляля! Аляля!), Никола Ларуссо со значением нахмурился.

– Вот что сейчас поет наша великая страна! А не всякие там неаполитанские завывания.

Иоганн Новента виновато потупился.

– А чем вам Неаполь-то не по душе, синьор сержант? – поразился Уолтер. Что такое Неаполь, он знал. Так называлась пиццерия на соседней улице, на одной из стен которой художник изобразил итальянский «сапог», обозначив искомый город большим красным кружком.

– Не по душе? – прогудел Ларуссо. – А потому не по душе, что настоящая Италия у нас, на севере. Здесь работают, воюют и творят. «Credere, obbedire, combattere!», – как говорит Дуче. А то, что южнее Рима, – наша Африка. Бездельники и banditto! «Санта Лючия»! Пфе!..

– Тогда настоящая Германия на юге, – рассудил Хинтерштойсер. – На севере – Пруссия. У нас в Баварии пруссаков всегда лупили. Как встретят в пивной – так сразу в торец!

Уолтер Перри невольно задумался. А если Теннесси вспомнить?

– …Все равно, несерьезно как-то, доктор, – не отставал Ларуссо. – Вы – человек солидный, с именем, я про вас в журнале читал. Прошлый раз вы приезжали рукописи в монастыре изучать. Это я понимаю, для людей ученых – дело нужное. А сейчас – Волчья Пасть. Байки и страшилки. Racconti, одним словом.

Отто Ган отставил в сторону очередную бутылку, бросил взгляд в темное ночное небо.

– А почему бы и нет? То, что говорит народ, тоже очень интересно. Легенда о Bocca del Lupo известна в нескольких странах. Теперь, благодаря фильму, – и во всем мире.

– Это где толстая фройляйн в ночной рубашке по горам бегает? – вспомнил Уолтер.

– Я передам ваш отзыв этой фройляйн, – улыбнулся немец. – Уверен, ей понравится. Но если серьезно… Хотите правду? Ничего в этой Волчьей Пасти интересного нет, согласен. Но совсем рядом есть пара пещер, которые я очень хочу обследовать. На пещеры деньги бы мне не дали, а на Bocca del Lupo – пришлось. Международное сотрудничество, престиж! Вот я и воспользовался.

– А нам потренироваться надо, – подхватил Хинтерштойсер. – На плацу некогда альпинизмом заниматься. Спасибо доктору, вытащил. Вольный воздух, скалы – и никакого начальства. Как хорошо! Правда, Тони?

Курц, от природы куда менее многословный, кивнул в ответ.

– А почему интересного нет? – вмешался белокурый Иоганн. – Свет действительно горит, я сам видел.

– Новента! – рявкнул сержант. – Иди хвороста в костер подложи!

– Но он горит! – парень встал, одернул рубашку. – Синьор Ларуссо, вы же помните, я рапорт составил. Начинается за четыре дня до полнолуния. Сначала просто вроде красной дымки, а перед полнолунием луч появляется. Как у прожектора, только побольше…

Сержант застонал и показал подчиненному кулак. Тот понял и исчез.

– Горит… Любопытно! Про красный луч писали в старых хрониках, – задумчиво проговорил доктор. – Если так, значит, землетрясение действительно разрушило стену. Синьор сержант, а почему это приказано скрывать?

Никола Ларуссо пожал крепкими плечами.

– А мне откуда знать? Велено пресекать и не распространять. Кажется мне, доктор, что синьоры из Рима первые хотят пещеру осмотреть. А то получится, что все сливки, уж извините, синьоры, иностранцам достанутся.

– Но подниматься нам прямо не запретили, – рассудил Отто Ган.

– А мы и не будем подниматься, – подхватил неунывающий Хинтерштойсер. – Мы тренировку проведем.

Курц согласно кивнул.

– Завтра с утра. Там ничего сложного. Всего один подъем, обычное положилово, грести не придется. Мы с Андреасом сбегаем, поглядим, какие там хапалы и какие мизера. Наметим точки страховки, крюки вобьем. И насчет веревки прикинем, вдруг там жумарить надо? А потом вернемся, отдохнем и вместе замочалим.

– Да, ерунда, это не по отрицательной сыпухе дюльферять, – махнул рукой Андреас[30].

Все с уважением поглядели на специалистов. Доктор взял рюмку, остальные охотно последовали его примеру.

– А можно мы тост скажем? – спросил Хинтерштойсер.

Никто не возразил. Скалолаз, внезапно став серьезным, поднял к небу кулак.

– За трех прекрасных дам. За Гору! За Удачу…

– …И за ту, что каждого из нас ждет дома! – подхватил Курц.

Уолтер сделал шаг, другой, притопнул левой, затем правой.

– Подпрыгните, – посоветовал доктор Ган.

Подпрыгнул, потом еще раз.

– Годится. А то я боялся, что великоваты.

Горные ботинки – самое сложное в экипировке. Старая, времен службы в Техасе, гимнастерка и брюки, тоже армейские, пилотка со снятой эмблемой. Со стороны – дезертир дезертиром.

– Запечатлеть? – доктор кивнул на фотоаппарат.

– Конечно! – спохватился молодой человек. – А то еще не поверят.

Пленку он зарядил в Нью-Йорке, но снимать пока что было нечего. На борту «Олимпии» он бы, конечно, развернулся, но аппарат пришлось сдать в багаж вместе с прочим «железом».

– Улыбочку! – Отто прицелился… Щелчок!

Снято.

Андреас и Тони ушли на гору сразу после завтрака. Доктор и американец, оставшись в резерве, принялись не спеша готовиться. Время от времени кто-то из них брал бинокль, но толком ничего разглядеть не удавалось. Две маленькие фигурки на тропе – исчезли, снова появились. Вот они у подножия скалы. Пропали… Один начал подниматься, остановился. Вниз… Снова вверх.