Он уже переступил порог, когда Фуке остановил его:

– Прошу вас оказать мне еще один знак вашего расположения.

– Пожалуйста, монсеньер.

– Господина д’Эрбле! Дайте мне повидать господина д’Эрбле!

– Я постараюсь привести вам его.

Д’Артаньян не думал, что ему так легко удастся выполнить это обещание.

Как мы уже сказали, он подошел к двери спальни короля и постучал. Дверь открылась. Капитан мог подумать, что сам король открывает ему. Это предположение было вполне вероятно ввиду того волнения, в котором накануне оставил мушкетер Людовика XIV. Но вместо короля, которого он собирался почтительно приветствовать, д’Артаньян увидел худое бесстрастное лицо Арамиса. От удивления он едва не вскрикнул.

– Арамис! – проговорил он.

– Здравствуйте, дорогой д’Артаньян, – холодно приветствовал его прелат.

– Вы… здесь? – пробормотал мушкетер.

– Король просит вам передать, что еще почивает после такой утомительной ночи.

– Ах! – произнес д’Артаньян, который никак не мог понять, каким образом ванский епископ за шесть часов превратился в самого могущественного фаворита, который когда-либо бывал у короля. Ведь для того, чтобы служить посредником между Людовиком XIV и его слугами, для того, чтобы приказывать его именем, находясь в двух шагах от него, надо было стать чем-то большим, чем когда-либо был Ришелье для Людовика XIII.

Выразительный взгляд д’Артаньяна, открытый от удивления рот и взъерошенные усы самым красноречивым образом поведали об этом новому фавориту, который, однако, нисколько не смутился.

– Кроме того, – продолжал епископ, – будьте любезны, господин капитан мушкетеров, допустить лиц, имеющих на это право, только к позднему утреннему приему. Его величество желает еще почивать.

– Но, господин епископ, – отвечал д’Артаньян, готовый возмутиться и высказать подозрения, которые ему внушало молчание короля, – его величество велел мне явиться на прием сегодня утром.

– Отложим, отложим, – раздался из глубины алькова голос короля, заставивший д’Артаньяна вздрогнуть.

Он поклонился, потрясенный и остолбеневший от улыбки, которой одарил его Арамис, как только король произнес эти слова.

– А чтобы получить ответ на то, за чем вы пришли к королю, дорогой д’Артаньян, – продолжал епископ, – вот вам приказ, с которым вы тотчас же ознакомитесь. Это приказ относительно господина Фуке.

Д’Артаньян взял приказ, который ему протянул епископ.

– Освободить? – пробормотал он. – Вот оно что! – протянул он понимающим тоном.

Приказ объяснял ему присутствие Арамиса у короля; видимо, Арамис в большой милости у короля, если ему удалось добиться освобождения господина Фуке; эта же милость объясняла невероятную самоуверенность, с которой господин д’Эрбле отдавал приказания именем короля.

Д’Артаньяну достаточно было понять хоть что-нибудь, чтобы понять все. Он поклонился и сделал два шага по направлению к выходу.

– Я иду с вами, – сказал епископ.

– Куда?

– К господину Фуке, я хочу насладиться его радостью.

– Ах, Арамис! Как же вы меня удивили только что!

– Но теперь вы все понимаете?

– Еще бы, конечно! – громко сказал д’Артаньян. А про себя прошептал: «Ничего я не понимаю! Но все равно, раз есть приказ – все остальное неважно».

Потом любезно произнес:

– Прошу вас, идите вперед, монсеньер.

Д’Артаньян повел Арамиса к Фуке.

Фуке с нетерпением ждал д’Артаньяна. Он отказался принять нескольких своих друзей и слуг, пришедших к его двери раньше начала обычного приема. У каждого из них, умалчивая об опасности, нависшей над ним, он спрашивал одно: где можно найти Арамиса?

Когда же он увидел, наконец, д’Артаньяна и идущего за ним ванского епископа, его радость была огромна: она сравнялась с его беспокойством. Увидеть Арамиса было для суперинтенданта некоторым успокоением за несчастье ареста.

Прелат был молчалив и серьезен; д’Артаньян был потрясен немыслимым числом всех этих невероятных происшествий.

– Итак, капитан, благодаря вам я имею счастье видеть господина д’Эрбле?

– И еще нечто лучшее, монсеньер.

– Что же?

– Свободу.

– Я свободен?

– Свободны! Это приказ короля.

Фуке взял себя в руки, потом вопросительно взглянул на Арамиса.

– О да, благодарите господина ванского епископа, так как именно ему вы обязаны тем, что король переменил свое решение, – сказал д’Артаньян.

– О! – воскликнул Фуке, скорее униженный этой услугой, чем благодарный за успех.

– Монсеньер, – продолжал д’Артаньян, обращаясь к Арамису, – вы покровительствуете господину Фуке. Не сделаете ли вы что-нибудь и для меня?

– Все, что вы захотите, мой друг, – отвечал епископ спокойным голосом.

– У меня только один вопрос, и я буду удовлетворен вашим ответом. Каким образом вы стали фаворитом короля, ведь вы говорили с ним не больше двух раз за всю вашу жизнь?

– От такого друга, как вы, ничего не скрывают.

– Поделитесь же, прошу вас.

– Вы думаете, что я видел короля два раза, в действительности я видел его больше ста раз. Только мы это скрывали, вот и все.

И, не придавая значения тому, как вспыхнул д’Артаньян от этого признания, Арамис повернулся к господину Фуке, который был столь же удивлен, как мушкетер.

– Монсеньер, – сказал он, – король просил меня сообщить вам, что он больше чем когда-либо ваш друг и что ваш прекрасный и так щедро устроенный для него праздник тронул его сердце.

После этой фразы он так церемонно поклонился господину Фуке, что тот, будучи не в силах понять подобную тонкую дипломатию, так и застыл на месте без голоса, без мысли и без движения.

Д’Артаньян понял, что им надо о чем-то поговорить, и хотел уйти, как того требует вежливость, которая в таких случаях гонит человека к двери, но его страстное, подстрекаемое столькими тайнами любопытство посоветовало ему остаться.

Однако Арамис ласково обратился к нему:

– Друг мой, вы помните приказ короля, отменяющий сегодняшний утренний малый прием?

Сказано было достаточно ясно. Мушкетер понял; он поклонился господину Фуке, затем, с оттенком иронического почтения, поклонился Арамису и вышел.

Господин Фуке, едва дождавшийся этого момента, бросился к двери, чтобы запереть ее, потом подошел к епископу и сказал:

– Дорогой д’Эрбле, мне кажется, пришло время объяснить мне, что происходит. По правде сказать, я ничего не понимаю.

– Я сейчас все вам объясню, – сказал Арамис, садясь и усаживая господина Фуке. – С чего начинать?

– Прежде всего скажите, почему король приказал меня освободить?

– Скорее, вы должны были бы спросить, почему он приказал вас арестовать.

– Со времени ареста у меня было время об этом подумать, и мне кажется, что здесь дело в зависти. Мой праздник вызвал раздражение господина Кольбера, и он что-то затеял против меня. Может быть, поставил мне в вину Бель-Иль?

– Нет, речь шла не о Бель-Иле.

– О чем же?

– Помните расписку на тринадцать миллионов, которую выкрали у вас по поручению Мазарини?

– О да! И что же?

– Вас объявили вором.

– Боже мой!

– Это не все. Помните о письме, которое вы написали мадемуазель Лавальер?

– Увы, помню!

– На этом основании вы объявлены предателем и совратителем.

– Тогда почему же я прощен?

– Не спешите, мы сейчас дойдем до этого. Вы должны понять суть дела. Заметьте следующее: король считает вас растратчиком. О, я отлично знаю, что вы ничего не растратили, но король не видел расписок и, следовательно, не может не считать вас преступником.

– Простите, я не вижу…

– Сейчас увидите. Король, прочтя ваше любовное письмо с предложениями, сделанными вами Лавальер, больше не сомневается относительно ваших намерений, касающихся этой красотки.

– Разумеется. Но где же вывод?

– Я подхожу к нему. Значит, король навеки ваш неумолимый враг, не так ли?