– Жора! – раздалось за стенкой. – Знаешь, ты кто? Ты даже не сукин сын, твою мать! Я не знаю, кто ты после этого!
Левин что-то ответил.
– Да продай ты эту плитку! – кричал Краматорский. – А мне денег дай. Мне надо, понимаешь ты или нет?
Снова пауза.
– А ты помнишь, с чего мы начинали? – продолжает Паша. – Ты помнишь, зачем нам вся эта шарашка была нужна? Чтобы ты, скотина, тут всяким барахлом торговал?
Я включил компьютер с помощью кнопки на полуразобранном системном блоке. На старом мониторе с севшей трубкой отобразились блёклые цифры, изображающие тест памяти.
– Да какие клиенты? – заорал Краматорский. – Если они денег не платят, то на хрен они нужны?
Раздался скрежет, потом на экране появилось сообщение, что винчестер не найден. Мне это надоело. Я выключил компьютер и направился к выходу. Я, конечно, мог потратить ещё пару часов и собрать из этого мусора пару работающих машин, но никаких серьёзных программ они бы всё равно не потянули, а чтобы оборудовать класс из десяти компов, как мечталось Левину, и речи быть не могло. Я должен был ему это объяснить, но не сейчас.
Я вышел из класса, запер дверь и не спеша пошёл к лестнице. В этот момент из офиса вырвался Краматорский с криком «Жора, ты мудак!»
Красный, злой, он метнулся мимо меня вниз, затем остановился, обернулся и спросил:
– Ты куда?
– Домой, – ответил я.
– К метро? Пошли вместе.
– Пошли.
Мы вышли из здания. Я уловил от Паши лёгкий запах алкоголя.
– Как у тебя дела? – спросил он после некоторой паузы.
– Нормально, – ответил я. – Вот класс делаю компьютерный. Для школы.
– Для какой школы? А… На фига тебе это надо?
– Мне?
Паша качнул где-то вверху своей угловатой головой:
– Чего ты не отказался?
– Я отказался сначала. Он мне двадцать долларов дал. Как аванс.
– Вот сука, – Паша посмотрел на меня. Взгляд был мутноватый. – Ладно, извини.
Смеркалось. Похоже, я засиделся на работе слишком долго. Мы приближались к метро.
– Знаешь, – сказал я, – а Элемент, между прочим, заработал. Помнишь, мы же хотели, чтобы он ответы на вопросы искал? Ищет.
– Да? – Паша вроде бы слушал, но мысли его были далеко.
– Я тут писал ему задания на русском языке. Типа «Кто такой далай-лама?». Находил, и ответы были грамотные, без ошибок. Только долго очень. Минут пятнадцать. Его бы на машину побыстрее.
– Ну, не бог весть какое достижение – искать инфу в Интернете, – пробормотал Краматорский.
– Это да, – согласился я. – Но он ведь не просто ищет. У него отношение своё к ней есть. И…
Я хотел что-то добавить, но запутался в мыслях и замолчал.
– Ты выпить не хочешь? – спросил Паша.
– Нет, – ответил я.
– Можно, я пива возьму?
– Как хочешь, – я пожал плечами. – Только на улице же нельзя.
– Да пофиг.
Он зашёл в магазинчик неподалёку от метро, а я остался снаружи.
«И правда, – подумал я. – Зачем я согласился на эту школу? Завтра скажу Левину, что не буду вести. А аванс пусть в счёт зарплаты считается».
Паша буквально вывалился из магазина с уже открытой бутылкой «Балтики» в руке. Мы встали с ним между магазинчиками.
– Ты знаешь, что я сейчас придумал? – сказал он, отхлёбывая пиво. – Я поеду жить в Аргентину. Или в Голландию, ещё не решил. Не одобряешь?
– Да нет, почему… Я бы и сам уехал, только куда? И делать там чего?
– Я буду веломобили строить. Сначала открою мастерскую. Экологичный транспорт, дешёвый, топлива не надо.
– Хм, – сказал я. – Наверняка уже многие делают. Почему у тебя будут покупать?
– А у меня не такие будут веломобили, как у всех, – Паша на секунду задумался и отпил ещё пива. – У меня они большие будут, мощные, с багажниками гигантскими, и скорость приличная. Как настоящие машины. Те, которые сейчас – ерунда, они только на мускульной силе работают.
– Так поэтому и веломобиль же, – не понял я.
– Ну да, – кивнул Паша. – Только в человеке больше энергии на самом деле. Вот посчитай. Масса умножить на скорость света в квадрате…
– Э, – я засмеялся. – Ты что, водителя аннигилировать собрался?
– Ну, брат, – Паша развёл руками, чуть не расплескав остатки своего пойла. – Ради хорошего дела почему бы и нет?
Он допил пиво, и мы двинулись к метро.
– А ещё вот я не понимаю, – продолжил он. – Вот «Газпром», например. Зачем он?
– «Газпром»? – не понял я. – Ну, это…
– Нет, ну, я понимаю, – сказал Паша, – что они газ продают, чтобы деньги зарабатывать. А покупают-то этот газ зачем? Вот у меня, к примеру, когда пива выпью или какую-нибудь ерунду съем, тоже газы.
– Так это не те газы… – сказал я, но Паша меня не слушал. Его взгляд был уставлен в пустоту, словно меня не было.
– Вот поставить миллион человек в ряд, заставить всех пердеть – тот же «Газпром» получится, – сказал он, потом споткнулся о гребёнку эскалатора, словно очнулся и снова заметил меня.
– А тебе куда, я забыл? – спросил он, потерев лоб.
– «Кунцевская».
– Ну, значит по кольцу нам по пути.
Мы спустились, дождались поезда, вошли. Паша повис на поручне, наклонившись надо мной.
– Как у тебя на личном фронте? – поинтересовался он.
– Да нормально, – ответил я. – То есть никак.
– Жениться тебе пора, – сказал Паша.
– Зачем?
– Ну, это ты сам для себя решай, зачем. Извините, – Паша нечаянно стукнул локтем по макушке стоящую рядом женщину в берете. – А я тут с такой девушкой познакомился, – продолжил Паша. – Модель. Но при этом умная. Из хорошей семьи.
Поезд закрыл двери и начал набирать скорость. Стало шумно. Я плохо разбирал, что Паша говорит. До меня долетали только обрывки.
– Хочу съездить… Как раз чтобы место найти… Ты не подумай, она не как Катька… Всерьёз… Левин – скотина… А раньше как пел… Мне сразу не понравилось. Сначала учредители это левые… Заказы… Потом тестирование… Студентов тупых за копейки… Вчера зашёл… Плиткой весь кабинет заставлен.
Поезд подъезжал к «Краснопресненской», замедляя ход.
– Что за плитка? – спросил я.
– Да хер его знает, – ответил Краматорский. – Что-то всё мутит. Партию купил, партию продал. Есть у него деньги, точно знаю. Врёт он, что клиенты зажали. Сам копит или тратит на что.
Поезд снова тронулся. Опять стало плохо слышно.
– Уйду я, – говорил Паша. – Только стрясти бы… Съездить… Она знаешь какая…
– Слушай, – сказал я, – мне выходить сейчас.
– Может, выпить пойдём куда? – прокричал Паша, наклонившись к самому моему уху.
Я замотал головой.
– Не, не могу. Пока.
– Пока, – голова Паши покачивалась наверху, возле поручня. Он стоял в неуклюжей позе, обвиснув, словно мешок, глаза были сонные и блестящие.
Я вышел из вагона с тяжёлым чувством, будто бросал его в беде. Навстречу мне по переходу шли люди. Девушка с ярко накрашенными выпяченными губами пёрла напролом через толпу, задевая всех уродливой сумочкой. Старушка с маленьким сморщенным подбородком ковыляла, опираясь на замотанную изолентой палочку на трёх ножках. Мужчина зигзагами шёл по тоннелю, на ходу читая сложенную в небольшой прямоугольник газету. Он держал её с отвращением, словно брезговал бумагой.
Я ловлю себя на мысли, что не вижу ни одного счастливого лица. Все синие, недовольные, злые. Стоп, почему синие? Я понимаю, что иду по улице, не заметив, как выпрыгнул вновь из той, другой жизни. Но тут же напоминает о себе простуда. В носу чешется. Я громко чихаю в спешно расступающуюся впереди толпу. Они – расплывчатые. Они что-то недовольно говорят и морщат носы. Я мёрзну. Вечер. Белорусского вокзала не видно. Не представляю, где нахожусь. Правда, теперь я знаю, что живу где-то в районе «Кунцевской». Но туда ещё надо суметь добраться. Во-первых, мне трудно сориентироваться в синем расплывчатом мире. Во-вторых, за короткие фрагменты жизни между провалами в прошлое я мало что успеваю сообразить и сделать. В-третьих, мне, кажется, не хватит мелочи даже на одну поездку на метро. В-четвёртых, мне плохо. Я хочу лечь. Скамейка.