– Сцена. – Потому что и сама Жизнь – это Сцена. – Что и написал Шекспир, заменив реальный Итальянский лес в пьесе Два Веронца про Италию – английским Шервудским, чтобы Пушкин мог сказать в лицо царю правду.

Ибо не Шервудский вместо Итальянского, а Шервудский в:

– Роли Итальянского, – как и Пушкин говорит царю правду, но только в Роли Царя говорит царю в Роли Пушкина. И, как говорится в фильме Иван Васильевич меняет профессию:

– Вот что творит крест животворящий.

Четвертая Ошибка Шекспира. Протей спел песню о любви любимой девушке Валентина Сильвии, дочери Миланского герцога, не предупредив своего друга Валентина об этом заранее, как это обычно делается в приличном советском обществе, когда Марк Бернес пел песни – и не только на рояле – любимой девушке Бориса Андреева Вере Шершневой в фильме Два Бойца. А просто и сразу:

– Я пришел к тебе с приветом, рассказать, что солнце уже встало и пора разбегаться по домам.

– Хулихган, одним словом. – Потом, правда, извинился, мол, я не знал, что вы такие дураки. – Ибо:

– Как иначе Протей мог сказать правду, чтобы она была настоящая, следовательно, без приставки:

– Бы. – И сказал именно, как сказал Валентин, а не Как Бы сказал Валентин.

Разница? А разница именно в том, что Мир Нового Завета, который создал Иисус Христос – это именно и есть реальный мир, а не наоборот:

– С позиции Ветхого Завета мир КАК БЫ возможный, но, друзьям мои, как сказал бы Владимир Этуш в роли Ивана Грозного в фильме Иван Васильевич меняет профессию:

– Только в теории.

Разница, следовательно, между Новым Заветом и Ветхим Заветом очевидна, показана Пушкиным и Шекспиром, как разница между Театром и просто научной, одномерной Статьей, где подается:

– Всё и сразу, – в пьесе, наоборот, разложено на две части, на Сцену и Зрительный Зал.

В чем принципиальная разница, почему и на сцене не сказать всё и сразу по-честному, – как сейчас требуют Борис Парамонов и Иван Толстой? Кто за Всемирный Потом, а кто только за его Медного Всадника.

Но, что значит, сказать всё сразу? А это и значит именно то, что происходит сейчас:

– Есть инструкция Эм-Культа, и:

– И этого достаточно! – А они, эти Гей-Зеры и Ман, и Тан и другие полуголые ХГохгольные центрумы их почему – и видимо нарочно – не выполняют, и не выполняют, хоть им кол на голове теши.

Причина одна, так сказать, и единственная:

– В Статье – будь она хоть самая научная, как и в стихийном бедствии Бориса Парамонова и Ивана Толстова нет этого, как его:

– Человека, – хомо, нашего любимого, сапиенса. – Вот и вся разница, зачем старались Вильям Шекспир и Александр Пушкин, за Человека вели битву великую, за его вечное существование. Как:

– Иисус Христос.

Как и сказал Пастернак в роли Высоцкого, или наоборот:

– Гул затих – Я – вышел на подмостки.

Поэтому нет никаких мистификаций ни у Шекспира, ни у Пушкина, а просто утверждается и утверждается:

– Человек – непременный участник соревнований жизни.

Поэтому получается всё наоборот не Пушкин не признает закон и хочет буйной стихии, а Эм-Культ не признает закон и, следовательно, он и есть эта стихия, а не поэт, не театр. А так получается именно по Ле:

– Гегель неправ, но надо только поставить его на голову – тогда уже, да, будет всё в порядке.

И сейчас в этой передаче Мифы и Репутации именно и делается эта попытка:

– Еще раз поставить все фишки нормально: на голову. – И хорошо хоть, что не через х.

И, как говорится, неужели до сих незаметно, там, где до сих пор пытаются наводить порядок, не стихию укрощают, а именно начинается:

– Стихийное бедствие, ась? – И, как правило:

– То в Африке, то в России.

Как сказал Гете:

– Суха теория, мой друг, а древо жизни тем не менее:

– Пышно зеленеет, – но не добавил, видимо, решил и так догадаюцца:

– Только благодаря тому, что Человек – это не только: дальше Пушкин:

– Сие благородное животное, – но лошадь, даже осел, на котором Иисус Христос въехал в Иерусалим, чтобы навсегда завоевать его.

27.01.18

Собственно, какой аргумент выдвигается против того, что:

– Текст – это Театр, – всегда театр! – Только один, в природе несуществующий, но соответствующий идеологии 17-го года, а именно:

– Текст существует объективно и независимо от человека. – Так-то бы, да, но только именно:

– Как бы, – которое само-то ни хрена не имеет право на существование!

Никто никогда не сможет доказать, что Текст существует объективно и независимо от хомо сапиенса. Это всегда ДВОЙКА:

– Текст и Читатель.

По сути дела, материализм переплюнул идеализм Канта в лице его критики Ле, в сторону:

– Еще большего идеализма! – Предположив, что книги, как звуки рожка Рудольфа Эриха Распэ в Бароне Мюнхгаузене живут даже на морозе, а потом в Избе Читальне опять оттаивают.

Примерно, как:

– Вот вас не пускают в эту библиотеку им. Ле даже с высшим, как минимум образованием, а чтобы было предписание этого дела их чтения от самого Наркомата!

Получается, Наркомат присвоил себе право чтения любой книги и – мало того – сохранение этого знания:

– Враз и завсегда, – априори. – Что, в общем-то, значит именно то, что и реально происходит:

– Никто ничего не читает, так как считается, что УЖЕ прочел!

В лице этого Нарко-мат-а.

Получается, что Читателя здесь потому нет даже в теории, что он не успевает родиться – ему сразу, где-то – возможно, правда, не сразу уже в роддоме вкалывают сразу все содержание всей классической и остальной литературы в виде пресловутого уточнения материализма и его эмпириокритицизма:

– Физкультура – это не просто так, кот наплакал, – а:

– Самое настоящее письмо на деревню дедушке:

– Милый дедушка! Напиши, в конце концов, на клубе – хоть ночью сходи тайком – что Физкультура сама по себе существует в данной нам на веки вечные прививке, что это занятие настолько чинное и благородное, что его делают с 17-го года заодно с прививкой от коклюша, в виде именно этой расшифровки:

– Можно чинно и благородно больше ничего и не читать. – Ибо:

– И так очень культурно, – только послушайте:

– Фи-зи-че-с-ка-я Культ-Ура!

Но такое вездесущее знание мира, что: