Да, в том смысле, что просто так, усилием воли никакой реальной эволюции и нравственного совершенства не достичь. Даже изучив садо-мазо самому отрубить свой хвост не получится.
Что надо?
Вот я сказал, что требуется:
– Превратить весь мир Театр, чтобы Быть было, как:
– Не быть.
– Тем самым, – сейчас говорят, – с человека снимается всякая нравственная ответственность. – Тоже хорошая краска того, за что могли гнать и распинать Апостолов, за аморальность. А то я читаю, читаю Библию, а не всё понятно как-то:
– Иван Толстой и Борис Парамонов просвещают, – только, к сожалению, в обратную сторону.
Теперь опять не та смесь, ибо идут чисто умозрительные придумки:
– Ему свойственна вражда к культуре.
Просвещение – это внутреннее укрощение стихии, – говорится, но это даже не смешно:
– Повесили на Избе Читальне объявление, что Физкультура – это не просто так, а:
– Физическая Культура, – и уже и как будто захотелось понять всё и до конца.
Этого мало.
Фактически продолжают и продолжают упрямо не замечать разницы между статьей, научной статьей и театром, но:
– Но, что тоже самое, не видят и не признают разницы между Ветхим и Новым Заветом.
Как можно увидеть эту разницу, разницу, где на самом деле находится Стихия и её беззаконие. Шекспир и Пушкин именно это и показывают. Но их указания принимают за их же, поэтов и писателей:
– Ошибки.
Шекспир в 3-х местах в Двух Веронцах показывает конкретную РАЗНИЦУ между древней верой Золотого Тельца и Двумя Скрижалями Завета, которые принес Моисей с горы Синай от Бога.
Но над ним, как над Пушкиным, только смеюцца:
– Они не знали жизни. – Ибо:
– Нельзя же ж вот так прямо, никого не спросясь, ходить по земле точно также, как плавать по морю! – Первая, как определил Аникст, несуразность Шекспира. Герои плывут из Вероны в Милан, а оба эти города никогда не видели моря.
Повторяю, эти ошибки, однако, критиков Шекспира и Пушкина, уже не раз здесь, и даже более того:
– Довольно давно, а:
– И сегодня продолжает удивлять то абсолютное неприятие логики, которую я предлагаю.
Принес как-то давно расшифровку Воображаемого Разговора с Александром 1 Лазарю Лазареву в Вопросы Литературы, вкратце объяснил, в чем дело, он сказал:
– Никому не надо отдавать этот материал, я сам прочитаю.
Сокращено 6 строк
Через месяц позвонил, Лазарев ответил:
– Нет, напечатать не можем. – И, спрашивается, почему так страшно, если ничего подобного в его журнальной книжке Вопросы Литературы нет и в помине? Интересно же ж, пусть обсудят, а то все статьи в ней об одном и том же в разных вариантах Ираклия Андроникова:
– Загадка НФИ, – но это же ж, друзья мои, чистая филателия Что? Где? Когда?
Мыслей-то этих самых – ноль!
Передал – тоже давным-давно – в НЛО Ирине Прохоровой расшифровку Пиковой Дамы Пушкина – ответ через месяц:
– Нет, ибо, да, занимательно, но:
– Ми не верим! – не буквально так, но в принципе тоже:
– Мы не этим занимаемся.
Спрашивается, а чем? Если люди не только от страха перед новым, но, главным образом, из-за полного непонимания отказываются понимать, однако, именно:
– Новый Завет, Евангелие не принимают, следовательно и абсолютно, а продолжают ничтоже сумняшеся разбираться до сир пор только в:
– Ветхом Завете! – ибо не понимают, а в чем, собственно, разница?!
Лазарь Лазарев был человек смелый, если решился – как он сам сказал, вопреки мнению всех остальных почти ветеранов – сказать:
– В живых – на войне 1941—1945 гг. – остались только те, кто воевал в дальнобойной артиллерии.
А в отношении расшифровки Пушкина: ни гу-гу. Почему? Потому что нет понимания разницы между просто текстом, статьей и художественным произведением.
А разница вот эта простая, находящаяся в Трех Ошибках Вильяма Шекспира.
Вторая в том, что, как сообщил Аникст, что Шекспир нашел разницу между Миланом и Падуей, тогда как на самом деле был всего лишь один Милан, куда пробирались герои пьесы Два Веронца.
Критик Аникст, точно также, как сейчас Иван Толстой и Борис Парамонов видят СТАТЬЮ – как единственную на все времена машину по видению реально существующего мира. Театр – это всё тоже самое расписание уроков на завтра, без какой-либо возможности с них сбежать.
А эти ребята, Валентин и Протей, именно сбежали из Милана в Падую. Как, спрашивается? Это можно сделать, не нарушая правописания? И сразу:
– Шекспир – во дает! – опять ошибся, правда, в этом случае – стоит открыть интернет, сразу сообщают:
– По молодости лет ишшо мало знал эту, как ее, которую каждую субботу проповедует князь Вяземский:
– Науку географию, что никак не может Енисей впадать в Волгу, тем более, где-то неподалеку от города Кой-Кого.
Однако, Евангелие почти все читали, и там не зря в одном из самых ключевых мест написано, что Мария Магдалина не увидела Иисуса Христа после Воскресения. Не увидела, пока не обернулась назад!
Сзади, следовательно, в Новом Завете, есть Еще Один Мир. Там, именно Там, на:
– Сцене, – и был еще один, Этот, мир.
Тогда уж надо до конца проводить это линиё, что сзади Марии Магдалины никого не было, и она просто обозналась. Не было, значит, и Воскресения.
Тем не менее, Падуя возможна, как Сцена, именно потому, что и Милан, куда они планировали прибыть:
– Тоже Сцена!
Тут можно сказать, что ошибок Шекспира в этой пьесе было даже больше, не три, а четыре, ибо есть и еще одна, замеченная Аникстом профанация:
– Вместо чисто натюрлих Итальянского леса, в пьесе рассматривается родной Шекспиру Шервудский лес.
Что в принципе тоже самое, как сказал Пушкин Царю в Воображаемом Разговоре с Александром 1:
– Вы очернили меня в глазах народа распространением нелепой клеветы! – и профессор Бонди тут же схватил Пушкина за руку, поставив перед его:
– Очернили частицу НЕ, – которой в тексте Пушкина не было.
Ну, не мог Пушкин сказать такое в личной встрече царю. Царь, да, может.
Но вот в том-то и весь смысл, что может, если это: