А вечером он будет надевать свои самые развязные наряды, чтобы танцевать на пилоне. Властвовать над взглядами и сердцами, вызывать всеобщие восхищение и восторг. Чтобы ему аплодировали, чтобы его ждали и хотели. Они бы выкрикивали его имя, желали ещё. Люцифер был бы всеобщим любимцем, властителем душ и сердец.

Вельзевул бы наблюдал и ничего не смог поделать. Угораздило же его предложить себя такому самовлюблённому нарциссу. Он рассматривал Люцифера и ощущал одновременно желание и презрение. Советник давно понял, что ему ничего не светит, и начал убеждать себя, что Люцифер ему вообще-то и не нужен. Можно построить своё счастье и без него. Только он погружался в эти мысли, в груди что-то слабенькое и милое трепыхалось, прося ещё взглядов Люцифера, ещё прикосновений. Да, пусть это будет пощёчина, но она будет честно адресована одному-единственному Вельзевулу.

Советник резко поднялся и склонился над Люцифером, положив руки на подлокотники его кресла. Они оказались в тесной близости. Холодный, отстраненный Вельзевул с голодным взглядом и Люцифер, пышущий жаром жажды признания. Такой восхитительно горячий и ароматный, пусть и немного подавленный, с устами, просящими жадного и колючего поцелуя.

Люцифер засмеялся, выдержав паузу, и толкнул Вельзевула в грудь. Тот схватил его за руку и резко притянул к себе. Денница оказался в холодных и жёстких объятиях советника, похожих по степени уютности на медвежий капкан. Это показалось юноше забавным, и он коротко поцеловал Вельзевула в подбородок, после чего ехидно прищурился, ожидая реакции.

Миг — и Люцифер забыл, как дышать.

Вельзевул заключил его лицо в ладони и мягко коснулся губ своими. Это обескуражило Люцифера, ноги его подкосились, но советник держал крепко. И целовал до тех пор, пока Денница не начал скучать по воздуху. Тогда он позволил падшему отстраниться, чтобы сделать глубокий вдох.

— Это было… странно, — утирая губы, произнёс Люцифер. — Очень. Это было не так, как со всеми. Ты… вкусный. Интересно, везде ли? — с прищуром хмыкнул он.

Вельзевул помолчал, немного очарованный губами Денницы. Ему хотелось ещё, но нельзя хватать всё сразу — не унесёшь. Лучше так, мозаично, по кусочкам. Собрать витраж внутреннего костёла, изображающий прекрасного, пусть и далеко не невинного, Люцифера. С любовью прикладывать кусочки стёкол друг к другу, пока не проявится милый сердцу портрет. Да, именно так.

Вельзевул почувствовал себя пастырем в холодном и одиноком костёле. На кресте — его распятый возлюбленный, которому каждую службу лобызают ноги. Денница улыбается, считая себя великим и непобедимым, да только гвозди уж слишком глубоко вошли в руки. Вечно приветствующая поза. Добро пожаловать, последователи. Вельзевул сам бы касался ступней губами, ведь они так же великолепны, как и всё остальное. Влюблённость в жестокого и распятого бога, именуемого Денницей.

Никогда, слышите, никогда не позволяйте никому распинаться в вашем храме — устанете молиться. Когда труп догниёт, останетесь в одиночестве, как будто и не было ничего, кроме ледяных стен церкви. И все пламенные клятвы любви в том же небытии. Останется самому залезть на крест, принести себя в жертву одиночеству. Смотри, одиночество, какой я смелый, смотрю тебе в лицо.

Орган потихоньку играет откуда-то сверху, превращая распятие в таинство. Больше, больше гвоздей в замозоленные руки. Чтобы только сердечная связь со своим личным богом в собственной церкви. Чтобы — упоительные свидания.

Вельзевул очнулся, когда Люцифер, что-то пьяненько напевая, удалился. Остался недопитый стакан с коньяком, который советник опустошил за секунду. Слишком уж гулящий у него Христос в душе.

========== Оказия 30: Танталовы муки ==========

Молох сплюнул кровь в пустой стаканчик из-под кофе и мысленно выругался. В кабинет в серых тонах его привели в добровольно-принудительном порядке. У двери стояла парочка из тех амбалов, что скрутили его. Выйти отсюда будет сложно, особенно если они будут против. Наручники расколотить — это самое простое, пусть они и сделаны из металла, лишающего демонов сил.

Главнокомандующему дали мало времени, и он не успел рассмотреть всё интересное в кабинете. Он приметил, что всего в нём было по минимуму. Ничего особенного. Скупая обстановка, вероятно, скупого на всё по жизни существа. Он, к слову, не заставил себя ждать.

В дверь вошёл высокий, широкоплечий мужчина, с первого взгляда в возрасте из-за своих длинных белых волос. При входе он остановился, чтобы снять алую хламиду и повесить на крючок.

— Всё не было времени взяться за тебя всерьёз, — без особых эмоций произнёс Теодор Розенберг, глава всея инквизиции, следившей за ангелами и демонами.

Инквизиция — служба, рассчитанная «на всякий пожарный», утверждённая когда-то самим Творцом. С ними никто и никогда не спорил. А они и не давали возможности.

— Уверен, ты рад здесь оказаться, — всё так же сухо говорил Розенберг, — потому что я рад наконец принять тебя здесь, демон. До сих пор тебе жилось легко и беззаботно. Непозволительная роскошь для такого маньяка, как ты. Я говорю не о твоих жертвах: на них мне просто-напросто плевать. Но твои дела, касающиеся людей, меня огорчают.

В руке у инквизитора был стаканчик с кофе, которым очень вкусно пахло. Молох почувствовал сухость во рту и облизал губы. Он слушал, представляя, как разбивает главному инквизитору голову и наслаждается его кровью и криками.

— Не отвлекайся от темы, — строго произнёс Розенберг и щёлкнул Молоха по лбу.

— Я весь внимание, господин главный инквизитор, — с ноткой презрения ответил главком. — Говорите, я вас слушаю. Не отвлекайтесь на такого червя, как я.

«Для него все демоны — куски дерьма», — Молох снова сплюнул в стакан.

У него распух подбитый глаз и покалывало разбитую губу. Что уж говорить об остальных частях тела. Молох предпочитал поменьше шевелиться и побольше регенерировать, пока его не бьют.

— Прости, мы оторвали тебя от работы, — Розенберг опустился в кресло за большим письменным столом и отпил кофе, заставив Молоха желать пить ещё больше. — Но нас обязывает служба. Мы и так слишком долго закрывали глаза на все твои действия. Благодаря тебе Сатана гуляет по миру людей и вносит в их сердца смуту. Не забудем и про человеческие жертвы, которые сопровождают каждый твой визит в Верхний мир. Одно убийство непростительно, а ты насовершал их столько, что хватит на целую банду.

— Вы хотите услышать правду или увлекательный сказ? — оскалился Молох. — Я признаю, я действительно пренебрегаю людьми, но они того достойны. Ещё народятся, им несложно.

— Твоё самое большое прегрешение всё равно не в этом, — сдержанно произнёс Теодор. — Ты опорочил священное таинство брака, когда взял в мужья даже не женщину, а представителя своего же пола, — Розенберг поднялся и встал перед Молохом. — Это карается гораздо более сурово.

— Брак — изначально демоническое изобретение, чтобы отсуживать друг с друга состояние. Это скорее сделка, заключение безжалостных юридических уз. В чём проблема? Это люди взяли с нас пример.

— Брак связывает души людей на небесах, а какие души могут быть у вас? Ад — коллектор, а вы, демоны, всего лишь крысы, снующие по нему, погрязшие в пороке, — Теодор говорил, и каждое его слово превращалось в паззл от большой и праведной проповеди.

— В пороке… — хмыкнул Молох. — Какие громкие слова. Впрочем, меньшего и не стоит ожидать от главы инквизиции. Вас ещё не отстранили? Помнится, про вас существует целая легенда.

— Это в прошлом, — Теодор сжал ладони в кулаки. — Я сделал это во благо, чтобы спасти свою душу. Это было моим долгом.

— Или огромной ошибкой? — прищурился Молох. — И ты до сих пор каждый вечер переживаешь тот момент, когда рубишь голову собственному любовнику. Не так-то ты безгрешен, каким хочешь показаться. Можешь изображать из себя святого, сколько тебе будет угодно, но меня ты не обманешь. Я знаю, кто ты и на что способен, а праведные речи можешь оставить для подчинённых. Знаешь, ты даже мог не хватать меня подобным образом, а просто вызвать на стаканчик виски.