Молох целовал лодыжки, голени. Когда Люциан опустил руки, чтобы тот прекратил, бывший главком стал покрывать поцелуями бледные пальцы. Моргенштерн жмурился и чувствовал, как тепло Молоха обжигает его. Так жжётся солнце после долгого пребывания в тёмном и сыром подвале.

Моргенштерн хотел отстраниться, чтобы уйти по делам.

— Ты никуда не уйдёшь, — приказным тоном объявил Молох и залез к Люциану на кровать.

Люциан почувствовал крепкие объятия и горячее дыхание на шее. Упоительное чувство защищённости, которое ослепило его. Молох положил ладонь на его щёку и погладил, носом уткнувшись в душистые, но блеклые волосы. Моргенштерн уткнулся в ладонь и застыл во времени. Дела выветрились из головы. Остался только Молох, уютно устроившийся на троне его сердца.

— Если понадобится, я спрячу тебя на краю света, — выпалил Молох, ощущая огромный прилив сил и желания, но обуздавший его на благо бывшего генерала, — и встречу удар первым, если он последует. Тебя никто не обидит. Я не позволю.

— Мне хочется верить тебе, — прошептал Люциан, задыхаясь от дурманящего аромата бывшего главнокомандующего.

— И вылечу твоё сердце, как только найду способ, — прибавил Молох, бегло касаясь губами волос.

— А пост главнокомандующего? — поинтересовался Люциан шёпотом.

— Разыграем твою смерть. Демонам плевать на достоверность: они любят интриги и зрелища. Если захочешь, мы переберёмся на другой круг Ада. Если тебе ещё хочется воевать.

— Не хочется, — покачал головой Моргенштерн и вздохнул под немалым весом Молоха. — Но я не могу всё оставить насовсем. Это будет значить, что мы станем реже видеться и отдалимся друг от друга.

— Ты говоришь так, будто я предлагаю разъехаться, — хмыкнул Молох.

— Разъехаться согласно своему мировоззрению, — печально подытожил Моргенштерн. — Думаю, лучше держаться близко друг к другу. Но перспектива стать зрителем… В мафии не принято трогать членов семьи, непричастных к бизнесу. Но мы в мире демонов, Мо. Конечно, меня будут преследовать как твою слабость.

— Слабость? — Молох приподнялся и заглянул бывшему генералу в глаза. — Ты уничтожил Ваала и всё ещё считаешь себя моей слабостью?

— Я недостаточно силён для твоих врагов, — Люциан пальцами коснулся губ бывшего главкома. — Мы оба это знаем. Чудо, что я одолел Ваала. Я бы умер, если бы ты не появился. Давай не будем забывать об этом.

— Никаких «если бы», — резко возразил Молох. — Я бы вернулся в любом случае.

— В следующий раз, когда ситуация накалится, просто преврати меня в какой-нибудь амулет, — назидательно произнёс Моргенштерн.

— Чтобы тебя украли? — хмыкнул бывший главком.

— Ты чёртов древний демон, который старше меня в десять раз. Постарайся, пожалуйста, хотя бы амулет сберечь. Хорошо? Просто камень — ничего сложного.

— Мне кажется, или ты приказываешь мне? — с ухмылкой спросил Молох.

— Тебе показалось, — мягко улыбнулся Люциан и отвернул лицо мужчины от себя — и получил щекотливый поцелуй за ухом.

Тени из его кошмаров незримо наблюдали из темноты, но не могли приблизиться благодаря Молоху. Для них его незримый огонь был смертелен. Люциан это понял, когда позволил Молоху побыть рядом. Моргенштерн обвил руками шею мужчины и уткнулся носом в плечо. Бывший главнокомандующий истолковал это как признак прогресса.

— Они здесь, — прошептал Моргенштерн, неотрывно глядя на Венцеслава и Ваала, стоящих в другом конце комнаты. Их яркие глаза проникали в само существо.

— Боятся тебя, — сглотнул бывший генерал. — Поспи сегодня со мной.

— С удовольствием, — мурлыкнул Молох, вдыхая аромат волос Люциана. — Правильно делают, что боятся. Я выпущу им ливер столько раз, сколько понадобится, принцесса. Ради тебя.

Люциан закрыл глаза, чтобы перестать ощущать на себе давящий взгляд, и переплёл с Молохом пальцы. Хотелось проснуться дома, чтобы звенел будильник и пахло утренним кофе.

========== Оказия 23: Мой мальчик ==========

Люциан восседал на бёдрах дремлющего Молоха и задумчиво жевал подушечку большого пальца. Он чувствовал себя человеком, оседлавшим могучего титана, возжелавшего покоя. Словно древнегреческий олимпийский чемпион прилёг отдохнуть в тени оливы. Палит полуденное солнце, клонит в сон, и он, утомлённый зноем, поудобнее устроился на траве, чтобы насладиться прохладой. После — пришёл Люциан и решил присоединиться. Ему нравилось, каким сильным и одновременно беззащитным выглядит Молох, но впечатление обманчиво. На самом деле он бдителен, как и всегда.

Моргенштерн касается ладонями упругого живота и движет ими вверх, до груди, размеренно поглаживая мужчину — в тишине, не спеша. Если бы Молох был котом, он бы, возможно, замурлыкал. Он устал. Бывший главнокомандующий беспрестанно ищет способ избавить Люциана от ментальных страданий. Как ни спроси, Моргенштерн всё ещё видит осуждающие взгляды Ваала и Венцеслава, которые давно должны были почить с миром.

Люциан ходит по штабу и загадочно улыбается, поручив большинство обязанностей привыкшему ко всему Слайзу. Секретарь тоже немногословен. Встретиться взглядом с бывшим главнокомандующим он так и не может осмелиться: он увидит немой укор за ошибку, которую физически не смог предотвратить. Они оба знали, кто виноват, но спор решился бы не в пользу Слайза.

Люциан больше походит на призрака, чем на действующего военачальника.

Молох ночами на протяжении нескольких недель лежит рядом с Моргенштерном и пытается выудить из его головы воспоминания. Лежит спокойно и неподвижно, согревая жаром тела, и держит ладонь на лбу Люциана — так связь становится особенно тесной. Молох проникает в сознание бывшего генерала и пытается как-то воздействовать на него, но вместо этого видит картины прошлого, которые приводят его в холодную ярость. Люциан говорит, что тени отступают, когда он так делает. И разрешает поступать так очень часто. Улыбается, держа Молоха за сильные руки.

Чем чаще бывший главком снова и снова просматривает болезненные воспоминания генерала, тем невыносимее он делает агонию тех, чьи призраки преследуют Люциана. Он пытается взять немного боли на себя, но безрезультатно — и просто ночами шепчет Моргенштерну, что всё хорошо. В комнате никого нет. Кошмар закончился.

Теперь он всюду водит Люциана за собой — положение последнего это позволяет. Что делает Люциан Моргенштерн на этой встрече? Он главнокомандующий, и этого достаточно. На таких условиях Молох встретился с Люцифером, которого с некоторых пор именуют Сатаной. Он сильно изменился. Настолько, что изменения позволили синякам появиться на прекрасном, благородном лице Вельзевула.

— Мои претензии всё те же, — улыбался лукавый. — Ад мой по праву, и мы оба это знаем.

— Дважды ты выступил против Творца, и ничего не изменилось, — оскалился бывший главком. — Теперь ты можешь только запугивать. Доверия к тебе не будет.

— Доверие? В Аду? Им пренебрегают и на Небесах, так какого дьявола? — шутливо произнёс Сатана. — Ты не у дел, Молох. Я разговариваю с главнокомандующим.

— Извини? — поинтересовался Молох, одарив его враждебным взглядом. — Мне кажется, ты неправильно подобрал слова. Я представляю интересы главнокомандующего, и тебе следует быть повежливее, если хочешь что-то получить.

— Думаешь, сможешь удержать монополию на власть? — усмехнулся Сатана. — Думай так. Просто позаботься о том, чтобы твои розовые очки не упали слишком поздно.

— Непременно, — Молох откинулся в кресле и нащупал холодные пальцы Люциана, сидевшего рядом, — как только почувствую реальную угрозу с твоей стороны, — и его золотые глаза заблестели.

Сатана провёл когтистой рукой по козлиной бородке и прищурился. Молох почувствовал внутричерепное давление, которое переборол усилием воли. Ясно, как Сатана будет набирать сторонников.

— Мы вынуждены считаться друг с другом, — без удовольствия признал дьявол. — Ад не сможет обрести силу, если в его основе лежат распри. Мы можем уладить всё миром и оба обрести могущество.