– Кажется, вы свою награду покамест не придумали, – заметил академик.

– Ты прав, и того ради выбирайся из пруда.

Михаил Васильевич сделал шаг и резко остановился.

– Постойте-ка, – наморщил он лоб. – Мне что-то мешает.

Очутившись на суше, рыболов снял левый ботфорт, перевернул его и испытал величайшее изумление: из голенища вместе с водой и илом выскочила, словно по волшебству, золотая рыбка!

– Так не бывает, – прошептал Иван Иванович, переводя недоумевающий взгляд с карася на Ломоносова и обратно.

– Я все-таки поймал его! – выкрикнул помор и весь засветился изнутри.

Крепостными графа Шувалова во время строительства имения один из холмов был досыпан до такой высоты, что в дальнейшем оправдывал свое возвышенное название, ибо именовался Парнас. С вершины его, с каменной скамьи, на которой расположились Михаил Васильевич и Иван Иванович, открывался взорам молодой Санкт-Петербург. На западе в растопленное масло залива погружался горячий, румяный блин солнца, слева из темных сеней леса веяло холодком, настоянным на медовых липах и кислом болотном сене.

– Не могу решить, чем любоваться, – улыбнулся Ломоносов.

– Я поистине не перестаю удивляться тому, как ты поймал последнего карася, – не находил себе места Иван Иванович.

– Спросите лучше, на что он поначалу взял, ваше превосходительство, – намекнул академик.

– Черви, хлебный мякиш et cetera – любой мальчик знает, на что их ловить.

– Любой мальчик знает, на что их ловить, а один знает, на что они клюют, – заговорщически подмигнул Ломоносов собеседнику.

– Я знал, что дело это нечистое! – заявил Шувалов и потребовал разъяснений.

Михаил Васильевич открылся другу без лишних уговоров.

После того, как Иван Иванович в первый раз посетил рыболова, клев совсем прекратился и время шло впустую. Приуныв, подперев подбородок кулаком и втайне надеясь на силу мысли, профессор пристально смотрел на поплавок. Услышав предупредительное покашливание за спиной, он обернулся и уперся взглядом в беззастенчивые мальчишеские глаза. Чумазый подросток лет двенадцати с белыми и тонкими, как хохолки одуванчика, волосами был прислан, по всей видимости, Глафирой – забрать пойманных карасей.

– Чего тебе? – не слишком доброжелательно отозвался взрослый.

– Вижу, не клюет у вас, барин, – нагло заметил парень. – Чего на крюк сажаете?

– Да что и все, – вздохнул рыболов.

– Хочете, научу Вас, на что карась тутошний берет? – поинтересовался мальчик.

– А хочете, я тебя научу говорить правильно? – не удержавшись, съязвил Михаил Васильевич.

– Хочу, – без промедления ответил тот. – Тем паче задумал я азбуке, чтению учиться. Старшие говорят, вы в Петербурге ученый большой.

– Эвон как! – опешил Ломоносов. – Зачем же тебе азбука?

– У дьяконова сынка Феофана, Фофана по-нашему, книга есть с картинками, – бесхитростно отвечал мальчик. – Корабли на них с плавниками рыбьими заместо парусов, доспехи на воинах чешуйчатые, на шлемах рога, как у жука. А барышни препотешные: лица набелены, брови насурьмлены, глаза махонькие, будто семечки. И все в халатах.

Последнее предложение он произнес с возмущением. Михаил Васильевич усмехнулся.

– Поизнай, об чем там написано, – продолжал парень. – Дьякон не скажет. Он Псалтири из рук не выпускает, только розгами стращает да приговаривает: «Побойся бога, побойся бога».

– Как зовут тебя? – спросил ученый.

– Алешей кличут.

– Я Михайло Васильевич, – представился Ломоносов. – Вот что, Алеша, заключим договор: ты разъяснишь мне, как перехитрить карася, я помогу тебе с азбукой. Справедливо?

– Добро́! – согласился мальчик.

– Если бы кто мог разъяснить мне «Грамматику» в родной Денисовке, – задумчиво проронил Ломоносов в разговоре с Шуваловым. – Я, пожалуй, что не убежал бы с подводами в Москву.

Алеша рассказывал обстоятельно:

– Караси на запахи падучи, у них нюх как у собаки. Я ноне к конюшне приставлен, а прежде у Кушать-подавати, барского повара красномордого, служил на подмоге. Один раз, когда меня за карасями послали, я тихомолком булку со стола стащил, с ванилью которая (до чего скусна булка-то!), на крюк насадил маленько, и такой клев был, – парень закатил глаза. – Чуть с руками не отодрали!

– Я сначала ему не поверил, – признался Михаил Васильевич. – Не мог поверить.

– Однако проверил?

– Разумеется. Я при себе мятных пряников имел, скатал из них шарички – и скоро пятерых выловил. Между тем шестой все осторожничал, и я выпросил у поварихи ваниль.

– Тут он и взял? – догадался Иван Иванович.

– Нет! – огорошил Ломоносов слушателя. – Словно черт морской, злохитростный, не только ванилью, но и корицей, тмином, майораном пренебрег.

– Не томи, Михайло!

– Будучи в раздражении и едва ли не в отчаянии, я стал шагами гнев свой умерять, куст смородины отыскал, давай ягоды незрелые в рот отправлять. Как вдруг пришла дурная мысль: «Если попробовать?».

– На смородину?! – воскликнул Шувалов.

Академик кивнул и нарочито рассмеялся.

– Не верю!

– Я тоже этому не верю, помимо того, я не верю, что последнего карася скорее в сапог, нежели на крючок поймал, – сказал Михаил Васильевич. – Однако это произошло.

– Какая чудна́я история, – протянул камергер.

– Вернее, «чудесная», – поправил его Ломоносов и пошел ва-банк. – Сколь много законов естественных, которых природа держится, мы по незнанию страшимся и называем чудесами. Сколь усердно надлежит исследовать натуру, чтобы тайны ее великие разуму открылись.

– Ага, – тяжко вздохнул Шувалов. – Уже и о награде рассуждаешь.

– Вы только вообразите, ваше превосходительство. – Московский университет! В нем станут постигать науки такие юноши, как Алеша…

– Такие, как ты, – перебил Иван Иванович, но академик не заметил этого:

– …ревностные, смелые, отрада и честь отечества. Исходатайствуйте перед императрицей российскому народу. Этим благим делом вы щедро и достойно продолжите начинания Петра Великого!

– Ох, Михайло Васильевич, умеешь ты уговорить!

Все события вымышлены. Любые совпадения случайны.

Об авторе:

Лапикова Анна Валерьевна родилась в Северодвинске. Закончила МГТУ «Станкин» и Литературный институт имени Горького. Публиковалась в журналах «Москва», «Юность», газете «Литературная гостиная», на сайтах poetry.com и samlib.ru.

Задание:

Шмель услышал рёв и рычание какого-то огромного шмеля, полетел на него посмотреть и увидел, что к нему в Липецк приехал выступать Владимир Владимирович Высоцкий.

Проводник, скажу, ты не поверишь, космонавты в поезде летят. Космонавты хлеба ждут и зрелищ, но особенно они вина хотят10.

Рано утром поезд врезался в пустующую станцию и, скрипя колесами, на ходу ошпарил легкий весенний воздух выхлопом из тормозной магистрали. Жители города еще не успели разлепить век, а кучки пассажиров уже выкатывались на перрон, успешно и не очень подхватывая на ходу застиранные холщевые сумки, вздувшиеся от диковинных для провинции яств и одежки. Люди растаскивали столицу на гастрономические кусочки по всей стране, везли домой все, что можно было увезти в тоскующую от деликатесов малую родину. А та встречала их широкими объятиями гордого алого полотна на мосту, торжественно желающего здравия Советам, и стендами для фотографий, выстроившимися вдоль первой платформы, как солдаты первой шеренги на параде. Фотографии сообщали гостям города о его бурной металлургической деятельности, настойчиво доказывая запечатленными клубами дыма в надгородских небесах свою пятилеточную состоятельность.