Вот и сейчас Славин в кабинете один, но ни одного резкого движения: спокойно отодвинул стул, сел, не торопясь достал из выдвижного ящика бумагу, блокнот, папку, заправил чернилами авторучку. Взглянул на часы: восемь сорок. Несмотря на выходной день, он пришел на работу как обычно. Приобретенная за годы работы в милиции привычка превратилась в потребность, и Владимир Михайлович каждый воскресный день начинал с короткого путешествия в отдел. Рита шутя говорила: «Хорошо, что живем рядом с отделом, хоть это экономит время, отведенное мне».
Появился дежурный, он держал в руках пухлую папку. Славин спросил:
— Досталось вам?
— Так точно. Женобои замучили. Вчера зарплата была, многие мужья концерты дома давали.
— Серьезных последствий от этих концертов нет?
— Двух придется на сутки оформлять, а пятерым, думаю, надо будет по месту работы сообщения посылать. Правда, жены троих уже прибежали просить, чтобы мужей не наказывали. — Старший лейтенант усмехнулся. — Не поймешь этих женщин: то звонят, кричат «приезжайте, забирайте мужа!», то утром, тут как тут, сами в милицию прибегают: «Отпустите мужа, хороший он, ни за что забрали», да еще жаловаться грозят.
Славин улыбнулся, ему вспомнился семейный дебошир Мартов, с которым ему пришлось немало повозиться, когда работал в сибирском поселке.
— Знаешь, ты этих скандалистов оставь для начальника отдела, все равно я не имею права принимать по этим материалам решений, а меня познакомь с происшествиями, которые ко мне отношение имеют.
— Для вас тоже есть. Ночью задержан за кражу из столовой мужчина. Фамилии своей пока не назвал.
— А как его задержали?
— Женщина позвонила и сообщила, что слышала звон разбитого стекла. Мы сразу же выехали. Смотрим, действительно, в окне разбито стекло. Столовую окружили, вызвали заведующего, он открыл дверь. Облазили все уголки — никого. И вдруг я услышал неясный шум. Но откуда он донесся — не пойму. Мы в этот момент в кухне были. Тогда я громко говорю: «Ну, раз ничего не пропало, пошли!», а сам жестами показываю своим, выходите, мол, из кухни. Они вышли, а я затаился. Минут через десять шум повторился, и я понял, что шум доносится из огромного котла, который стоял на плите. Сразу же хитрость вора мне стала ясна. Позвал своих и говорю: «Раз никого нет, а есть хочется, давайте что-нибудь сварим себе». Беру дрова, начинаю их в печь класть, а заведующего прошу: «Поджигай!» Не выдержал воришка, струсил. Слышим из котла: «А еще милиция называется. Человека живьем поджарить хотят!» И вылез.
— Ясно, разберемся. Горчаков звонил?
— Да. Он будет в девять тридцать.
— Хорошо, все у вас?
— Нет еще. Попа обворовали.
— Как обворовали?
— Очень просто. Похитили сто восемьдесят две тысячи — и концы в воду.
— Подозреваемые есть?
— Никак нет.
— Почему меня не подняли?
— Он сообщил в управление тридцать минут назад. Полковник Купрейчик приказал ехать на место происшествия опергруппе управления. От нас только оперуполномоченного и участкового, на территории обслуживания которых потерпевший живет, на место затребовал.
— Странный вы человек, Игнатий Петрович, такая кража большая, а вы даже не сообщили мне.
— Владимир Михайлович, я же знал, что вам бесполезно звонить, так как вы наверняка уже вышли из дома и направляетесь в отдел, поэтому и не позвонил, а вот полковнику Горчакову сообщил. Он сказал: «Придет Славин, пусть подключается».
Старший лейтенант, понизив голос, спросил:
— Товарищ капитан, а правда, что нашего Горчакова в Москву забирают?
— Не знаю, — сухо ответил Славин. А у самого вдруг сердце защемило: «Жаль, что Семен Антонович уедет. Но что поделаешь, человек на повышение идет. Да, время летит. Давно я приехал сюда? А сколько уже изменений произошло: и женился, и дочь родилась, и юрфак скоро будет позади...»
Вывел Славина из задумчивости дежурный:
— Вот этот материал.
Славин бегло прочитал несколько страниц и спросил:
— Еще происшествия были?
— Кладовая в бане сгорела. Ущерб небольшой.
— Еще?
— Все.
— Ясно. Я поехал к архиепископу. Доложите Горчакову.
Славин надел китель, пропустил впереди себя дежурного и начал закрывать дверь. К нему подошла молодая женщина:
— Товарищ капитан, я хочу вас попросить о своем муже. Он ночью немного по пьянке поскандалил, и его милиция забрала.
Славин обернулся:
— Ну, предположим, милиция его забрала не по просьбе постороннего человека, а по вашей!
— Я же хотела, чтобы его просто попугали.
— Вы уже забыли, как требовали, чтобы вашего мужа прямо в тюрьму везли? — не выдержал дежурный. — А теперь о другом просите.
— Что сделаешь, это же муж. Успокоился — и жалко стало, — тихо сказала женщина.
Славин сочувственно посмотрел на нее.
— Сейчас приедет начальник отдела, подождите его, поговорите.
Он вышел из отдела, сел в «Победу» и назвал шоферу адрес. Пока машина быстро неслась по пустым воскресным улицам, капитан с грустью думал о женщине, которая только что просила за мужа: «Наверное, когда женились, клялись в вечной любви друг другу. А теперь скандалы, оскорбления... Собственно, ведь от самих людей зависит, как устроить жизнь».
Шофер резко затормозил, и машина остановилась у трехэтажного дома. Славин вышел и, взглянув на подъезд — здесь ли расположена нужная ему квартира, вошел, а навстречу — Купрейчик. Полковник пожал ему руку:
— Хорошо, что приехал. Меня вызывают срочно в министерство. Продолжай осмотр, позже обменяемся мнениями.
Славин поднялся на второй этаж и, увидев приоткрытую дверь, без стука вошел. Поздоровался с хозяином, совсем непохожим на священнослужителя. Одет в прекрасно сшитый шевиотовый костюм, при галстуке, в белоснежной рубашке, с аккуратной прической — ни дать ни взять директор солидного учреждения.
Славин назвал себя. Хозяин низко склонил голову:
— Архиепископ Ротмистров. Меня предупредил глубокоуважаемый Алексей Васильевич Купрейчик, что вы будете вести мое дело.
— Дело будет вести следователь, я же и мои сотрудники — искать вора. С вашего позволения я осмотрю квартиру?
— Да, да, прошу вас.
Славин заглянул в кухню, затем в рядом расположенную комнату. Здесь был порядок, и Владимир Михайлович понял, что деньги хранились в другом месте. Он сделал несколько шагов по коридору и оказался в большой светлой комнате. Слева имелась дверь в комнату поменьше. Там и увидел Славин своих. Вошел. Поздоровался и окинул взглядом комнату. У стен стояли две кровати. У окна — старинный большой стол. «Как из исторического музея, — подумал Славин, — наверняка деньги хранились в нем».
Он не ошибся. В правой тумбе были выдвинуты два боковых ящика.
Следователь, уже немолодой, с большим мясистым носом и тяжелым подбородком капитан, увидев Славина, коротко поздоровался и снова склонился над протоколом осмотра места происшествия. Высокий подтянутый эксперт научно-технического отделения, одетый в хорошо сидевшую форму старшего лейтенанта, через большую лупу осматривал ящики. Славин спросил у него:
— Деньги в ящике лежали?
Старшего лейтенанта опередил архиепископ. Он поспешно пояснил:
— Да, да, в ящиках. В верхнем — пятьдесят две тысячи, а в нижнем — сто тридцать тысяч рублей, предназначенных для Московской патриархии.
«О своих деньгах в первую очередь сообщает», — подумал капитан и заглянул через плечо следователя в протокол. Увидев, что тот как раз описывает стол и выдвинутые ящики, Славин тихонько, чтобы не слышал архиепископ, спросил:
— А почему ты утверждаешь, что в верхнем ящике лежало пятьдесят две тысячи, а в нижнем — сто тридцать? Ты что, видел эти деньги?
Следователь удивленно взглянул на капитана и неожиданно улыбнулся:
— А ты прав! Не подумал я, что этой записью в свидетели набиваюсь.
Он склонился над бумагой и сделал дополнения о деньгах, со ссылкой на показания потерпевшего.
В коридоре послышался шум, и в комнату вошел Подрезов. Славин ответил на приветствие и тронул его за рукав: