- Но хоть причина-то должна быть? Основания какие-то? - я был уверен, что инквизиции лично я мог дать только одну причину: сам факт переселения душ, так сказать. Но сильно сомневался, что успел на этом спалиться. Ружеро, по малолетству, тоже вряд ли сумел так нагрешить, чтоб аж вплоть до инквизиции.
- Разумеется, - Альфонсо был невозмутим. - Подозрения в ереси таковыми и являются.
- То есть, чтобы схватить ребенка и начать пытать достаточно одних ваших "подозрений"? И доказательств никаких не требуется?
- Ну, что ж, - подал он голос после нескольких секунд молчания. - Учитывая твой юный возраст, я отвечу. Мы не звери, что кидаются на добычу, терзаемы голодом. Инквизиция не хватает кого попало. Подозрения всегда обоснованы. Всегда. Не было случая, чтобы мы ошиблись. А доказательством вины служит признание подозреваемого.
- И вы заранее знаете, что арестованный виновен, да? Осталось только выбить признание?
- Обратного еще не было. Тебе лучше сразу сознаться, Ружеро. Ты ещё молод, и не знаешь, но никто не может вынести достаточное количество боли долгое время. Сознаются все.
Это ты мне про боль будешь говорить, урод?
- Я бы сознался, да только не знаю в чём, - стоять наклонившись, с задранными назад и вверх руками, очень неудобно. Приходилось каждый раз поднимать голову, чтобы видеть их, но долго голову так держать, оказывается, трудно, и она так и норовит свеситься на грудь. Да в такой позе взлетающего рака вообще стоять тяжело. Хочется или взлететь уже, или приземлиться. Но ни того, ни другого сделать не дают.
- Мне очень жаль, что ты упорствуешь в своей лжи. Как, впрочем, и все... поначалу. Мы покажем тебе немного боли, чтобы ты понял, насколько приятней говорить правду.
Альфонсо кивнул, и палач потянул за веревку, задирая мои руки кверху. Ай, бляди, что ж вы творите, суки, у меня же рука сломана! Ааааай!! Аааааа!!!
Фьюууть - и сознание со свистом вылетело из меня. Опять. В который уж раз.
Отсутствовал я в этом паршивом месте к сожалению не долго, но кое-что изменилось: я был растянут на столе. Полоска здоровья перед глазами показывала три из десяти.
- Ты продолжаешь упорствовать? - Альфонсо был само участие. - Это печально. Не лучше ли сказать правду?
- Какую правду, гады, вы же меня ни о чём не спрашиваете?!
- Ты состоял в сговоре против церкви и папы?
- Да нет, конечно! Вы с ума тут посходили? Мне одиннадцать лет! Кто меня в заговор пустит?!!
- Очень жаль, Ружеро, что ты продолжаешь лгать, - он ласково улыбнулся. - Но мы поможем тебе увидеть свет.
Ступни сдавило так, что я, кажется, слышал треск костей сквозь свой крик. Глаза заволокло красным, вдохнуть не получалось, я задыхался и заглатывал воздух, как рыба. Боль не прошла даже когда давление прекратилось. Точно сломали, твари.
ЗДОРОВЬЕ 2 ТП/10 ТП
Даже мои глюки отмечают потерю здоровья.
- Да хрен с вами, был, участвовал, состоял! Против церкви, против папы, против всех! Что ещё?
- Вот видишь, Ружеро, обратного не бывает, - несмотря на сарказм в содержании, сам тон его был нейтральным, может даже сочувственным. Потом он сменился официальным:
- Итак, в силу данных признательных показаний, считается установленным как факт, что Ружеро Понтини является соучастником в преступлении против церкви, а именно: составлению заговора по распространению ереси, подрыва авторитета церкви, и лишению власти понтифика. Ружеро Понтини, верно ли записанное?
- Да! Верно!
- Ружеро Понтини вторично подтвердил, уже и без причинения ему боли, что записанное с его слов - верно. - Я пытался успокоить дыхание. Зажурчала вода. Альфонсо, утолив жажду духовную, утолял телесную. Я бы тоже не отказался, но мне никто не предложил. - Теперь тебе будет легче, сын мой. Сказав правду раз, продолжать уже просто. Больше нет смысла лгать. Ведь правду говорить легко и приятно. Ты же чувствуешь, как словно груз упал с твоей души?
Я чувствую, что вы, падлы, опять сломали мне руку, и переломали ноги, козлы...
- Чувствую, чувствую! - извращенцу, видать, нужно, чтобы я ещё и удовольствие от процесса получал. Вот где он только, падла, таких порнофильмов насмотрелся?
- Кто ещё состоял с тобой в заговоре?
- Да откуда я знаю? Кого хотите, того и запишите. Я подтвержу.
- Нам не нужно, кого мы хотим, - вякнул Бартоломео. - Ты сам должен снять грех с себя, и назвать имена заговорщиков.
Альфонсо кивнул, у ног скрипнуло и я снова зашёлся в крике. На этот раз я почти потерял сознание, но теперь Альфонсо уже знал границы моих возможностей и не дал мне ускользнуть в небытие.
- В наших сердцах нет гнева и зла, Ружеро. Только сочувствие. Эта боль не наказание тебе за ложь, о нет. Кто мы, чтобы брать на себя право наказывать? Мы хотим помочь тебе, и эта боль лишь временна, она спасёт тебя от гораздо худшей боли, что будет длиться вечно. Ты поймёшь, что будет ждать тебя, если ты попробуешь солгать, и тогда ты встанешь на путь истинный.
Боль была черная и противная, как расплавленный пластилин. Вонючими толчками она разносилась по всему телу, била в голову, капала из глаз, и не было от нее спасения. Она была чужая и неизбывная, как неприятный сосед. Она не помещалась в меня, я чувствовал, как она, накачавшись в каждую клетку, начинает разрывать меня изнутри, и как же я хотел, чтобы, прорвав кожу, она выплеснулась, наконец, наружу.
ЗДОРОВЬЕ 1 ТП/10 ТП
Чёрт, я же умираю!!!
- Да, да, я уже встал на путь истинный!
Альфонсо со вздохом покачал головой.
- Не знаю, сын мой. Я не уверен. Скажи, ты работал с еретиком и отступником Джиованни Россини?
- Да!
- Кто ему платил?
О! Кажется, мы добираемся до настоящих вопросов.
- Уберти! Уберти!
- Значит ли это, что Фарината дельи Уберти был главой заговора, заказывающим и оплачивающим услуги богомерзкого каббалиста, чернокнижника, и еретика Джиованни Россини?
- Да! Да!!!
Хреновы братья довольно переглянулись и Бартоломео зачеркал пером.
- С какой целью Фарината дельи Уберти заказывал услуги означенного чернокнижника?
Ну точно под Уберти копают. Я, по ходу, просто под каток попал. Выдавят из меня "показания", да и пустят в расход, чтоб потом не отказался, не дай бог. Сам по себе такой исход уже не казался страшным, по сравнению с тем, на что сейчас похожи мои переломанные ступни и лодыжки, и что будет если они опять сожмут тиски. От боли и безысходности сводило живот. Даже если бы каким-то чудом я остался жив, ходить бы я уже никогда не смог. Но жить всё равно хотелось. Тем более, что мне опять одиннадцать и нет никакого рака...
