— Нет. — Больше не требовалось ни одному, ни другому. Не покидая город на протяжении последних восьми недель и лишь изредка спускаясь в метро, Джарахов и Хованский лучше всех знали, что происходит днём на поверхности.
Где-то вдалеке послышался шум моторов. Юра встал с насиженного места, отряхнул испачкавшиеся в песке джинсы.
— Надо посмотреть, кто там сегодня, — сказал Джарахов. — Вчера Яникс был, но он и слинять мог.
— Яникс встречать никого не будет. Я, вообще-то, думал, что делать это будешь ты.
— Я? Не, я наверху всю ночь отжигал. Сейчас махнусь местами с Усачевым и спать. Сегодня надо быть готовеньким. — Эл покряхтел слегка охрипшим голосом и побежал к окраинным домам.
Хованский выждал минут десять, затем достал из кармана ключ. Маленькая медная подвеска два на четыре с продавленными цифрами «1703» с лёгкостью помещалась на большой ладони. Вложив её в одно из специальных углублений, Юра с силой надавил: «Ну, слушайся меня, блять, что ли». И Ворота поддались.
Красные всполохи под верхним сводом сформировали временный механизм. Через цепь ремней, шестерней и других передач железная конструкция, сымитировав скрипящий звук, отворилась вовнутрь, открывая виды города тем, кто стоял снаружи, а Хованскому — лица двухсот растерянных человек.
Но не все из тех, кто находился за Воротами, подошёл так близко. Техника остановилась за сто метров от мнимой границы города, вместе с людьми, которые вели её — некоторые и вовсе не захотели покидать водительских кресел. Дмитрий и Руслан, хоть и стояли ногами на земле, от транспорта своего вообще не отходили.
— Дешёвые понты вся их защита, — сказал Ларин Соколовскому.
— Надо вернуться на базу, — ответил тот. — Пополнить запасы топлива, еды, и отправляться дальше. Хованский клоун, конечно, но своё дело знает. К тому же, здесь должны быть те, кто остановит его, натвори он херни.
«И эти люди отдали ему ключ, — подумал Ларин. — Поступка глупее и быть не могло». Вслух он сказать этого не мог. Ни к чему Руслану знать подробности — кто-то из них должен был сохранить непредвзятое к происходящему отношение. Ларин развернулся и зашагал прочь.
— Две недели, бля! — заорал Хованский ему в спину.
— Окей! — для формальности Руслан махнул ему рукой.
— Надеюсь, через две недели нас встретит не Хованский, — догнав Ларина, признался Соколовский. — Видеть рожу его порядком надоело.
— А кто ещё? — язвительно пробормотал Ларин. — Он же у нас «гангстер». Последний защитник, мать его.
Когда Руслан обернулся, чтобы посмотреть, до сих пор ли Хованский провожает Ларина испепеляющим взглядом, лицо питерского гангстера исчезло в щели закрывающихся ворот.
***
Больше Ларин не сказал ему ни слова. Когда колонна неожиданно остановилась и всех попросили выйти, Мэд увидел, что они наконец достигли пункта назначения. Перед ними вырос огромный город, раскинувшийся далеко вперёд и растянувшийся во все стороны. Жалкое подобие стены (или насыпи мусора, чем именно это являлось, понять было сложно), окружило белеющие под чистым небом многоэтажки, которые виднелись за завалом. В проёме широко раскрытых ворот стоял человек.
— Да это же Хован! — восхищённо прошептал кто-то рядом.
«Его знают?» — подумал Мэд.
— Не толпимся, не расходимся! — он смотрел, как мужчина перед ним собирает на себе внимание всех людей. Это был высокий человек в длинной тёмно-синей куртке, расстёгнутой, кроссовках и грязных джинсах, почему-то с шарфом, хотя воздух в городе был тёплым. Гораздо теплее, чем за его чертой, заметил Мэд. Но запрыгнувшего на деревянный ящик Хованского погода, казалось, вообще не беспокоила.
— Ну что, всем меня видно? — громко уточнил он. — Итак, пару слов о том, что вы всегда можете уйти. Здесь вас никто держать не будет.
Хованский кивнул в сторону стены, испещрённой дырами, пробраться через которые мог даже взрослый человек.
— Кроме тебя, — он засмеялся, показывая на полную девушку, — ты в них не пролезешь. — Поклонник Хованского, узнавший его ранее, гоготнул, но Юра вопреки ожиданиям прикрикнул на него. — А если серьёзно, народ, всем надо держаться вместе. И сейчас мы все вместе пойдём туда, где вы будете ждать… Эх, да не знаю я, чего мы ждём. Просто идите туда, где остальные. Отдохнёте там.
Говоря «туда, где остальные», Хованский мог подразумевать любое место, но им оказалось метро, вход в которое был наглухо замурован железной дверью, отдалённо напоминавшей ту, которая встретила людей на входе в город. «Транспорта здесь нет, — сказал Хованский, отвечая на вопросы. — В городе транспорта вообще нет. Днём здесь так пусто… как сейчас. И опасно. Это сегодня тихо, но вы лучше на поверхности не появляйтесь. Всё, что сейчас не делается — только для общей безопасности».
Приложив подвеску-ключ к точно такому же «индикатору», который был на Воротах с внутренней стороны, Хованский поспешил в этот раз отойти в сторону. Ворота оказались раздвижными, и их створки въехали в выдолбленные разъёмы в соседних домах, с которых тут же посыпались кирпичи и штукатурка. Впереди открылось тёмное пространство с ведущей вниз лестницей. Раздались тихие шаги: кто-то бегом поднимался наверх — и из темноты на свет улицы выскочил парень в потрёпанной джинсовой куртке.
— О, как давно я света белого не видел! — воскликнул он. — Привет, Юр.
— Опа, — Хованский вмиг повеселел. — А ты тут откуда? Я ж сказал, чтоб встречал их бухой Яникс или Галат. Ты всю атмосферу испортил.
— Ну это вообще жесть, — парень пожал Хованскому руку. А затем он представился.
Его звали Рэнделл и второй фразой, с которой он обратился к людям, была просьба смотреть под ноги при спуске.
Они шли в темноте, слабо пробиваемой светом фонарика в руках Рэнделла, отчего спуск был медленным. Парень извинился за это, сказав, что генератор, снабжающий электроэнергией эту часть подземки, полетел всего несколько часов назад, а принести новый со склада и подключить его элементарно времени не хватило. И люди, которые могли бы сделать это, отсыпаются после тяжёлой ночи.
— Вы можете выбирать, остаться здесь или идти наверх, — повторил названный проводник за Хованским. — Младшие обычно остаются, — сказал он, и Мэд почувствовал, что в этот момент взгляд Рэнделла был направлен в его сторону. Они спустились по длинной лестнице и уже стояли на открытой площадке, а Рэнделл светил своим фонариком на дверь. — Когда вы узнаете о Петербурге больше, сможете сами выбрать, кому принадлежать. А пока что… — он толкнул дверь вперёд. — Добро пожаловать!
Цветные лазерные лучи сквозь открытую дверь вырвались наружу. Рэнделл привёл всех на мостик огромной площадки, служившей некогда холлом метрополитена, но преобразованной под огромный танцпол. Окружённая ресторанными столиками, стойками и сверху — лабиринтом лестниц, ведущего с мостика второго этажа вниз, эта зона отдыха, по-другому которую было не назвать, кишела людьми, тонущими в свете софитов и миллиардов неоновых огней, которыми было подсвечено без малого всё.
— Ну да и пусть осуждают, не понимают, но продолжай своё дело. Масло в огонь подливаю, я им отвечаю: ну и чё? — в самом центре танцплощадки замолчал и остановился парень в кепке. Он взглянул наверх, увидел Рэнделла и громко крикнул, призывая остальных следовать его примеру:
— Поприветствуйте гостей!
Зал разразился звонкими криками. Мэд смотрел на всё это с мостика, в отличие от остальных, не спускаясь вниз. Картинка открывалась та ещё, но общая атмосфера развязности и веселья словно успокаивала. Он попал в мир подростков, в мир вседозволенности. Всполохи ярких красок, громкая музыка, запах алкоголя, заполнивший всё вокруг. Совсем не то, что понравилось бы взрослым. И правда, подумал Мэд. Взрослых здесь не было совсем.
— Впечатляет, да? — со спины к нему подошёл Рэнделл. Мэд недоверчиво повёл бровью.
— Чушь какая-то, — честно сказал он. Рэнделл вздохнул, скрестив руки на груди. Скорчил лицо мыслителя, постоял с ним пару секунд и глубокомысленно изрёк: