Панельки тянулись вверх, связанные нитями жёлтых газопроводов. Пробежав их скопление, лесом гигантских деревьев выросшее на правом берегу, Слава оказался под эстакадой. Воистину картина апокалиптического мира.
На заваленном строительным мусором и камнями пологом склоне редкими клочками росла прошлогодняя подгнившая трава. Между колючими кустами виднелись открытые промежутки разбитого асфальта и узкая песчаная тропа, ведущая вниз. Перебравшись через ограждение, которое было обвешано красно-белыми лентами, запрещающими проход, Слава огляделся. Место очень похоже на то, где ещё неделю назад собиралось петербургское «Slovo».
— Что ты здесь делаешь?
— Опа! — Слава обернулся. — Я думал, ты спишь, как все послушные мальчики.
Чейни стоял за его спиной, навалившись на каменную стену меж колоннами.
— У тебя баттл завтра.
Чейни был в чёрной толстовке, кроссах и спортивных штанах. Спрятавшись в тени стены, он настолько сливался с ней, что любой его никогда бы не заметил, как не заметил сначала и Слава. Кстати, он ошибся. Площадка на склоне под эстакадой не просто была похожа на место сбора питерской тусовки, она на самом деле являлась им — Слава давно не был здесь, будучи совершенно трезвым.
На чёрной толстовке вышиты красные буквы, которых не увидишь в темноте. Слава давно не судил «Slovo» и общих тем для разговора с Чейни у него немного. Слава записывает странные треки в соавторстве с чёрт знает кем и уверенно держит планку: хуй пойми, что в следующий раз от него ожидать. Чейни говорил не раз про образ распиздяя, а Слава отмахивался «философией Антихайп», но оба они были серьёзны, когда речь заходила о том, кого без преувеличения называли вторым в лиге.
— Да не ссы, всё ахуенно будет. Я его сделаю, — без тени сомнения, но не без издёвки ответил Карелин, садясь на низкую ограду. — Это даже не Мирон, чтоб хоть как-то стараться.
Чейни поднял с земли и протянул товарищу жестяную банку. Открывшееся с шипением пиво залило пальцы.
— Ну ахуеть теперь, — пробормотал Слава, вытирая руку о штаны.
— Ты давно в Сети был? — спросил Ден как бы невзначай.
В воздухе, не по-весеннему холодном, повеяло сыростью. Откуда-то с берега, видневшегося вдали, закричали птицы. Разговоры не о шутках: что Ден сам делал здесь, в такую рань, подумал Карелин, отвечая:
— Да два дня точно не был. — Слава сделала пару глотков и поставил банку на землю. — Альбом, текст на ВРМ и всё такое. Текст пиздатый вышел, кстати. Послушать хочешь?
Чейни достал из кармана смартфон. Белый свет экрана упал на лицо: оно было бледнее обычного и с несвойственным Дену выражением сомнения. Чейни посмотрел на время.
— Думаю, ты справишься с этим лучше.
Слава нахмурился:
— Не понял.
Горизонт озарила алая вспышка. Обогнув земной шар полукругом, она соединила свои концы и залила бледной плёнкой чистое небо. Воздух потяжелел, ветер усилился, и под эстакадой уже не было так тихо. Чейни усмехнулся, снял с шеи подвеску на тонкой цепочке, шагнул вперёд и вложил её в руки Славы.
— Поймёшь, — сказал он.
Карелин опешил. Медная пластинка четыре на два или около того нагрелась и тусклым свечением озарила мрак под мостом эстакады. Холодные руки Дена дрожали, и как только Слава почувствовал это, Чейни отошёл. Сомнение на его лице сменилось серьёзностью; но уверенности в нём не было совсем. Было ли это видно? С каждой следующей секундой он сам становился всё бледнее, будто превращаясь в привидение, и в его груди, полупрозрачной, разгорелся маленький алый огонёк.
— Ден! — испуганно крикнул Слава. Он вытянул руку вперёд. Пальцы прошли сквозь дрожащий на ветру алый контур и он рассыпался, мелкой пылью ложась на камни. Там, где перед Славой стоял человек, теперь не было никого.
Всё случилось в мгновение ока. И никто не объяснил ему, что именно он должен сделать, и даже — что именно с ним происходит. Мир будто сошёл с ума. Мир менялся. Со всех сторон в небо взлетали крохотные алые искры. Тысячи светлячков отрывались от земли и собирались в рой.
Вихрем закрутившись над городом, он устремился в сторону Москвы.
В себя Слава пришёл, когда телефон пискнул дважды стандартной мелодией. Замай тряс его за плечи, дрожащими губами пытаясь что-то сказать. На нём лица не было, и Слава оттолкнул его от себя.
А пластинка грела ладонь так сильно, что на ней остался заметный ожог. Слава едва не выронил её, когда выбегал под открытое небо. Алое северное сияние вьющейся лентой нависло над Петербургом. Сонмом миллионов красных огней оно плыло над городом.
На улицы сыпал мелкий снег. Ещё недавно заполненные людьми, они встречали новый день пугающей пустотой. В покинутых квартирах говорили оставленные телевизоры. Камеры, ведущие запись, продолжали её вести, но снимать было некого и некому.
Красные плакаты «FUTOURIST TOUR» слетели со столба и поднялись в воздух в сверкающем вихре. Сжимая «ключ», Мирон смотрел на происходящее с крыши высотного здания. Шумный рой алых мушек собирался внизу; а в руке, обжигая, тускло светилась медная пластинка.
========== 1. Легенды не нужны, ч.1 ==========
#ЛАРИНПРОТИВ [видео]
Ненаступившая весна царствовала на равнинах центральной России вот уже два месяца. Запорошенная снегом земля, холодный сырой воздух — предвестник дождей, — гнилая рыжая трава, выглядывающая из-под настила — всё это стало неотъемлемым атрибутом нового времени.
Унылыми островками раскинутые по равнинам, города спали, укрытые тонким снежным одеялом. Нетронутые. С крыш многоэтажек безликие антенны молча взирали на растянувшиеся под ними улицы, мрачные, опустошённые — улицы, с которых исчезла жизнь. Брошенные на произвол истории, они казались мёртвыми. Только призраки прошлого воспоминаниями гуляли по городам под руку с холодными ветрами. Среди них нашлось место и человеку.
Дни шли, а картина за окном не менялась — именно так дела обстояли для паренька, коротающего дни в маленьком доме на отшибе. Затаившись на границе Ленинградской области, он тратил время в ожидании своего конца, отчаянно того не желая. Но что он мог сделать, оставшись совсем один?
Пятьдесят шесть дней назад мир для него перевернулся. Всё, что он знал до того момента, перестало иметь значение. Люди исчезли, всё вокруг в одночасье стало враждебно. И что бы на самом деле в тот день не произошло, тотальная информационная изоляция — вот чем в итоге это обернулось: никакого шанса позвать на помощь, никакой возможности сообщить, что ты жив; даже узнать, так ли это на самом деле, было невозможно.
Функционирующих средств связи под рукой не осталось, пришлось искать их в другом месте. Так в свои неполные двадцать с рюкзаком за плечами, куда были скинуты все необходимые вещи, парнишка каждое утро отправлялся в город. Вернее, туда, что ещё совсем недавно можно было так назвать.
Оставленная без человеческого надзора технология разнесла всё к чертям, превратив небольшой, но молодой и аккуратный городок в руины. Кое-где полыхали непрекращающиеся пожары: иные затухали и разгорались вновь — обломки металлоконструкций раскачивались на ржавых креплениях, а то, что не разрушило землетрясение, расшатали сильные ветра, периодически набегающие на город. Лишь они теперь шумели в тёмных переулках: ни бродячих собак, ни птиц, ни даже крыс на улицах не осталось. Парнишка брёл в тишине, разбавляемой поскрипыванием старых кирзовых сапог.
Его ещё можно было назвать юношей, но уже с натяжкой — парнем. Под тёплой чёрной курткой с капюшоном, которым он всегда накрывал голову, этого, может быть, и не было видно, но тонкие руки с лёгкостью выдавали худощавое телосложение. При среднем росте он казался излишне хрупким для парня, хотя слабым он точно не был. Ловко пробираясь по развалинам, он искал любую вещь, которая помогла бы подтвердить, что он здесь не один.
В городе парнишка находил еду, чистую воду, книги. Он пытался найти средства связи, но лишь продолжал убеждаться, что ни одно из них не работает. И даже почти поверил, что ему ничего не поможет. Возвращаясь ни с чем, он проводил время за играми или книгами, развесив на потолке в своей комнате одолженные в магазине фонарики. Готовил ужин и отправлялся спать, чтобы следующим утром снова идти в город, непонятно на что надеясь. Изо дня в день.
