Литмир - Электронная Библиотека

Поднимаюсь. На улице как раз лето сегодня. Солнышко так и шпарит – на резине прямо яйца жарить можно (куриные, я имею в виду). Приезжают. Походили по корпусу, пофотографировались на фоне винтов/рубки/ракетной палубы – всё, в общем, по стандарту. Я деликатно удаляюсь, чтоб не мешать взрослым дяденькам разговаривать.

Акулы из стали. Последний поход (сборник) - i_002.png

На рубке сидит комдив-раз Паша и курит, щурясь на солнце. Сажусь рядом – вниз идти неохота, пока лето.

– Чё носишься? – интересуется Паша.

– Да Черкашина с командиром фотографировал.

– Какого Черкашина?

– Николая, какого ещё.

– А Гоголя не было?

– Какого Гоголя?

– Николая, какого ещё?

– Не, не было.

Не спеша докуриваем.

– А в чём прикол-то был с Гоголем? – уточняю у Паши.

– Так он же умер, Гоголь-то.

– Ну?

– И Черкашин!

– Что Черкашин?

– Писатель, Николай Черкашин, он же умер уже!!! Давно уже!!! Ты чё?!!

Снизу деликатно кашляют. Делаем удивлённые лица (по привычке) и свешиваемся вниз. Прямо под нами стоит Черкашин с командиром и смотрят на нас. Черкашину явно неудобно, что он жив, командиру – весело.

– Жив он, Паша, – говорит командир, – я его пощупал – тёпленький.

Вниз Черкашин спускаться не стал почему-то, постеснялся, может того, что поставил Пашу в неудобное положение?

ДСП

Рассказ этот называется «ДСП» потому, что содержит некоторые секретные тайны, и если у вас нет допуска, то вам его лучше не читать. В крайнем случае забыть немедленно после прочтения и уничтожить устройство, на котором вы его читали. Тогда специально обученные люди не станут вас долго пытать, а сразу убьют. А с вашей стороны это будет очень благородно: сэкономите иголки для страны и электроэнергию для подключения пыточных утюгов и паяльников. И не говорите потом, что я вас не предупреждал!

В чём нельзя упрекнуть государство СССР, на мой взгляд, так это в остром желании защитить своих граждан от военной угрозы со стороны проклятого капитализма. Ни денег не жалели, ни людей, ни риска в прожектах, грандиозность которых тяжело оценить, не увидев воочию хотя бы один из них.

Как, например, схрон для подводных лодок в городе Гаджиево.

– Чо, пошли в тоннель-то сходим?

– А что там станем делать?

Идти было лень.

На дворе сверкал ярким солнцем июнь, и вяло тёк очередной парко-хозяйственный день. Парко-хозяйственный день, если вы не в курсе, это такой вид почти что боевой подготовки, когда люди с высшим и средне-специальным образованием в субботу, вместо того, чтоб вяло разлагаться в кругу семьи, убирают мусор на закреплённой за ними территории. Очень повышает боеготовность и престиж службы.

Нам с секретчиком Михалычем, как старым (Михалыч) и опытным (я) бойцам, был доверен для уборки объект «Дивизийная свалка». Но мы, как старые и опытные бойцы, считали намного ниже своего достоинства даже имитировать какую-либо деятельность и поэтому цедили отвратительно тёплое пиво и курили за штабом дивизии. Прямо под окнами её командира.

– Ну посмотрим хоть на безумный размах инженерной мысли и пиво охладим заодно.

– Эка тебя, старик, с бутылки развезло! Тридцатник на улице почти, как ты его охладишь-то?

– Ой, пошли уже, дрищ. Просто слушайся старших!

– Так-то я майор целый, тащ старший мичман!

– А мне сорок лет! Я тебе в отцы гожусь. Почти.

В это время мы уже загребали ластами в сторону тоннеля. Печальные галстуки висели из карманов наших брюк, воротники рубашек были расстёгнуты до пупов, а пилотки усиленно впитывали пот с затылков. Жара в Заполярье – то ещё удовольствие, да.

– Э! Бизоны, стоять! Куда пошли?! – орёт с отлива помощник командира.

Он юн и зелен, как кипарис, и не заслужил ещё права убираться на стратегически важных объектах (типа дивизийной свалки) и поэтому ползает по склизким вонючим камням вокруг пирсов и собирает бычки с остатками туалетной бумаги.

– А кто на пиво не скидывался, тот вопросов не задаёт старослужащим! Морской закон! – отмахивается от него Михалыч, и мы сворачиваем за скалу.

Что удивительно в Гаджиево (во всяком случае, так было в те времена), так это контраст между внешней суровостью службы, старательно доводимой до абсурда, и полнейшим распиздяйством личного состава. Отвлекусь на пару строчек и объясню, что я имею в виду, одним случаем.

Стою как-то вахтенным инженер-механиком. Ночью уже, совсем поздно, звонит мне помощник дежурного по кораблю – молоденький, только старлея получил. Киповец ГЭУ[1].

– Что мне делать, – спрашивает, – нужен совет.

– Что тебе делать с чем?

– С дежурством по кораблю. Дежурный ушёл и обещал вернуться, а сам не вернулся.

– В смысле – «дежурный ушёл»? Куда ушёл?

– Не знаю, оделся в парадную форму одежды и ушёл.

– Так. Сейчас приду.

Дежурному по кораблю категорически запрещается покидать корабль всеми инструкциями, приказами, уставами и законами логики. Кроме того, дежурный по кораблю вооружён пистолетом, и до этого момента я считал такую ситуацию невероятной в принципе.

– Оружие его где? – спрашиваю уже в центральном.

– Не знаю. Не видел, с ним он выходил или нет.

– Иди в каюту его и поищи.

А сам звоню старпому:

– Доброй ночи, Константин Львович!

– Да какая же она добрая, если ты звонишь в полтретьего ночи? Докладывай.

– Дежурный по кораблю убыл с корабля в неизвестном направлении. На соседних бортах нет (вернулся киповец и отрицательно покачал головой), оружия нет…

– И ты из-за этого меня разбудил?

– В смысле?

– В прямом! Пошли пару человек по кабакам пройтись в посёлок: это же минёр! Сдали нервы, пошёл нажраться – тоже мне «чэпэ»!

И дал отбой. Вот и до сих пор не знаю, от чего я тогда больше охуел: от поступка минёра или от реакции на него старпома.

…Тоннель впечатляет даже отсюда. От воды залива его отделяет полоска серой земли. Повсюду однообразно-унылая, но прекрасная своими расцветками, бесконечностью и первобытностью природа Заполярья: вкруг чёрно-синего залива бесконечные сопки, покрытые мхом, какой-то красной травой, мелкими кустарниками и тем, что здесь называют «деревья». В этот пейзаж вполне логично и не вызывая удивления вписался бы птеродактиль, но никак не идеально круглая дыра сорокаметрового диаметра в скале. С огромным барельефом Владимира Ильича над ней. А когда заходишь внутрь, то нет абсолютно никакой возможности не выдохнуть. Вот только что ты стоял на жаре, вокруг тебя обычный шум, который мозг уже впитал и обнулил до уровня фона: море, птицы, техногенные лязги, трески и крики, и тут резко, ровно через один шажок, изо рта начинает валить пар. Кругом снег, лёд и угасающий через несколько десятков метров дневной свет, и звонкое эхо от твоего вскрика «Ничего себе!» скачет куда-то вдаль, как шарик для пинг-понга, и затухает где-то минут через двадцать. Если кто-то из вас был в Керчи в июне двухтысячного и слышал звонкое «А-а-а-ать, ать ать!» откуда-то из-под земли, то это сто пудов был я. По реальности, данной мне в ощущениях, именно там примерно этот тоннель и должен был заканчиваться.

– Видал? – спросил Михалыч, деловито закапывая пиво в снег.

Как два маленьких мураша, мы уселись на площадку из ржавой арматуры и немедленно принялись болтать ножками над двадцатиметровой… ну… почти бездной, на дне которой в воде плавали льдины.

– Михалыч! Вот как это вообще можно было построить? А? Я тебя спрашиваю!

– В гранитной, заметьте, товарищ майор, скале!

– Ну. В гранитной скале. Это же как будто титаны какие-то делали!

– Ага. Узбеки это делали, с киргизами, в основном. И прикинь, мало им было, что они хуйню эту в скале выгрызли, так они ещё и барельеф Ленина сверху заебашили. Восемь! Метров! В диаметре! Вот что это?

вернуться

1

КИП – контрольно-измерительные приборы; ГЭУ – главная энергетическая установка.

3
{"b":"606442","o":1}