Сколько всего вспомнилось из-за этого «Не помню!». И как хорошо было улучшить момент и быстро написать письмо – далеко-далеко. Раньше бы письмо шло к адресату пару недель. А сейчас – клик! – и мой адресат через секунду открывает свою почту и читает… И отзывается.

У меня появился умный и добрый собеседник. Он расспрашивал меня о путешествиях, о моих занятиях, о виде из окна – обо всем, что приходило в голову. И сам – рассказывал, рассказывал. Он много работал в Москве, часто не выходя из комнаты – так ему было надо, такое существование выбрал он. А я много путешествовала. И показывала ему мир, описывая все, что видела, в своих письмах. Он отзывался с мальчишеским восторгом. А я вглядывалась во все, что меня окружало, за двоих. И писала, писала. Примерно через полгода Н.Н. сообщил мне, что вся наша переписка уже собрана у него на «рабочем столе». Очень много получилось! На целую книгу! Но – это была книга только для нас двоих. И я была безмерно благодарна другу, что книга эта писалась легко, вольно, радостно, хотя и не всегда в то время жилось мне счастливо.

Мы обращались друг к другу старомодно, по правилам эпистолярного жанра: «Дорогой Н.Н.!», «Дорогая Б.Л.!». И заканчивали письма так, как диктовали эти правила: «Ваша Б.Л.», «Ваш Н.Н.». А дальше – поток впечатлений, мыслей, зарисовок. Спасибо, мой собеседник! Спасибо, что мы с Вами оказались в одном потоке, что и Вы и я не скупились отдавать свои слова и мысли, питая этим друг друга! Ведь человеку нужен человек!

Я решилась привести здесь несколько своих писем, адресованных Н.Н. В них сохранилась моя тогдашняя жизнь, детали которой иначе исчезли бы без следа.

08.12.2008 Здравствуйте, дорогой Н.Н.! Вот только сейчас получила возможность выйти в Сеть. Я в Кейптауне. Завтра на корабле поплыву в Аргентину, плавание должно продолжиться десять дней. Тут замечательное лето и очень приятные люди. (…) Ваша Б. Л.

10.12.2008 Дорогой Н. Н.! Кейптаун был оставлен вчера, в 19.00 по московскому времени. При сильнейшем ветре отплыли мы от прекрасных берегов Южной Африки. И я плакала, махая руками Берегу моей Детской Мечты. А сейчас пишу Вам с просторов Атлантики. Я боялась открытого океана, опасалась, что буду тяготиться отсутствием земли хотя бы на горизонте. Произошло обратное. Сейчас хочется, чтоб путешествие не кончалось. Океан уносит лишнее. И остается творчество в чистом виде. Это другая форма существования, и хорошо, что судьба подарила возможность к ней прикоснуться…

Ваша Б. Л.

12.12.2008 Дорогой Н. Н.! Вот еще один привет с изрядно качающегося корабля. Ветер и волны мешают ему идти с большой скоростью, но мне и этой скорости хватает, чтобы испытывать головокружение. Вчера наблюдали игры китов! Они (киты) своими размерами и окраской (цвет стали) напоминали субмарины. Трубили, рыкали, пускали фонтаны. Очень интересовались нами, вернее, кораблем, с которым заигрывали, предлагая попрыгать, как они. Мы два часа просто смотрели на их проделки. Восторг.

Тема русского священничества в период гонений и уничтожений – сокровенная. Это именно то, лесковское, которое в детстве заставляло плакать. Когда от русского слова, полного страданий сердца, вставали дыбом волосы. Когда я, не зная кого и почему, оплакивала всеми силами данной Богом души. Я много думаю о них, наших священниках. О том, как они выдержали то, что выпало им на долю. И еще других утешали. Знаете, у меня в юности была книга (автор Грекова, но не та, ставшая известной, другая). Называлась «Странная вера доктора Швейцера». Книга предназначалась для борцов с религией. Там излагались биографии великих верующих и делалась попытка доказать, что на деле веры у них не было. Прогрессивные то есть были ребята, а не мракобесы голимые. Но благодаря этой книге я узнала о епископе Луке (Войно-Ясенецком), который стал для меня светочем веры и поддержкой в собственных исканиях. Забавно, но мои религиозные шаги первой ступени ВСЕ связаны с антирелигиозной литературой. И с хрестоматией старославянского языка на первом курсе, где анализировались нами, студентами-комсомольцами, отрывки из Евангелий. От них, от тех СЛОВ мороз драл кожу. Бог пути находит. К счастью. И Бог Вам в помощь. Ибо тема – очень мучительная. Мне больно даже об этом думать. Как хочется с Вами поговорить! И опять – Слава Богу! Привел к встрече с духовно близким человеком. Вот – драгоценный подарок.

Океан – безусловно мыслящее и посылающее импульсы и сны НЕЧТО. Как у Лема в «Солярисе». Но эту тему еще продолжу. Творческих удовольствий желаю Вам. Сегодня вспоминала строки Пушкина к 19 октября, Лицейскому дню, «В морях твои дороги»… Умел, умел сказать…

Ваша Б. Л.

18.12.2008 Дорогой Н. Н.! Увы! Путешествие наше подходит к концу. Мы потихонечку вплываем в реку, на одном берегу которой Аргентина, а на другом – Уругвай. Уругвай уже видно: невысокие горы в тумане. Проплыли Монтевидео. Цвет воды изменился, из лазурного стал зеленым. Глубина вместо 3–4 и даже 5 тысяч метров – всего 35 метров! Видны даже отмели. Много птиц (в открытом океане их не было). Пассажиры печальные. Конец пути. Я свыклась и тоже грущу. Видела несколько черных акул, небольших, но грозных. С характерными плавниками. Завтра будет Буэнос-Айрес. Отель. И вполне земная жизнь. На суше я еще кое-что напишу про наше путешествие. До скорого письма. Ваша Б. Л.

24.12.2008 Дорогой Н. Н.! У нас теперь есть Интернет, и я вновь могу посылать весточки. Мы улетели из Аргентины в самый длинный день года Южного полушария, а прилетели в самый короткий день года полушария Северного. Путь занял целые сутки. Два дня в Буэнос-Айресе были очень насыщенными, этот город на каждом шагу подкидывал впечатления. Помните у Блока, – «молчали красные и синие, в зеленых плакали и пели»… Гениальная фраза! (Это про вагоны первого, второго и третьего класса, они отличались цветом, извините за комментарий, подлая привычка препода.) Так вот – я всегда была в «зеленых». Где по-настоящему живут. Оттого – короче. Но живут. После нашего пятизвездочного корабля-отеля, где все было так благочинно, где даже дети и подростки одеты были с неявной, но вызывающей у меня сочувствие роскошью (ну зачем, скажите, двенадцатилетней девочке норковая накидка?) жители Аргентины показались ужасающе бедными. Город прекрасен! Необыкновенный! Но – столько нищих и бездомных я пока нигде не видела. Я даже потихоньку плакала от беспомощности. Десятилетние детки спят прямо на улице, жмутся в тень, люди безучастно идут мимо – а что сделаешь? Но при этом – они люди все – живые, горячие, гордые, наивные… Все вместе. Были два впечатления очень сильных, просто пронзивших меня. Первое – танго. Вечерами в ресторанах города устраивают для посетителей показ танго. И нам повезло: мы попали на незабываемое зрелище. Песни и танцы одновременно длились около двух часов. И ребята-танцоры были счастливы! Просто сияли счастьем, танцуя. Это было настоящее! Настолько сильное, что меня дрожь колотила. У Игоря Моисеева в ансамбле есть номер, где танцуют танец аргентинских пастухов. Все выверено, синхронно, залюбуешься. Но все – механика. Радости нет. Тут я увидела тот танец – сложный, но как это было! И – главное – мальчик танцу этому отдавался, энергия шла такая, что всех нас поглотило движение! О танго потом напишу – это часть их жизни. С суевериями, любовью, судьбами, образом жизни. У них есть национальный герой – певец Карлос Гардель, исполнитель песен танго, разбившийся в 1935 году в авиакатастрофе. У его памятника на могиле в руке каждый день зажженная сигарета! И еще – слова последнего его танго, которое он исполнил в день, предшествующий гибели, нельзя произносить по-испански – плохая примета! Там много всего колдовского.

А второе впечатление – миллионная демонстрация молодежи в субботу 20 декабря. Они шли часами! Огромные массы людей, с красными знаменами (Ленин, Троцкий и другие), на транспарантах требования работы рабочим, прав на образование каждому и т. д. Достоинство, дисциплина, сплочение и опять же – музыка, музыка – они все пели, и как! Мощь захватывала. У меня сердце перевернулось. Мы были лишены святого права молодости на бунт. Как лишены сейчас наши дети. 68-й год для молодежи всего мира был годом протеста, кроме нас, понятное дело. И тут я почувствовала то, чего была лишена тогда. То сердечное волнение (не из-за куска хлеба или бытовухи), а за общую судьбу своего народа (который пугающе беден, исключая единицы процветающих – это я об Аргентине, уточняю). Вспомнился мне путч Пиночета в Чили в 1973 году. Эта чудовищная радиотрансляция, когда пиночетовские солдаты врывались на радиостанцию и в живом эфире звучали последние слова и песня о единстве тех, кому предстояло погибнуть под пулями своих соотечественников. Тогда мое сердце рвалось к ним, чей голос звучал и звучал, а их уже не было… Это не революционный романтизм. Это осознание человечества как океана, мыслящей субстанции, единой и неделимой. Пусть даже она этого и не понимает. (Об океане-человечестве я все время думала, плывя по Мировому океану.) Сейчас заканчиваю. У нас тут Сочельник. Пойдем за елкой. До нашего Рождества долго. Но мы будем праздновать с народом, который тоже люб моей душе, со швейцарцами. Жду весточек от Вас. Ваша Б. Л.