Низ живота опалило огнем, аукнувшись острой, но такой сладкой болью. Прогнав прочь соблазнительное видение: Катя с задранным до талии платьем, перегнувшаяся через перила, пока он без излишних прелюдий натянет ее на себя одним рывком, войдя на всю глубину, - прервал поцелуй, только чтобы еще больше завлечь эту жаждущую его самочку.

- Ко мне в каюту!

Вряд ли бы она передумала бы в такой момент, но он не собирался давать ей ни малейшего шанса к отступлению. Подхватил на руки, прижимая к себе, и только отшвырнул ее туфли, которые с громким стуком шлепнулись на дощатую палубу, а Катя вцепилась в его плечо, словно опасаясь, что ее вместо обещанного рандеву сейчас бросят в набежавшую волну. О нет, Сергей не привык к подобному расточительству.

Проходя мимо оператора, подмигнул тому в ответ на «викторию». Это будут нереально крутые кадры, они произведут эффект разорвавшейся бомбы.

Остальные участницы продолжали «качать танцпол». Еще несколько минут назад Акслеру хотелось, чтобы Рашель стала свидетельницей происходящего. Но сейчас он о ней даже не вспомнил. Пожар между ног разгорелся настолько нешуточный, что грозил свести мужчину с ума, если он сейчас же не овладеет этой девчонкой.

Дверь в каюту пришлось открывать ногой и практически вслепую, потому что он ничего не видел перед собой, продолжая целовать Кэтрин с неистовством изголодавшегося волка. Даже не задумался о том, что, возможно, причинил ей боль, когда швырнул на кровать. К черту. Мягкий матрац смягчит падение. Он не намерен больше ждать ни минуты…

…Катя очнулась от непонятной расслабленной неги только тогда, когда внезапно ощутила потерю точки опоры. Удар о матрац не был сильным, но сердце на миг зашлось в аритмии иного свойства: грубость Сергея повергла ее в шок. Пусть губы еще сладко пульсировали после его поцелуя, распространяя по всему телу мириады ошеломительных импульсов, голова кружилась совсем не от игристого вина, а кружево трусиков насквозь пропиталось влагой желания. Она не ожидала увидеть его таким. Только не Сергея. Не того мужчину, которому сама так легко придумала образ защитника и нежного романтика. Образ, не имеющий ничего общего с ним настоящим.

Испугалась и поэтому вскочила на ноги? Она не могла ответить на этот вопрос. Не сейчас, когда разряды зеленых молний от голодного взгляда мужчины, видимые даже в полумраке каюты, прошивали ее насквозь. Вспарывали защитный скафандр, который девушка так и не сбросила с первых дней на проекте, чтобы не быть слабой. Воздух, казалось, с шипением покидал ее легкие, секунды замедлились, словно в отчаянной готовности к роковому прыжку. Сердце билось так сильно, что давно перекрыло по громкости музыку с палубы. Но ничто на свете сейчас не могло заставить ее отвести взгляд. Словно невидимые ментальные гарпуны вонзились через незащищенные зрительные нервы в ее сознание, раскрыли острые шипы фиксаторов и медленно, чтобы не убить резким рывком, подтягивали безвольную добычу все ближе к протянутым рукам охотника.

Был ли у нее шанс вырваться, избежать такой запредельной близости и тем самым впоследствии избавить себя от сожалений? Был. Но она вряд ли хотела им воспользоваться.

Дрожащие ноги, румянец, обморок… Вы это серьезно? Ни одно из самых детальных литературных описаний не имело ничего общего с тем, что происходило между нею и Акслером сейчас, в эту самую минуту. Первобытное, почти животное желание выглядит совсем не так. Оно имеет мало общего с ванильной карамелью, навязанной всем нам миром кинематографа и литературы. Всеми этими ненужными словами, замедленными съемками и закатыванием глаз. По сути, дикая и необузданная красота обнаженных рефлексов и инстинктов не столь эстетична, бьет наповал своим магнетизмом – может, именно поэтому никто и никогда ее не покажет во всей красе. Ибо сыграть подобное невозможно.

Катя не принадлежала себе. Шок? Возможно. Но не страх. Или страх, но лишенный прежде свойственной ему эмоциональной окраски. Какой-то нелогично притягивающий, будоражащий, похожий на замедленный выброс адреналина, а еще на сладкий коктейль, от которого невозможно было оторваться. Сознание будто раздвоилось. Часть женской вожделеющей сущности желала немедленно кинуться на шею объекту своего безумия, сорвать с него наконец эти тряпки, закрывшие восхитительное сильное тело, вцепиться изо всех сил, даже вонзить в него ногти, пусть все вокруг знают, чьи отметки легли на загорелую кожу авторскими росчерками… А вторая половина замерла в немом восхищении и предвкушении, каком-то раболепии перед силой и сексуальной харизмой и жаждала лишь одного: быть выпитой до дна, покоренной этим мужчиной, даже если это станет началом ее окончательного падения…

Последняя трезвая мысль покинула сознание девушки, а руки, не подчиняясь разуму, сами тянули за сложную систему молний платья, срывали его с плеч, словно опротивевшую кожу лягушки. Никогда прежде Катя не испытывала такого сильного желания. Казалось, она задохнется, сгорит, осыплется пеплом, если не поспешит утолить голод с этим мужчиной. Голод, который достиг критической отметки.

Боль была такая сладкая и желанная, что она застонала. Никто и никогда не брал ее за волосы таким жестом собственника и завоевателя. Его воля и требование немедленной покорности буквально ворвались по энергетическим каналам, сладчайшим током и достигли эпицентра безумия в кратчайшие сроки. Страх, рамки морали, просчет последствий остались абстрактными понятиями.

Когда жаждущие губы мужчины буквально поглотили ее уста без излишней нежности, прикусив до крови вполне осознанно, Катя ощутила незнакомую невесомость, словно ее тело стало сплошной эрогенной картой и отдалось восхитительному единению. Нервы плавились в этой эйфории, словно воск на солнце, покорные каждому нажиму губ Сергея, каждому рывку сжавшейся ладони. Его язык не знал пощады и размеренности. Сейчас Катю буквально трахали в рот, подготавливая к большему. И ей безумно нравилось все, что с ней делал мужчина ее мечты, и не оставалось сомнений, что понравится также продолжение, которое ранее противоречило ее моральным принципам.

В ее фантазиях Сергей никогда не молчал. Шептал на ухо не банальные пошлости, а резал сознание порочными речами со скрытым смыслом. Сейчас же ничего подобного не происходило. Он не разжимал своей хватки, поцелуй становился все более агрессивным и пугающим. Но сегодня страх стал для Кати синонимом самого мощного афродизиака. Она расслабилась в грубой клетке его рук, которую нельзя было приравнять к объятиям даже под кайфом взбесившейся чувственности, и покорно позволила пить из губ ее волю, отдавая каждую каплю и не оставив себе ни малейшего стратегического запаса. Позволила трахать себя этими сладчайшими, лишенными нежности фрикциями языка, и неметь от счастья, что наконец-то это случилось. Все равно как. Пусть искусает до потери сознания, выпьет ее кровь и насладится отдачей. Никто, кроме него, не достоин этого подарка.

- Открой рот!

Ее прошило мощной судорогой, которая едва не завершилась бесконтактным оргазмом. Катя непроизвольно раздвинула сжатые ноги под торжествующим, каким-то дьявольским блеском в глазах Сергея. Он прекрасно понимал, что с ней происходит, и этот факт не вызвал в нем ни капли удивления.

- Рот, - медленно повторил Акслер.

Катя подчинилась словам с незнакомой интонацией, закрыв глаза от затопивших ее эмоций. А ведь он пока что даже к ней не прикоснулся, не спешил, избавляясь от рубашки мучительно медленно. Если бы Авдеева была в состоянии удивляться, она бы это сделала. Но сейчас рассудок сошел с ума, а сознание упало ниц от приказа полноправного хозяина положения.

- Не смей закрывать глаза!

Он мог к ней не прикасаться. Достаточно было слов, чтобы довести ее до безумия и готовности выполнить любое его желание. Эти слова сейчас направляли ее руки, уверенно снимающие платье и стягивающие влажное кружево трусиков под пристальным взглядом зеленых глаз, которые светились в полумраке, подобно взору опасного хищника. Приоткрытый рот наполнился слюной от долгого ожидания, и Катя попыталась ее незаметно сглотнуть, но Акслер сделал рывок вперед и сжал ее подбородок до боли.