Увы. Он презирал подлых людей вне зависимости от пола. И когда эта профурсетка без долгих слов принялась расстегивать его ремень и говорить, как славно они оттянутся, пока Ася сделает всю работу, едва сдержался. А она все говорила. О том, что просит его позвонить Никее и сказать, что из двоих умница одна она.

Воспоминание вызвало ощущение неприятного послевкусия, как будто эта алчная самка вновь пыталась почти насильно отсосать у него за закрытыми дверями. Ника же как будто это почувствовала.

- А ведь ты так и не понял, кого из них двоих я тогда прислала тебе в подарок. Ты думал, классическую офисную шлюшку?

Никея начала очередную игру. Соколов прекрасно это понимал, но отказывался признавать, что попал в расставленные сети.

- Ну и зачем? - рассчитался с таксистом и направился к подъезду дома, где жила Ася Евтеева.

- Я расскажу тебе, когда встретимся за бокалом коньяка в выходной. А пока подтягивайся в клуб. Тут у ЛавМи дикое желание быть выпоротой на глазах у сына одного высокопоставленного человека.

- Я не собираюсь развлекать мажора с комплексом Наполеона. Мне пофиг, чей он сынок.

- Ты про мистрисс Еву или нашего будущего мэра? Впрочем, неважно. ЛавМи сделает все, что ты от нее потребуешь. Верно, девочка? Можешь подать голос.

Упоминание о рыжеволосой чертовке, дерзкой сабе, за которую исправно платил клубные взносы ее первый доминант, уже давно покинувший страну, заставило Соколова замереть на пороге высотки. Режущая сладкая судорога похотливого плотского желания закрутила узлы шибари в паху, стоило ему услышать ее голос.

- Мастер Штейр?

Актриса до мозга костей все же умудрилась завести его с пол-оборота имитацией раболепного преклонения и уязвимой обреченности. Ему было плевать. Все, что он сейчас хотел, - это отжарить длинноногую сабочку в комнате боли, воткнув в ее рабочий ротик позолоченный металлический кляп и прикрутив к столу. В отличие от гламурного сюжета ролика Mine его игры не заканчивались так же красиво. Скорее всего, он спустит с нее шкуру при помощи ремня и изотрет до кровавых ссадин киску с накачанными мышцами. И по итогу эта хитрая чертовка будет обнимать его колени, изображая сломленную амазонку, но так и не сумеет скрыть блудливого пламени восторга в своих развратных глазах.

То, что надо. И плевать, что он попался в расставленные сети дьяволицы в юбке, как иногда называл Нику. Это банальное желание оставить на теле женщины метки своего обладания могло принимать любые обличия, но по сути оставалось страстью и ничем другим.

Что ж, сегодня вечером он закатает в асфальт своих безумных миров наваждение имени Насти Евтеевой. Но прежде решит один животрепещущий вопрос. Просто небольшая плата за то, что сознание вспомнило, что такое нежность и способность воспринимать мир не только через призму обладания и подчинения...

Глава 8

Ася смутно помнила вчерашний день. Его события сложились в какой-то адский калейдоскоп ярких вспышек по ту сторону сознания. Вроде и не сильно удивилась увиденному в собственной спальне - всегда знала, что Слава изменяет, просто не признавалась себе. А потом головокружение и слабость, из-за которых Соколов и отвез ее домой, стали меньшими из зол.

У нее потемнело в глазах. И нет бы просто присесть на пол и ждать, когда пройдет, нет. Почему-то она застыла на месте, не в силах отвести взгляд от Соколова. И не потому, что он взял локоть Славы на излом, а потому, что увидела она в тот момент в нем что-то такое...

Потустороннее? Безумное? Страшное? Евтеева не могла подобрать определения той пелене в его светлых глазах, которая углубила их оттенок до пугающего свинцового блеска. Хотя, скорее, она это почувствовала интуитивно, потому что первый накат острой гипотонии уже лишил ее зрения, расцвел на сетчатке темными вспышками приближающейся агонии.

Она столкнулась с чем-то запредельным для ее сознания. Тем, чего никогда прежде не видела и что напугало до такой степени, что измена мужа показалась обычной рутинной неурядицей. Последние клеммы, удерживающие молодую женщину на грани самообладания, со щелчком разомкнулись, не справившись с чрезмерной психологической нагрузкой.

А дальше начался кошмар. Вернулись ее детские страхи, по силе воздействия равноценные тому, что она увидела во взгляде Юрия, только проявившиеся на физическом уровне.

Комната дрогнула, и пространство вокруг начало раскачиваться, подобно качелям. Интуитивно, на ощупь, держась за стену руками и не видя ничего перед собой от пляшущих темных пятен, Ася двинулась прочь из спальни, которая закручивалась в спираль. Отчего она решила, что в ванной ей ничего не угрожает? Скорее всего, просто убегала от опасности, непонятно в ком воплощенной. От равнодушия и явного наплевательства мужа или безумия голодного Люцифера в глазах мужчины, к которому она так доверчиво потянулась по незнанию, ища спасения?

Зачем-то открутила кран, забыв, что так и не разделась... и больше сил не осталось. Сжалась в углу ванны, цепляясь за ускользающее сознание, и не отключилась только потому, что холодные брызги оросили ее ноги, удерживая между явью и сном. И акриловый бортик сейчас казался ей надежной преградой от того, что она увидела. Словно свинцовый щит от радиации или серебряные заслонки от вампиров. А потом мысли и вовсе исчезли, нокаутированные нарастающей, словно снежный ком, слабостью и ощущением, будто голову сжимает в стальных тисках.

И ей было страшно. Впервые за столько времени хотелось спрятаться. Как в детстве под колючим одеялом. Отец всегда подыгрывал маленькой Настеньке, даже когда она, насмотревшись шпионских фильмов, полагала, что злые враги тебя не заметят, если лечь на пол посреди комнаты. В кино очень любили этот прием. Мама всегда запрещала Асе лежать на голом полу, а вот отец так здорово имитировал слепоту, что девочка не выдерживала. С криком "Папа, я же здесь!" кидалась ему под ноги. И даже после этого он не сдавался. Вкрадчиво расспрашивал, где же пряталась его кровиночка, не прекращая увлекательной игры ни на минуту.

Как ей не хватало сейчас этой детской уверенности в том, что достаточно натянуть непривычно мягкое и уютное одеяло до самой макушки - все монстры уснут и никогда больше не станут пугать своим оскалом и голодным блеском в покрасневших глазах! Детский страх не прошел бесследно, всколыхнулся, подняв голову, стоило кому-то наподобие Юрия Соколова проявить внимание к ее персоне.

Проявить? Нет, не стоило спешить с выводами. Такой мужчина никогда не заинтересуется женщиной типа Аси. Напоил чаем? Отвез домой? Попытался защитить? Это могло указывать на благородство, и ни на что другое.

Но тогда почему он вернулся? Вернулся и позволил ей увидеть куда больше, чем следовало? С одной стороны, у Евтеевой было слабое ощущение того, что перед ней открылись, пустили на короткий миг в святая святых, с другой - тут же оскалили клыки, потому как показали то, что не предназначалось для посторонних глаз.

Ася очнулась незнакомой комнате. Белый потолок. Стены приятного оттенка, то ли персикового, то ли лососевого - не разобрать из-за приглушенного тусклого освещения. К тому же лампочки искажали цвет, отбрасывая красные и синие тени на стеклянные рамки с репродукциями Гапчинской. Забавные ангелочки улыбались и, казалось, одна из фей киевской художницы слегка склонилась в легком реверансе. Ася моргнула, поднесла к глазам дрожащие пальцы и недоуменно уставилась на пластиковые зажимы на каждом из указательных. От них шли тонкие провода, подключенные к белоснежному аппарату с синим монитором, на котором бежали, сменяя друг друга, цифры и диаграмма, напоминающая эквалайзер.

Эта комната не была похожа на больничную палату, но обилие медицинской аппаратуры говорило об обратном: Ася в больнице. И так, наверное, выглядят палаты класса люкс, недоступные большинству обывателей в силу их дороговизны. Никаких панцирных кроватей, крашенных масляной краской стен, одиноких ламп без плафонов.

Здесь был уют. То, что Ася так долго создавала в своем доме и что так цинично, не дрогнувшей рукой ломал Слава. Ему нужна была не обихоженная квартира и идеальная семья, а жертва. Та, за счет которой у него подскакивала самооценка. Может, поэтому Ася и оказалась здесь?