- Я живу в вашем дворе, Петр Петрович,- сказал я заискивающим, самому себе противным голосом.- Я по поводу ананасов... Говорят...
- Помогай!, - пропищал владелец, может быть, "Куллана-1". Движением фокусника он вытащил откуда-то из-за груды ящиков и бросил мне застиранный синий халат.- Получишь три кило вне очереди.
Я воровато оглянулся по сторонам. Знакомых не было. Вскочив в синий халат, я слился с обезличенными личностями.
...Через час я, гордо прижимая к груди два ананаса, прошествовал через весь двор. Сзади слышался завистливый шепот сидящих на скамейке старушек:
- Ишь, попер... Небось с самим Петькой нюхается. Вместе водку жрут да по бабам...
Зато жена обняла меня и заплакала.
- Ну и слава богу... Теперь и у нас все, как у людей.
Через неделю выбросили свежие болгарские помидоры. Поработав полтора часа на разгрузке, я получил аж пять килограммов самых отборных. Потом подоспели крымские яблоки... Все знакомые нам завидовали, а некоторые даже попытались, конечно, из корыстных соображений, стать нашими лучшими друзьями.
Постепенно я втянулся. В конце концов какая разница: прогуливать пса, большого бездельника и эгоиста, или разгружать ящики? Я похудел, на моих щеках заиграл южный румянец - наверно, отблеск золотых крымских яблок.
Теперь я запросто справлялся с сыном-восьмиклассником, когда дело доходило до особо критических ситуаций.
Одно только плохо: я пристрастился к "Портвейну-33". Но это еще научно не доказано, что вреднее для здоровья: свежий портвейн или коньяк "Одесса" пятнадцатилетней выдержки.
Петр Петрович ко мне благоволил, так как я лучше всех распознавал его шевеление бровей и пальцев (сказывалась научная степень). Нашего шефа раздражало во мне лишь одно: моя интеллигентная внешность (бородка, темные очки, пристрастие к лакированной обуви). Пришлось бородку сбрить, от очков отказаться, а лакированную обувь заменить на кеды.
- Вот ты, Мотя, ученый (меня зовут Матвеем Ивановичем),- говорил Петр Петрович, подвыпив "Портвейна-33",- а по жизненному уровню до меня не достигаешь.- Шеф распахивал свою телогрейку, может быть, из меха рыси и пускал по стенам солнечные зайчики бриллиантом, может быть, "Кулланом-1".- А все почему? Потому что ты хоть и ученый, а неграмотный. Сейчас надо быть при деле. Вот я, допустим, при деле. Я конкретное добро людям делаю. А ты ни при чем. Вот чем ты занимаешься?
- Микробов в микроскоп рассматриваю.
- Во! - Шеф радостно поднимал вверх палец, возможно, с "Кулланом-1".- В том-то и дело. Ты их рассматриваешь, а я их ем! Вместе с ананасами, бананами и красной икрой! Сам ем и с друзьями делюсь! Посему выпьем за съедобных микробов!
Обезличенные личности почтительно смеялись, стараясь дышать в сторону "Портвейном-33", и закусывали импортными овощными микробами.
Однако вскоре шеф загрустил. Он стал менее интеллигентно руководить, то есть вместо шевеления бровями и пальцами злоупотреблял не очень культурными выражениями.
Влюбился? Неприятности с начальством? Ревизия? Мы перебрали все варианты, но ничего не подходило.
Однажды Петр Петрович во время разгрузки огурцов отвел меня в сторону и грустно сказал:
- Беда у меня, Мотя...
- Какая? - испугался я.
- Понимаешь... все у меня есть.
- То есть? - не понял я.
- Ну... все... Квартира, дача, машина, жен аж целых три... Ну, о жратве и говорить не буду... Получается, вроде бы и жить не для чего...
- Ну, ну, Петр Петрович,- подбодрил я шефа.- Жизнь прекрасна и удивительна.
- Знаешь что? - вдруг дыхнул на меня портвейном шеф.-Давай меняться!
- Как это меняться? - не понял я.
- Местами. Ты грузчиком станешь, а я этим... доктором по микробам.
- Кандидатом наук, что ли, хочешь стать? - дошло до меня наконец.
- Ну да. А чего ж. Что я, хуже других?
- Но я не понимаю, как...
- А это уж не твоя забота,- горячо заговорил Петр Петрович.- Ты только мне свои корочки дай, а там мы все оформим в чистом виде. Бороду, как у тебя была, отпущу, туфли лаковые у меня есть, очки темные нацеплю. А микроскоп я уже достал. Японский. В десять тысяч раз блошек преобразует. В долгу не останусь...- Петр Петрович ловко снял со своего пальца перстень, может быть, с "Кулланом-1" и надел на мой палец. Сноп голубого света ударил мне в глаза, ослепил, все поплыло вокруг меня, и я вроде бы стал погружаться в глубокое холодное озеро. Сквозь толщу воды до меня доносились слова:
- Ты только... не зазнавайся... Допускай меня до ящиков... Я не подведу... На совесть буду вкалывать...
Петюня и в самом деле оказался хорошим работником. Помогая себе животом, он несся на склад сразу с двумя ящиками и не брал особо много дефицита. Вот только мне не нравится его бородка - клинышком, лаковые туфли и черные очки. Я недовольно шевелю бровями и колю своего бывшего шефа лучом - лазером, испускаемым, может быть, самим "Кулланом-1".
- Сбросил бы ты всю эту мишуру, Петюня. Позоришь только наш дружный коллектив. Подумаешь, кандидатом стал. Сейчас камнем бросишь - в кандидата попадешь. Делом надо заниматься, а не инфузорий туфелек разглядывать. Лучше бы туфельки у дам разглядывал. Намного интересней.
- Сброшу, Матвей Иванович,- подобострастно улыбается Петюня.-Ха-ха-ха! Насчет туфелек вы это здорово сострили, Матвей Иванович.
Я хлопаю бывшего шефа по плечу, и мы идем пить "Портвейн-33" и закусывать импортными овощными микробами.
СТОЛИК С ВИДОМ НА ТРАМВАЙ
После работы я, как всегда, решил забежать в нашу "стекляшку", выпить бутылку пива и сжевать какой-нибудь бутерброд, пока не придет с работы жена и не приготовит ужин.
К моему изумлению, вечно осеннего вида крыльцо нашей "стекляшки" было чисто вымыто, а у дверей стоял швейцар с галунами, в генеральской фуражке и приветливым лицом человека, который взял от жизни все и которому больше от нее ничего не надо. В швейцаре я узнал директора кафе, которого видел иногда, когда тот руководил разгрузкой ящиков во дворе.
- Теперь это ресторан? - упав духом, спросил я директора-швейцара.
Когда "стекляшка" становится рестораном - это оборачивается бедствием для всего микрорайона.
