– Он говорит: «Нет. Я – Пётр Ильич Шишкин». А я ему снова: «А может, всё-таки Мартышкин?». – Теперь я уже смеялась вместе со всеми, утирая слезы. – Мужик спрашивает: «Девушка, что происходит? Я что-то ничего не понимаю!» И вот тут до меня доходит, что это не Митя, а потенциальный клиент ресторана…
Все снова расхохотались. Я же встала, потопталась на месте, прикрыла лицо руками и снова с грохотом плюхнулась на стул.
– Полента, одна порция! П… – Крикнул молодой официант, появившийся на кухне. Он не понял, почему все бросили свои дела и смеются так, что даже в зале слышно, но отчего-то тоже сразу заулыбался.
– А дальше-то что? – Митя, отсмеявшись, подошел ближе и погладил меня поволосам.
– Умеешь ты поддержать! Смешно тебе всё… А дальше я извинилась, сообщила, что жду его сегодня в офисе, и, испугавшись, положила трубку. Что? Что мне теперь делать? Дайте пистолет, я застрелюсь! Надо же так опозориться! Ещё и вы теперь все в курсе…
– Всё будет нормально, вот увидишь, – Митя обнял меня, похлопал по плечу и тут же поспешил вернуться обратно к работе. – Шишкин придёт, ты задействуешь всё своё обаяние, и он тебя простит. Даже не переживай, Ева, ты меня так насмешила, я эту историю теперь ещё долго буду всем рассказывать. Так, не понял, а почему все стоят?! – Оглядел всех недовольным взглядом. – Продолжаем работать! Шевелимся! Шевелимся! Куча заказов висит, да вашу-то мать!
Никто не посмел спорить. Все разбежались по местам, и на кухне снова воцарилась нужная атмосфера. Звенели тарелки, столовые приборы, сопя и ворча, шумела печь, гремели голоса. Повара и официанты маневрировали туда-сюда между столов, втягиваясь обратно в рабочий ритм.
А я сидела на стуле и разглядывала свою коленку. Митя подал мне горячий кофе. Эспрессо: чёрный, ароматный, сладкий. Как я люблю. М-м-м…
Он поставил передо мной чашку и тарелку с лазаньей.
– Кушай, начальник, поправляйся!
– Бока уже в брюки не влезают, а ты всё кормишь да кормишь, на убой, наверное. – Попыталась протестовать я.
– Ой, не начинай снова! Ты у нас стройняга! Только вот колготки эти рваные сними. А домой я тебя отвезу, не замёрзнешь, – заверил он.
– Зато скоро вместо талии у меня будет спасательный круг. Или самая буду, как круг. И возить меня не нужно будет. Подтолкнул с горы, сама покачусь.
– Брось.
– Каждое утро прихожу к тебе сюда на чашечку кофе. Ты меня потчуешь и потчуешь произведениями своего кулинарного искусства. Каждый день что-то новое. И от них же не возможно отказаться!
– В этом весь я.
– И всё приговариваешь, что я стройная. Когда у меня был сорок четвёртый размер, я вполне была довольна. А сейчас уже сорок шестой почти! Катастрофа… Нужно срочно остановиться, я же совсем невысокая. Скоро стану, как тумбочка.
– Потчуешь, приговариваешь! Я и слов-то таких не знаю. Я ж необразованный. Повар. Всего лишь, – усмехнулся Митя.
– Не так. Ты – великий повар. Кулинарный Гудини! Маэстро Кухни! Продукты исчезают, блюда появляются. И все это по волшебному взмаху твоих рук.
– Ага. – Отмахнулся он.
– Ты мне это брось. Из-за кого сюда все идут? Кто изюминка этого ресторана?
– Бла-бла-бла, насрать, забыть. – Покачал головой Митя и улыбнулся. Но по глазам было видно, что комплименты достигли своей цели. Ему было приятно.
– Повар, – продолжала я, – и худой, как жердь.
Он рассмеялся, укладывая куски говядины на сковороду.
– Потому что я ненастоящий повар, я – не правильный.
– Вот бы мне так, – мечтательно закатив глаза, промурлыкала я.
– Тебе так не пойдет.
– Кстати, ты надел ремень потяжелее? Сегодня очень ветрено. Берегись, будешь выходить – держись за поручень, иначе сдует! – Я попыталась закрыться от него руками, но все-таки получила щелбан прямо в лоб.
– Я тоже придумаю, как тебя подкалывать. Берегись.
– Пожалуйста, не надо! Боюсь-боюсь, – смеясь, я встала и пошла к выходу. – Лазанья, как всегда, великолепна! Так значит, ты отвезёшь меня домой вечером?
– А у меня есть выбор, босс? – Обернулся Митя.
– Конечно же, нет. Спасибо! Я тебя люблю! Ребята, всем – чао!
Подмигнув поварам, я покинула кухню и бодро зашагала по коридору. Предстояло ещё встретиться с господином Ма… то есть, Шишкиным. Пожалуй, отнесусь к этому проще. Нельзя же всего на свете бояться. Наломала дров – разгребай!
2
Зерна паники дали свои плоды: мои пальцы отбивали по поверхности стола какой-то совершенно дикий ритм. Тело раскачивалось, поворачивая своими движениями мое любимое кресло то вправо, то влево. Тревога пронзала сердце насквозь, а ароматные капли лекарства, холодившие язык, почему-то не спешили приступать к выполнению своей основной задачи – к успокоению меня после пережитого стресса.
Я оттолкнулась на кресле, и оно послушно покатилось к окну. От вида расцветающего города захватывало дух. Мое любимое время года. Весна. Запахи чистоты и свежести в воздухе, врывающиеся сквозь открытые створки окна. Подснежники, просыпающиеся в лесу, первые молодые травы, укрывающие землю в городе ярко-зелеными перинами. Неугомонные воробьи, рассыпавшиеся по деревьям, шумно чирикающие, деловито копошащиеся и устраивающие свои искусные гнездышки на самых макушках водосточных труб.
Время влюбляться. Жить! Время выпорхнуть из холодных оков зимних забот, встать на крыло и двигаться в новое счастливое будущее. Отличное время, чтобы проснуться, встрепенуться, стать добрее, изменить свою жизнь. Чтобы любить…
Ну… нет у меня ее, любви этой. И ничего. Мне, вроде как, и без нее пока хорошо. Зато полно времени на друзей, родственников, на любимую работу. Нужно признаться, никогда прежде мне не приходилось ощущать острой потребности любить кого-то. Но так ли это плохо? Вообще, наверное, это прекрасно, когда тебе хорошо наедине с самой собой. Когда не нужен для счастья кто-то еще. Гармония. Нет?
Конечно, у меня были отношения. Разные. Серьезные и не очень. Но никогда не приходилось убиваться так, как это делали мои подруги. Со слезами и истериками. Ровно так же, как и не приходилось ощущать себя безумно счастливой. Все всегда было ровно. Со всеми мужчинами. Никакого ощущения полета, ненужных волнений, чистого сумасшествия, о котором говорят все вокруг. Тишина и покой.
Через две недели мне будет уже двадцать четыре. Старушка. Самое время осчастливить кого-то предложением взять меня замуж, как говорит мама. Но нет. Спасибо. Это точно не ко мне. Я, наверное, еще лет десять точно не буду готова к такому. Думаю, ничего страшного не случится, если сделаю это после тридцати. Или чуток попозже… На пенсии. Или… Ну, в общем, сейчас ведь все так делают, правда?
Мое мысленное самоистязание было прервано неожиданной трелью телефона. Подкатила стул ближе к столу и сняла трубку:
– Да.
– Госпожа директорша?
– Ага, – закатила глаза, сразу узнав подругу по голосу.
– Это вас беспокоит Петр Ильич. Который Мартышкин, помните? – Она даже хрюкала от удовольствия. – Знаете, мне ваш вариант моей фамилии даже больше нравится. Решено, меняю ее, вместе с ней паспорт и, возможно, даже делаю пластику.
– Вот же бли-и-ин. Мила! Ты-то откуда уже прознала?
– Звонила Мите, чтобы спросить, куда рванем завтра на сейшн.
– И как я сразу не догадалась…
– Да ладно, не куксись, – явно веселилась Мила, – все обойдется! Но я не удивилась. Если кто и мог попасть в такой переплет, так это ты.
– Хоть с этим у меня все стабильно! – Сердито фыркнула я. – Как у тебя на работе?
– Полный запар! Народ прет и прет, точно в Макдональдс, а не в бухгалтерию. Ни минуты отдыха. Только достала салат, опять толпа идет. Пожрать не дали, ладно не подавилась. Даже в дни отчетности так не устаю.
– А что ты хотела? Ты ведь у нас теперь большая шишка!
– Пф, сама уже не рада. Но бабло решает, буду терпеть. – Милка так тяжко вздохнула, что от вибраций в трубке у меня аж в ухе зачесалось. – Поедешь домой, заскочи в магазин.