– Обычные дешевки. Ты просто боишься, что он такой же, как Марк?

– Не знаю. – Я выдохнула, пытаясь привести чувства в порядок. – Когда мы появляемся вместе в клубе, его бабы на меня волком смотрят. Он представляет меня лучшим другом, они жмут мне руки, а по взглядам видно – хотят прирезать в темном переулке. Чувствуют, что занимаю особое место в его жизни. Я ведь ему… как сестра.

– Дорогая моя, – Мила встала, поправила штаны, откупорила новую бутылку, – такую девушку, как ты, невозможно воспринимать как сестру.

– Нет, у нас нет никакой симпатии. – Отмахнулась я. Когда мне хочется в чем-то убедить подругу и выглядеть при этом серьезной, в мире умирает один Станиславский, а еще двадцать его однофамильцев дружно ревут. – Сразу как-то повелось так, и все… Митя даже смотрит на меня равнодушно, ну, без мужской искорки в глазах. Тянется ко мне, да, звонит, с удовольствием проводит время. Но нужна я ему только как друг. Поржать, поидиотничать, поболтать.

– Черт, да он тебе такие слова говорит, я ведь слышала! – Не выдержала подруга. – Ты глухая, что ли? Поддерживает, заботится. Уверена, своим телкам он не выдает и малой доли подобного. А ты мне описываешь его, как голубого. Либо ты дура, либо я.

Она поставила бутылку на стол, взяла на руки Чип Чипстера, своего любимого кота, и принялась гладить блестящую черную шерстку.

– Есть еще Даша. – Произнесла я. – Моя подруга Даша. Они ведь встречались. Вот там, похоже, было все серьезно. Митя был от нее без ума. А она бросила его через два месяца. Помнишь?

Мила отпустила кота и хмуро глянула на меня.

– Припоминаю что-то.

– Он тогда долго приходил в себя. – Мои руки сами сложились на груди в замок. – Хандрил, перебирал баб в попытках забыться.

– По Дашке убиваться – себя не уважать. – Бросила Мила. – Ты уж прости, она – твоя подруга, но скажу, как есть. Эта дура вообще никого не ценит! И любит только себя. Держалась бы ты от нее подальше.

– А однажды, – будто не слыша ее, сказала я, – во время телефонного разговора у меня вырвалось «люблю». Типа «пока, люблю, целую», глупо, да? Просто я не боюсь этой фразы, говорю, как чувствую.

– А он?

– Митя сначала потерял дар речи, а потом ответил, что тоже любит. Мы же не чужие друг другу… Он мне дорог, зачем это скрывать? Люди приходят в замешательство от такого нашего общения, но, честно, у меня подругому не получается.

Диагноз поставлен, Мила похлопала меня по плечу:

– А говоришь «дружба-дружба»!

– Так и есть.

– Ты мне лучше ответь. – Она снова села рядом. – Он в тебе что, совсем женщину не видит? Это же обидно! Меня бы задело за живое. Дружат только те мужчины и женщины, которые не хотят друг друга. А тебя же, Ева, невозможно не хотеть. Все мужчины всегда тебя первой замечают, потом меня еще долго спрашивают о тебе, пытают. Будь я лесбиянкой…

– Какая из тебя лесбиянка?!

– Самая что ни на есть. – Она придвинулась ближе. – Развратная и похотливая.

Я отскочила и запустила в нее подушкой.

– Не пугай меня! А то буду закрываться ночью на ключ.

– Так что? – Подушка, перехваченная ее рукой, полетела на пол. – Ты не ответила. Ни разу, прям ни разу, у вас не проскальзывало «особое» в нужном понимании отношение друг к другу?

– Был один разговор. Был. Я тогда спросила, кто из нас красивее: я или Даша. Почему он дружит со мной, а влюбился в нее. Пьяная тогда была, полезла, как дура, с расспросами.

Хитрый прищур выдал чрезвычайный интерес Милы:

– А он что?!

– Молчал долго. Смотрел так виновато. Растерялся. Воспринял, говорит, сразу как друга. То ли свободна, то ли нет, а тут еще знакомство с Дашей… И понеслось у них.

– Ну и дела…

Ее лицо приняло задумчивый вид.

– Ага. – Кивнула я, подавая подруге вино.

– То есть, тебя все устраивает? – Поинтересовалась Мила.

– Вполне.

– Тогда замечательно, что у тебя есть такой друг. – Мы чокнулись бокалами. – Выпьем за друзей!

– За друзей! – Поддержала я.

– А к Мите я тогда сама присмотрюсь, – довольно промурлыкала подруга и сделала большой глоток.

– Э… – Первый раз в жизни внутри промелькнуло странное чувство. Возмущение на грани с паникой, которые непременно захотелось скрыть за делано-счастливой улыбкой. Вряд ли получилось правдоподобно, но я все же попробовала.

– Попалась! – Вскочила она. – Ты ревнуешь!

– Вовсе нет.

– Да! Ревнуешь! Ревнуешь!

– Нет! – Засмеялась я. – Прекрати!

– Да не нужен мне твой Митя! – Мила села обратно. – А выводы из нашего разговора сделай. Хорошо? Пока еще не поздно.

– Бред все это.

– Никакой и не бред. – Подруга достала из кармана зеркало, пристально всмотрелась, потом повернулась ко мне. – Ев…

– А?

– Замечаешь, у меня усы растут?

– Что? Где? – Смутилась я.

– Во, – она указала на совершенно чистое пространство под носом.

– Не-а, не вижу.

– А ты глаза-то протри. – Указала пальцем. – Гляди, совсем черные!

Я подсела к ней вплотную и уставилась на белоснежную ровную кожу.

– Ну, такие-то у всех есть. – Пожала плечами. – Тонкие, незаметные.

– Вот это незаметные?! – Не унималась Мила, снова и снова разглядывая себя в карманном зеркальце. – Заметнее только у Эркюля Пуаро!

– Что ты, Мил, они же прозрачные. – Пыталась протестовать я. – Их совсем не видно.

– Ты просто утешаешь меня! Или нагло обманываешь! Очень выгодно иметь усатую подругу!

– Да я же честно, мать. Выгорят летом, и совсем не видно будет.

– Сбрею их, прямо сейчас. – Выдохнула она, громко шмыгнув носом. Выпрямила спину, глядя на меня решительно и гордо.

– Дура?! – Воскликнула я, едва не поперхнувшись вином. – Даже не думай! Будут расти потом, как у мужика. Утром побреешь, в обед опять черно под губой.

– Лазерная эпиляция?

– Горе мне с тобой. Да незаметные они! От слова «совсем»!

– Точно? – Она надула губы.

– Говорю тебе.

– Тогда не буду.

Я облегченно выдохнула.

– И не надо.

– Спасибо, что отговорила.

– Обращайся.

Мила поставила бокал на столик и растянулась на диване:

– Я пьяна…

– Надо же. Пошли тогда спать.

– Нет, – рассмеялась она, – лучше расскажи мне про Шишкина Мартышкина! Хочу знать все в деталях.

– Блин, и эта туда же!

– Мила, вставай!

Уже в пятый раз я садилась на ее постель, тщетно пытаясь разбудить. Смотрела, как она прятала голову под теплое одеяло и притворялась мертвой.

– Еще пять минут! – Подруга и сама, похоже, не верила в то, что говорит. Это был уже пятый раз, когда она пыталась оттянуть неизбежное с помощью трюка с пятью минутами.

– Ага, так я тебе и поверила! Прошлые пять минут растянулись на целый час. Хватит. О, гляди-гляди, по телевизору Брэдли Купера показывают!

Одеяло даже не шевельнулось. Ну, знаете, даже если Брэдли Купер тут бессилен, то я и подавно.

– Нет-нет, – раздалось с постели, – точно всего пять.

– Давай, давай, ты же мне обещала! – Заглянула в кокон, где она свернулась калачиком и увидела, что глаз подруга открывать даже и не собиралась.

– Что? – Произнесла она недовольным скрипучим голосом.

– Ты обещала пойти со мной гулять. Пройдемся по магазинам, посидим на набережной, покатаемся на роликах. Круто же, а? Или, если хочешь, будем жрать оставшийся снег, чтобы лето быстрее наступило.

– Аха-ха, хорошо. – Мила открыла один глаз и улыбнулась. – Последние пять минут, честно. А то ты и мертвого так поднимешь, настырностью своей.

– Сварю кофе.

– Я пока посплю.

– Пять минут, – напомнила я.

– Да поняла я уже! Вы с Чипом вечно нарушаете мое святое право на сон! Имейте совесть, блин! Надоело вставать с петухами.

– Какие петухи в городе? И, кстати, уже полдень.

– Ага?! – Подскочила Милка, но, так и не открыв глаза, упала обратно и отвернулась. – Иди уже. Не говори ничего, а то я уже действительно проснулась от твоего бу-бу-бу.