Эмма уехала достаточно быстро, она просто решила оставить меня одну, чтобы я смогла самостоятельно разобраться во всём произошедшем.

Сейчас достаточно рано, но я должна встать, встретиться с новым днём лицом к лицу, я просто не могу себе позволить умереть прямо на этой кровати. Мои дети всё ещё нуждаются во мне, они не должны пострадать. Они ещё слишком молоды, чтобы наблюдать за такими разборками между родителями.

Я аккуратно встаю с кровати, моя голова кружится от недостатка сна. Направляюсь в ванную комнату, где натыкаюсь на личные вещи Камилы, которые создают впечатление того, что она никуда не уходила. Мне снова больно. Я просто хочу оказаться в её объятиях, и несмотря на всё произошедшее, я очень сильно люблю её.

Умываю лицо прохладной водой, словно пытаясь стереть из моей головы те ужасные моменты, где Камила стоит на коленях и плачет. Мой взгляд падает на маленькое тельце, которое пристально смотрит на меня. Элеонор.

Я смотрю ей в глаза и вижу, что она боится, что она не понимает, почему же её мать не дома. Я нежно целую её в щёку, чувствуя, что у неё накопилось достаточно вопросов для меня.

— Что такое, милая? — спрашиваю я.

— Я хочу увидеть маму. Я скучаю по ней.

— Увидишь, но не сегодня, хорошо? — говорю я, направляясь на кухню.

— Нет, я хочу сейчас! — закричала дочь, когда слёзы начали скатываться по её щекам.

— Элеонор…

Меня прерывает мой сын. Я слышу его крики со второго этажа. Я начинаю часто дышать. Я просто хотела, чтобы это утро было спокойным, чтобы я смогла передохнуть ещё хотя бы один час, прежде чем встретить этот тяжёлый день.

Я захожу в детскую и наблюдаю за тем, как сын с широкой улыбкой самостоятельно выбирается из своей кровати, наклоняюсь и беру его на руки. Я так горжусь им. Он растёт день за днём, он прилагает большие усилия, чтобы стать для этого мира самым обыкновенным мальчиком. Дети уже начали ходить на занятия, и я рада тому, что сегодня суббота и я могу просто остаться с ними дома.

— Привет, мой великан, — говорю я, улыбаясь сыну.

— Привет, ма… мама, — отвечает мальчик.

Мы выходим из детской и направляемся на кухню, где я оказываюсь в компании двоих детей, которые начинают говорить друг с другом. Опускаю сына на пол и наблюдаю за ним. Он кажется немного взволнованным и постоянно смотрит в окно.

— Мама?

Я выглядываю в окно и замечаю, что его Дуду [прим.переводчика: ребят, напоминаю, что фф французский, а у 99.9% французов в детстве обязательно была Дуду. Это как обычный плюшевый зверёк, но частенько она встречается в виде тряпки и пришитой к ней головой мягкой игрушки (простите, это стрёмно звучит). Дети во Франции фактически не могут ни на секунду расстаться с ней, это как антидепрессант, питомец и лучший друг в одном флаконе] лежит в саду возле бассейна. Мой сын буквально не может прожить без этой плюшевой собачки. Я смотрю на дочь, которая играет с фруктами в корзине на столе.

— Элеонор, перестань баловаться с едой и сходи с братом в сад за его собакой, пока я готовлю вам завтрак.

— Хорошо, мам. Коди, пошли, — отвечает Элеонор, беря брата за руку.

Я выдыхаю, как только дети пропадают из моего поля зрения и позволяю себе тихо пустить слезу. В конце концов, я всё ещё зла и всё ещё в печали. Скоро я слышу, как дети заходят в гостиную и использую оставшееся время, чтобы слегка приукрасить наш завтрак.

— Идите кушать! — кричу я, становясь возле раковины.

Когда я поворачиваюсь, мой взгляд падает на одинокую дочь. Я аккуратно поглаживаю её голову, зная, что Коди, вероятно, смотрит телевизор и просто не слышит моих наставлений. Я захожу в гостиную, она оказывается пустой. Моё сердце начинает биться быстрее.

— Коди? — кричу я, но не получаю никакого ответа.

Я начинаю волноваться и картинки с самыми ужасными сценаии затуманивают мои мысли. Это слишком странно, я не понимаю, что происходит. Я возвращаюсь на кухню, чтобы буквально допросить свою дочь.

— Элеонор, ты не знаешь, где твой брат?

— Снаружи, он не хотел возвращаться, — отвечает Элеонор, допивая стакан молока.

Я внезапно понеслась на улицу, фактически выбивая входную дверь, и упала на землю. Сцена перед моими глазами заставляет меня сломаться и потерять рассудок.

Встаю и как можно быстрее бегу к бассейну. Безжизненное тело сына лежит на поверхности. Чёрт возьми, он не умеет плавать. Это произошло рядом со мной, как я могла этого не заметить?

Я ныряю в бассейн, едва различая его силуэт из-за слёз, смешавшихся с водой. Хватаю маленькое тело сына и резко вытаскиваю его воздух. Он не дышит. Его глаза закрыты, а губы и лицо посинели до неузнаваемости. Его кожа невероятно холодная, я располагаю его голову между моих рук, истерично плачу и кричу, пытаясь вернуть сына к жизни. Поворачиваюсь, услышав беспокойные крики Элеонор.

— Мама?

— Элеонор, послушай меня. Возьми мой телефон в гостиной и набери маму. Скажи, что ей срочно нужно приехать в больницу к Коди.

— Мама, я боюсь, — захныкала дочь.

— Я прошу тебя, поторопись, — сказала я, пытаясь не закричать.

Элеонор быстро выбегает из сада и я просто прислоняю свой лоб ко лбу сына, моля всех Богов о том, чтобы он остался жив. Он должен столькому научиться, должен прожить долгую счастливую жизнь вместе со мной и своей сестрой.

Внезапно мне так сильно захотелось оказаться в объятиях жены, чтобы забыть все ужасные события, произошедшие в последние несколько дней. Мне нужна её сила, её любовь, её поддержка. Я просто нуждаюсь в ней.

***

Pov Camila

Я слышу, как кто-то пытается дозвониться до меня, но мои веки слишком тяжелыё для того, чтобы попытаться их поднять. Я вспоминаю вчерашние слова жены и дочери, и чувствую, как тело окутывает острая боль. Мне некуда было идти.

Я осталась у Нормани, подруги моей жены. Она встретила меня с распростёртыми объятиями. Сначала я испугалась, но потом поняла, что она единственная, кто понимает меня, кто не думает, что я снова изменила Лорен. Я пила, весь вечер пила, чтобы просто забыться и уснула почти под утро. Это объясняет моё нынешнее состояние.

— Камила, твой телефон, ответь.

Я протягиваю руку, слепо забирая мобильник из рук Нормани, всё ещё не в силах открыть глаза. Моё сердце останавливается, когда я слышу голос человека, который пытается мне что-то сказать. Я моментально подрываюсь с кровати и открываю глаза. Нормани смотрит на меня с беспокойством, я отворачиваюсь, пытаясь понять слова дочери. Кажется, она плачет.

— Элеонор, дыши, говори спокойно, я ничего не понимаю, — я слышу стук собственного сердца.

— Мам, мама в саду вместе с Коди, она плачет, мы сейчас поедем в больницу, она просит, чтобы ты приехала, — хнычет дочь.

— Слушайся маму, я скоро буду.

Я перевожу взгляд на Нормани, которая протягивает мне ключи от машины. Она уже готова, а я поеду во вчерашней одежде, не смея тратить лишнее время сборы. Я вешу трубку, когда понимаю, что Элеонор больше нечего мне сказать. Направляюсь на кухню и быстро и натягиваю пиджак, висящий на спинке стула.

— Ты объяснишь мне, что происходит? — спрашивает Нормани.

— Я сама ничего не понимаю, что-то случилось с Коди, Лорен едет с ним в больницу, — отвечаю я, пока мы покидаем её квартиру настолько быстро, насколько это возможно.

— Мы скоро приедем.

Мы почти в машине, и я начинаю представлять худшее: смерть своего сына. Я никогда не прощу себя за то, что была так далеко от него, что не успела попрощаться. Я начинаю паниковать всё сильнее. Мечтаю оказаться в объятиях жены, взять её за руки, сказать, что наш мальчик такой же сильный, как и она, так что с ним ничего не случится.

Мы сели в машину, и я чувствую, что этот путь будет самым долгим в моей жизни. Я знаю, что больница находится в пяти минутах езды от нашего дома, но квартира Нормани расположена немного дальше. Мне становится ужасно стыдно за то, что когда сын видел меня в последний раз, он был напуган.

Я начинаю горько плакать, понимая, сколько времени я потратила впустую. Я не успела сказать, как сильно люблю его, что он — моя самая большая гордость. Я не наблюдала за тем, как он рос, я все ещё не научила его играть в бейсбол.