Державин написал ей в посвящении «Аспазии»:

Отметил он и ум Нарышкиной и ее умение держать себя…

Стихотворение датировано 24 апреля 1809 года.

Ее красотой восхищались многие. Знаменитый русский мемуарист, хороший знакомый Пушкина, Филипп Филиппович Вигель отметил, что «красота ее была до того совершенна, что казалась невозможною, неестественною… Идеальные черты лица и безукоризненность фигуры выступали еще ярче при всегдашней простоте ее наряда».

Вигель прибавил к написанному: «О взаимной любви ее с Императором Александром я не позволил бы себе говорить, если бы для кого-нибудь она оставалась тайной».

Ну и то, что император Александр I и Елизавета Алексеевна все-таки повернулись друг к другу в конце царствования, вполне объяснимо – они были пострадавшими во всей этой истории, не ими затеянной. Они вынуждены были идти по жизни рядом, даже тогда, когда сердца их противились этому. А между тем время шло, Охотников был убит, ну а чувства к Нарышкиной истаяли. Во всяком случае, многие свидетельства указывают на то, что, к примеру, во время путешествия на юг, особенно в период жизни в Таганроге, ничто не говорило о том, что у императора и императрицы отсутствуют взаимные чувства.

Что же произошло? Некоторые биографы полагают, что Нарышкиной наскучила роль любовницы. Видя, что император мало интересуется своей супругой, она решила, в конце концов, воспользоваться этим и потребовала, чтобы он порвал с Елизаветой официально и женился на ней. И вот тогда настала пора императору по-иному взглянуть на свою жизнь. Ведь все эти годы он полностью не порывал с Елизаветой, хотя не только не ревновал ее, но даже, как считают некоторые исследователи, был инициатором ее первой ему измены с его же другом Адамом Чарторыйским. И в то же время он понимал, что Елизавета душою расположена к нему, а ее увлечения если и были, то лишь от отчаяния.

В конце своего царствования он резко переменил свое отношение к жене и прервал волокитство за другими женщинами. У Елизаветы же несколько пошатнулось здоровье. Он предложил немедленно ехать в Италию на лечение, причем сам собирался везти ее туда.

Елизавета ответила:

– Я хочу умереть в России!

– Нет, Вы не умрете! Вы еще молоды! – возразил император. – Мы едем в Таганрог – там прекрасный климат!

В Таганроге был срочно подготовлен дворец. И императорская чета отправилась туда. Им суждено было два месяца счастья. Счастья семейной жизни, счастья в любви, которого они, быть может, в такой мере не видели еще в своей жизни. Елизавета быстро пошла на поправку. Они почти не расставались. И лишь однажды император совершил небольшую поездку, из которой вернулся больным.

О болезни его написано много, причем само состояние императора трактуется по-разному. Болезнь болезни рознь. Была ли это смертная болезнь или обычное заболевание. И вообще, откуда взялась эта болезнь? Ведь ничто не предвещало ее. Все было похоже на инсценировку. Быть может, вот эти два месяца необыкновенного счастья дали понять и императору и его супруге, что счастье в столице, где на них лежат огромные обязанности, где они подчинены законам, которые обязаны исполнять в точности, хотят того или не хотят, несмотря на свое высокое положение. Там они заложники этого своего положения. К чему же они пришли? К какому решению?

Биографы привычно говорят, что император умер на руках у жены, шепча слова любви. Но умер ли?

Тем не менее о смерти было объявлено… Произошли события, которые до основания сотрясли Россию. Россия устояла лишь благодаря мудрому решению императора, принятому и узаконенному заранее – он завещал передать престол великому князю Николаю Павловичу. По преданию, так ему повелел сделать святой праведный Серафим Саровский, которого он посетил незадолго до поездки в Таганрог.

Между тем полагалось организовать похороны, так как подобает. Цинковый гроб отправили в столицу.

И тут новая загадка – Елизавета Алексеевна на похоронах не присутствовала, поскольку снова заболела. Лишь четыре месяца спустя она выехала из Таганрога, но не смогла преодолеть весь путь и сделала остановку в Белеве Тульской губернии. И в столицу отправился еще один «запаянный гроб». Известно, что никто из ближайших родственников мертвой Елизавету Алексеевну не видел.

А потом пошли слухи, что император не умер в Таганроге, а ушел странствовать. Чуть позже то же самое стали говорить и о Елизавете Алексеевне. А в 30-е годы в Сибири появился загадочный старец Федор Кузьмич, а в 1883 году в Валдайском остроге на допрос к следователю привели неизвестную, которая звалась Верою, но скрывала свое происхождение, хотя все выдавало в ней происхождение не простое. Да и сама она загадочно ответила следователю на вопрос, кто же все-таки она: «Если судить по небесному, то я – прах земли, а если по земному, то я – выше тебя!»

Интересно, что первое официальное известие о сибирском старце Федоре Кузьмиче относится к 1836 году. 4 сентября в Кленовской волости Красноуфимского уезда Пермской губернии появился весьма подозрительный человек. Он ехал в телеге и остановился у кузницы, чтобы подковать лошадь. Кузнец был удивлен поведением этого странника, он показался ему подозрительным. Потихоньку дал знать властям. Странника схватили, допросили. Но он ничего не пожелал о себе рассказывать. Правда, назвался шестидесятилетним Федором Кузьмичом Кузьминым. Фамилию эту назвал в первый и последний раз. Далее он уже звался лишь по имени и отчеству. Не желая подвергать положенному за бродяжничество наказанию, пытались уговорить открыться, откуда он и кто, но тщетно. Тогда после наказания – 20 плетей – его сослали в Сибирь. Удивительно то, что и внешностью, и ростом, и своими манерами, и даже некоторыми физическими недугами он полностью походил на императора, правившего в России с 1801 по 1825 год.

И вот, что значилось в тайнописях Федора Кузьмича, расшифрованных Г.С. Гриневичем: «…Мое зло двойное: Император Александр – я, Симеон Великий. Я тьмы приверженец, суть злодей. Имя Первый – отсеку. Тайно наделю властью и силой Симеона – дурную главную ветвь».

На первый взгляд, может показаться, что это все уже не имеет никакого отношения к Пушкину, тем более, к его любовным драмам. Это не так. Давайте подумаем над таким вопросом: знал ли о легенде, касающейся императорской четы, Пушкин? Догадывался ли он о том, что возлюбленная его юности не ушла в мир иной? А ведь он переменил свое отношение к императору и вместо эпиграмм, которыми засыпал его в юности, сказал совершенно иные слова в «Медном всаднике».

Весной 1830 года состоялась помолвка Пушкина с Натальей Гончаровой. Правда, свадьбу пришлось отложить из-за приданого, которое не могли собрать Гончаровы и без которого не хотели выдавать дочь. Все тянулось и тянулось, и 31 августа Пушкин выехал в Болдино, где были у него дела по вступлению во владение поместьем. 3 сентября он прибыл на место и пробыл в Болдине около трех месяцев. Там он снова вспомнил о своей первой любви, о несравненной Елизавете Алексеевне, и написал поэтическое прощание с ней, поскольку впереди ждала жизнь семейная, к которой он относился очень серьезно: