Иосиф Сигалов

«Маленький цветок любви»

(повесть)

                  Хочу предостеречь читателей от попыток каких-либо ассоциаций. Писатель использует в своей работе две «стихии»: память и творческую фантазию. Мнемозина «поставляет» ему прообразы нужных героев. Но писатель не отражает зеркально этот мир. Он преображает его, пропуская через призму своих цветастых, причудливых, иллюзорных фантазий, подчиняя творческому замыслу. Поэтому всякие попытки проводить аналогии между героями повести и их прототипами – никчемны и бессмысленны.

Отчего года летят так стремительно, пролетают незаметно, а иные мгновения жизни вспоминаешь так отчетливо и ясно, словно они протекли только что? Быть может оттого, что память наша подобна четкам. Она нанизывает на свою долговременную нить мгновения, события, образы лишь тогда, когда душа живет своей истинной жизнью, возносясь над суетным течением бытия.

Мы любим порой перебирать эти бусины памяти, эти сладостные воспоминания. О чем? О какой-то давно забытой картине беззаботного детства, о токе первого прикосновения к руке любимой, об опьяняющем дурмане первого поцелуя, о первом своем стихотворении – триумфальном взлете над обыденностью и печальном падении после этого…

Как устроена наша душа? По какому прихотливому критерию она отбирает из быстрого течения жизни, из потока бытия лишь эти светлые мгновения, яркие картины, памятные знаки?..

И лишь одна только музыка всегда проникает к нам в душу свободно и неудержимо. Почему? Почему она оказывает такое сильное действие на нас, почему она так властна над душой нашей? Отчего, слушая иную мелодию, мы вдруг впадаем в странное летаргическое оцепенение, душа наша наполняется светлой печалью, неутешной грустью. Никакая другая стихия не обладает такой мощной непреодолимой силой, такой могучей властью над нами, как музыка – странная стихия, необъяснимое сочетание звуков, волнующих душу и находящих отзвуки в тайных уголках ее.

Но среди этих мелодий всегда найдется одна, которая бередит незаживающую рану в душе, пробуждает воспоминания о безвозвратно утерянном счастье, о потере самого дорогого и любимого…

Я медленно вышел из метро и остановился, осматриваясь. Был ранний, осенний вечер. Небо было белесое, словно вылинявшее. Только где-то на юго-западе, заслоняя закатное солнце, плыли неведомо куда диковинные облака. Проплывали мимо озабоченные прохожие – известно куда: сначала в универсам, а потом в свои бетонные, обжитые и мнимо уютные норы. Я медленно двинулся домой, прошел уже полпути, как что-то задрожало в кармане. Я достал телефон. Было что-то тревожное и пугающее в этой неожиданно раздавшейся трели моего мобильника. Я включил связь.

– Слушаю. Алло, кто это?

– Это я, Евгений. Мне нужно встретиться с вами. Срочно!

– Срочно?! Что-то с Леной? С ней что-то случилось?

– Я вам все расскажу, когда приеду. Это – не по телефону.

У меня оборвалось сердце. Мне захотелось прислониться к чему-то или сесть – я чувствовал, что сейчас упаду.

– Где нам встретиться? – голос мой звучал медленно и глухо. – Мне все равно где. Может у вас в Ясенево?

– Нет, не так. Давайте у вас, в Конькове. На улице.

– Ну, ладно, у меня… Вы знаете выход к универсаму «Виктория»?

– Ага, знаю.

– Я буду сидеть напротив выхода на парапете. Когда вы придете?

– Я сейчас в центре, Подъеду… ну, минут через сорок.

– Хорошо, я жду.

Я уселся на парапете в стороне от небольшой, шумно галдящей компании алкашей. Я уже не думал о том, почему позвонил он, а не Лена. Сердце сжалось вдруг сильно и больно – предчувствием страшной, непоправимой беды. «Только бы она была жива! Была бы жива! Пусть больная, пусть какая ни есть – но только живая!».

Я ждал очень долго. Я устал от этих мыслей, от этого ожидания. Казалось, время остановилось, застыло и никогда уже не сдвинется. Я буду сидеть здесь в этом страшном оцепенении целую вечность. Я совсем уже отчаялся, я даже хотел уйти, но не мог сдвинуться места. Я все смотрел и смотрел на стеклянную коробку подземки, как завороженный и увидел его, наконец. Он вышел из стеклянных дверей и осмотрелся. Большой, неуклюжий увалень. Увидев меня, он почему-то наклонил голову и быстро пошел ко мне. Подойдя близко, он стал рыться в большой пластиковой сумке. Достал оттуда небольшой пластиковый, белый пакет, но не дал его мне.

– Вот! Это мама велела вам передать! Перед смертью! Там письмо ее и смартфон. Вот…

– Когда она умерла? Как?

– А я вам не скажу! – вскрикнул он. – это не ваше дело, не ваше! Вас это не касается!

И вдруг он стал раскачиваться из стороны в сторону и закричал тонким петушиным голосом: «Я вас ненавижу! Ненавижу! Это все вы… если б не вы… она… она бы еще жила! Она бы несколько месяцев еще прожила. Это вы заманили ее летом в Ялту! Я знаю! Я догадался! Вы ее погубили, вы подорвали… Вы!… вы…» – он швырнул пакет мне под ноги. Потом повернулся и быстро пошел обратно, к метро, нелепо раскачиваясь.

Я наклонился, поднял пакет, и долго сидел так, боясь даже посмотреть на него. Наконец, сунул руку, нащупал и вытащил бумажный конверт. В нем лежал сложенный вчетверо лист бумаги – ее письмо! Я медленно развернул его, словно это был страшный приговор.

«Милый мой мальчик! Я пишу тебе это письмо на бумаге. Это мои мысли, мой почерк – я хочу, чтобы ты читал эти строки и вспоминал меня.

Когда ты получишь это письмо, меня уже не будет в живых. Я скоро умру, ( у меня лейкемия, а в общем, не важно!). Мое тело умрет, но я верю, что душа моя останется в тебе и с тобой! Она останется в этом письме, в твоей памяти, как сокровенное ( ты любишь это слово!) воспоминание. Она останется в той прекрасной музыке, которая соединила нас!

Я хочу, чтобы ты вспоминал все, что случилось с нами этим летом, когда мы любили друг друга. Любили так (я верю в это) как не любили никого другого. Сначала мне было страшно все: покинуть Женю, уехать к тебе в неведомую даль. Но я уже не могла сопротивляться своему чувству. Это было сильнее меня!

А потом, когда ты ласкал меня, шептал мне в ухо самые нежные слова – как я ликовала тогда! Ты – мой, ты только мой и никто не отнимет тебя у меня, не отнимет этих мгновений любви! И я вся выгибалась навстречу тебе и вбирала тебя и мы вместе неслись навстречу самому острому и прекрасному мигу торжества любви.

( вот видишь – я научилась у тебя выражаться поэтично!)

А потом наступало прекрасное блаженство. Я клала голову тебе на плечо, прижималась к тебе и наши тела сливались в одно, какое-то новое тело.

Маленький курортный роман. Маленький цветок любви. Это была моя последняя радость в жизни. Мне кажется ( казалось тогда и сейчас), что вся моя жизнь было ожиданием встречи с тобой, ожиданием этой любви… Извини, это слезы, я их осторожно промокнула, но не стала переписывать. Пройдут года, будет цвести розовый миндаль на окраинах Алушты, будет вечно шуметь море – а меня не будет, совсем не будет… Что ж такова моя судьба!

Когда мы расстались, я сказала тебе: «Никогда мне не звони и не ищи меня, я сама разыщу тебя, когда надо будет». Да, я тогда уже твердо все решила. «Твердо!» Если б ты знал, чего мне это стоило мне? Как я хотела увезти тебя с собой, украсть, привязать к себе неразрывной цепью – чтобы ты принадлежал только мне, мне одной! Но я знала, что ты должен быть свободным – ты принадлежишь всему свету, как и он тебе. Ты будешь жить еще долго, ты должен жить долго! А мне оставалось совсем немного жизни и света.

Прости меня за эти слова, но я не могу не сказать их: Ты не способен любить сильно! Не способен любить так, как люблю я: отдать всю себя, все свои чувства, помыслы, все, что есть в душе, даже жизнь – любимому человеку. Ты можешь быть прекрасным любовником, но лишь на миг. Полюбить сильно, истово – на всю жизнь – ты не способен. Что ж делать, так уж ты устроен. Так устроена жизнь!

Но я ни о чем не жалею! Когда я увидела тебя в первый раз – помнишь, на дне рождения Димы, я вдруг почувствовала и внезапный испуг, и какую-то радость, почти восторг. Я поняла, что это ты, которого я искала и ждала всю мою жизнь! Которого мне предсказала та старуха, Ада.