— А почему бы тебе не пойти потусоваться с Марией? — язвительно предложила я. — Может, вместе сядете точить ее ножички и вволю надо мной посмеетесь? Типа «Ха-ха, до чего же чуднáя эта девчонка-медиатор».
— Мария? — Джесс немного стащил одеяло вниз. — О чем ты говоришь, какие ножи?
Ну ладно. Я была с ним не совсем честна. Рассказала лишь часть истории. Нет, я выложила все и о письмах, и об историческом обществе, и о яме и тому подобном. Но поведала ли я о той части, где объявляется Мария с ножом, — что, собственно говоря, и стало причиной, по которой я легла в кровать Дока с целым набором инструментов? Не-а, об этом я не упомянула.
Потому что знала, как он отреагирует. Именно так, как в действительности и отреагировал.
— Мария с ножами? — повторил он. — Нет. Нет.
Тут я не выдержала, обернулась и саркастично бросила:
— А, тогда ладно, Джесс. Тогда, значит, тот нож, который она приставила к моему горлу прошлой ночью, был воображаемым. И, значит, я тоже просто вообразила, как она угрожала меня убить.
Разъяренная, я хотела было отвернуться назад, но на этот раз Джесс вовремя успел меня поймать и повернул к себе лицом. Теперь-то он, как я с некоторым удовлетворением заметила, не смеялся. Даже не улыбался.
— Нож? — Он глядел на меня так, словно сомневался, правильно ли расслышал мои слова. — Мария была здесь? С ножом? Зачем она приходила?
— Это ты мне скажи, — потребовала я, хотя прекрасно знала ответ. — У того, кто был так долго мертв, как она, должны иметься весомые причины, чтобы вернуться в наш мир.
Джесс не сводил с меня своих чернильно-черных глаз. Если он что и знал, то говорить не собирался. Не сейчас так точно.
— Она… она пыталась тебе навредить?
Я кивнула и с удовольствием почувствовала, как он крепче сжал мои плечи.
— Ага, — вслух добавила я. — Приставила нож прямо вот сюда, — я показала пальцем на яремную вену, — и пригрозила, что если я не уговорю Энди перестать рыть ту яму, она меня уб…
«Убьет» — вот что я собиралась сказать, но не успела, потому что Джесс сгреб меня в охапку — серьезно, сгреб прямо в охапку, только так это и можно описать — и прижал к себе. Очень крепко прижал для человека, который пару секунд назад воспринимал всю ситуацию как одну большую смешную шутку.
Должна признаться, это было безумно приятно. И стало еще приятнее, когда Джесс пробормотал что-то — пусть я и не поняла ни слова, ибо говорил он на испанском, — в мои мокрые волосы.
Однако эта мертвая хватка (прошу прощения за каламбур), с которой он в меня вцепился, не нуждалась в переводе: он испугался. Испугался за меня.
— Это был по-настоящему огромный нож, — добавила я, наслаждаясь ощущением его большого крепкого плеча под моей щекой. К такому запросто и привыкнуть можно. — И очень острый.
— Querida, — пробормотал он в ответ. Так, уж это слово я точно поняла. Ну, приблизительно.
Он поцеловал меня в макушку.
Приятное ощущение. Очень приятное. Я решила закрепить успех и произнесла дрожащим голосом, прикидываясь, будто вот-вот заплачу, или, по крайней мере, близка к этому:
— А потом она заткнула мне рот рукой, чтобы я не смогла закричать и поранила меня своим кольцом, и у меня весь рот был в крови.
Ой-ой. Последнее не возымело желаемого эффекта. Не надо было, наверное, упоминать окровавленный рот, раз вместо того чтобы поцеловать, чего я как раз добивалась, он отстранился, чтобы оглядеть мое лицо.
— Сюзанна, почему ты вчера мне об этом не рассказала? — Он выглядел искренне озадаченным. — Я же тебя спрашивал, все ли в порядке, а ты даже словом не обмолвилась.
Алло? А что я ему только что втолковывала?
— Потому что, — процедила я сквозь стиснутые зубы. Вы бы тоже не были в восторге, если бы парень вашей мечты держал вас в объятиях и страстно желал лишь одного — поговорить. И о чем — о попытке его бывшей вас прикончить! — Это явно как-то связано с твоим присутствием здесь. В смысле, с тем, почему ты до сих пор не ушел отсюда, то есть из этого дома, и почему застрял тут так надолго. Джесс, разве ты не понимаешь? Если обнаружится твое тело, это докажет, что тебя убили, и полковник Клеммингс окажется прав.
Благодаря моему объяснению замешательство Джесса, вместо того чтобы уменьшиться, лишь возросло.
— Какой полковник?
— Полковник Клеммингс, — повторила я. — Автор книги «Мой Монтерей». Он считает, что ты исчез не из-за того, что передумал жениться на Марии и сорвался в Сан-Франциско, чтобы застолбить там участок, а из-за этого типчика, Диего, который убил тебя, чтобы самому жениться на Марии. А если твое тело обнаружат, это докажет, что тебя убили. А главные подозреваемые — Мария и этот Диего.
Но вместо того, чтобы восхититься моими сыскными навыками, Джесс потрясенно спросил:
— Откуда ты о нем узнала? О Диего?
— Я же тебе объясняла. — Боже, так же никаких нервов не хватит. Когда же мы собираемся перейти к поцелуям? — Из книги, которую Док достал в библиотеке — «Мой Монтерей». Автор — полковник Гарольд Клеммингс.
— Но я думал, Док — то есть Дэвид — сейчас в лагере.
— Это было давно, — сокрушенно призналась я. — Когда я сюда только приехала. В январе.
Джесс не выпустил меня из объятий и даже не шелохнулся, но на его лице появилось ну очень странное выражение.
— Ты хочешь сказать, что знала обо всем… о том, как я умер… все это время?
— Да, — осторожно произнесла я, немного защищаясь. У меня было такое ощущение, будто Джесс считает, что мне не следовало совать нос в дела, связанные с его смертью. — Но это моя работа, Джесс. Именно этим и занимаются медиаторы. Что я могла поделать?
— Тогда, если ты сама обо всем узнала, зачем постоянно расспрашивала меня о моей смерти?
— Ну, я не знала. Наверняка. И сейчас не уверена. Джесс, ведь… — Мне хотелось, чтобы он правильно меня понял, поэтому я вырвалась из его объятий (и, к сожалению, он меня отпустил, но тут уж ничего не попишешь), села и, очень медленно и тщательно подбирая слова, изложила свою мысль: — Если твое тело откопают, это отразится не только на Марии, а она будет рвать и метать, но и на тебе, ведь ты… ты уйдешь. Понимаешь? Оставишь это место позади. Ведь именно это тебя здесь и держит, Джесс, — тайна вокруг твоего исчезновения. Только твое тело найдут — и все, тайна тут же развеется. И ты уйдешь. Теперь ты понимаешь, почему я молчала? Потому что я не хочу тебя терять. Потому что я л…
Бог ты мой, я чуть не произнесла это вслух. Вы даже не представляете, насколько близка я была к признанию. С языка уже сорвалась буква «л», а за ней, похоже, последовала бы «ю».
Но в последнюю секунду я умудрилась притормозить и выкрутиться:
— …лучше совру, чем останусь без тебя — мне с тобой хорошо, и я правда не хочу с тобой расставаться.
Ловко я, а? Чуть не попалась.
Ибо что мне известно о парнях наверняка — кроме того, что они не умеют пользоваться стаканом, опускать стульчак и заново наполнять формочки для льда, — они на дух не переносят слово на букву «Л». Я хочу сказать, об этом же пишут чуть ли не в каждом журнале.
И не сомневайтесь, это относится ко всем парням, даже к тем, которые родились сто пятьдесят лет назад.
Полагаю, замалчивание этого слова принесло свои плоды — Джесс коснулся моей щеки кончиками пальцев, прямо как тогда в больнице.
— Сюзанна, ничего не изменится, если мое тело найдут.
— М-м, ты уж меня извини, Джесс, но, думаю, мне лучше знать, — возразила я. — Я целых шестнадцать лет была медиатором.
— Сюзанна, я был мертв последние сто пятьдесят лет. Думаю, лучше знать мне. И уверяю тебя, эта самая тайна вокруг моей смерти, о которой ты толкуешь… не связана с тем, почему я, как ты выражаешься, здесь зависаю.
А дальше случилась забавная штука. Прямо как вчера в офисе Клайва Клеммингса, я заплакала. Правда. Вот так просто.
Нет, я не разревелась как какое-нибудь дитя малое, но мои глаза наполнились слезами, в носу неприятно засвербело, а горло начало саднить. Странно, я ведь только что, ну понимаете, притворялась, будто плачу, и тут ни с того ни с сего взяла и ударилась в слезы.
