— Ага. Только я граблю корпорации.

— Хвалю тебя, солнышко.

Мы расселись на кровати, и, хотя нам было тесно, во всем присутствовал какой-то особенный уют, появляющийся иногда в совершенно незнакомом месте с хорошо знакомыми людьми. Лия взяла упаковку маршмеллоу, пять шоколадок, леденцы, круассан с марципаном, божественно кислые жвачки в баночке с надписью "токсичные отходы" и несколько мармеладок в виде вампирских зубов. К последним налипли волоски и пылинки из ее кармана и, подумав, Лия, одну за одной, съела их сама. Это вызвало у Леви ужас, с которым невозможно смириться.

Остальное мы разделили по-братски, а потом долго смотрели в маленькое окно, пытаясь угадать, что там за ним. Я сказал:

— Окно другого дома.

— А по-моему видно парк.

— Какой такой парк, мы даже не проходили парка!

— По-моему отсюда должно быть видно мост.

Вирсавия сидела, обняв подушку. Она одна не участвовала в разделе наших общих богатств, пила свой обезжиренный молочный коктейль и покачивалась, следя за снежинками. Я вдруг вскочил, принялся расхаживать по комнате.

— Дамы-дамы-дамы, и господа, мы на пороге величайшего открытия! Сэр, десять из десяти, еще немного, и мы изменим мир!

— Я думаю, нас примут за сумасшедших, — сказал Леви.

— Даже если так — мы все равно будем первые, кто скажет правду. Джордано Бруно, к примеру, вообще сожгли на костре. Нам грозит разве что какой-нибудь иск от правительства!

Я пощелкал пальцами, повторяя:

— Джордано Бруно, Джордано Бруно, Джордано Бруно.

Мир, казалось, разгоняется. Я чувствовал его биение, я вдруг понял, что действую с ним заодно. Я надкусил круассан, вручил его обратно Лии.

— Я убью тебя, Шикарски.

— Солнышко, в душе ты настоящее сокровище.

Тут она пнула меня под коленку так сильно, что у меня в глазах заплясали остроконечные звезды.

— Успокойся, Шикарски, и больше не ешь мою еду.

Но я не был готов успокоиться. Зато я был готов действовать. Квартирка вдруг показалась мне страшно тесной, мои друзья болтали, а я не мог подключиться к их разговору, потому что имел на каждую реплику по пять ответов, и выбор оказался слишком тяжелым. Учитывая, тем более, что я не понимал прямо-таки всего, что они говорят. Все диалоги словно через вату, но диалоги для лохов, монологи — вот что главное.

— Макси! Макси! Макс!

Леви явно пытался дозваться меня довольно долго, учитывая что он обратился ко мне по полному имени.

— Да-да-да? Тебя что-то беспокоит? Садись, перед тем, как устроить сахарное шоу, я решу все твои мелкие проблемки.

— Ладно, вперед, у меня эпилепсия.

— Пей таблетки по расписанию.

— А ты пил таблетки, Макси?

Я пожал плечами. Это было неважно, и я об этом даже не помнил.

— Лучше скажи, мне причесаться? Мне в первый раз в жизни причесаться, или мир должен принять меня таким, какой я есть?

— Макси, это серьезно, я не хочу, чтобы ты попал в дурку.

— Ладно, — сказал я. — Ну, поехали домой.

Саул засмеялся, а вот Леви остался серьезным. Я прошел в темный коридор, полный фальшивой решимости, мне хотелось дожать этот комичный момент до конца. Тут в дверь позвонил Билли, и я кинулся ему открывать, с собачьей радостью обнял его. Билли сказал:

— Макс, отвали, это новая куртка.

Куртка действительно была новая, кроме того брендовая. Я спросил:

— Спускаешь всю зарплату на шмотье, которое не видно под костюмом медвежонка?

— Одежда для актера почти так же важна, как и внешность.

— Ты забыл про талант, хотя неудивительно.

Билли отодвинул меня, прошел в комнату и объявил:

— Такси будет через десять минут. У меня есть знакомая на шоу "Не сегодня". Я с ней договорился, можете изложить свою чокнутую теорию.

Тут, конечно, все замолчали. Саул спросил:

— А это разве не то шоу, которое вело расследование о плесени в сыре?

— О плесени, — сказал Билли. — Которой в сыре не должно было быть. Это важно.

— Они разве не дают высказываться всяким психам? — спросила Вирсавия.

Билли сказал:

— Слушайте, "Не сегодня" смотрят намного больше людей, чем "Сегодня".

— Потому что они противопоставляют себя официальным новостям, — сказал я. — Рассказывая всякую чушь, которая не имеет никакого значения ни для кого, кроме парочки ушедших в дефект шизофреников.

— Так вы хотите в телик или нет?

Билли стоял перед нами со скучающим выражением лица, но мне почему-то думалось, что он хочет, чтобы мы поехали с ним.

— Тебе ведь не пришлось долго ее уговаривать? — спросил я. Билли пожал плечами.

— Она посмотрела ваше идиотское видео в интернете. Сказала, что это настолько тупо, что может стать сенсацией.

Я раскланялся, сердечно его поблагодарил, посмотрел, как Билли возводит глаза к потолку.

— Короче, она обещала мне помочь, если я вас пригоню. Я начал аккуратно, просто сказал, что мой брат чокнулся.

Тут я Билли даже зауважал.

— Пусть все у тебя будет хорошо, — сказал я, подхватил куртку и выбежал из квартиры. Я несся по лестнице вниз и думал, что даже если упаду — ничего страшного не случится. Слишком все славно складывалось.

Такси уже стояло у дома, и я подумал, что проедусь на настоящей, киношно-желтой машине, с этой покрытой клеточками табличкой. Я сел рядом с водителем, пахнущим табаком и тако мужичком с черными усами.

— Вам стоит гордиться вашей растительностью, — сказал я. — Есть у меня знакомый, который очень гордится своей растительностью. В прямом смысле, у него есть любимый цветок.

Я засмеялся, затем моментально стал серьезным:

— Короче, вы классный. И я классный. Это здорово.

Таксист посмотрел на меня со смесью приязни и недоумения, потом добродушно рассмеялся. Разместить нас в машине оказалось сложно, а Билли наотрез отказался вызывать второе такси.

— Мне его еще оплачивать, — сказал он и закурил свою дорогущую, неоправданно роскошную сигарету.

— Скажи, что ты нашел эту пачку в метро, — пробормотал Эли. В конечном итоге, Леви сложился странным, не слишком физиологичным образом, Лия и Вирсавия оказались на коленях у Саула и Эли, а Рафаэль так прижался к стеклу, что я судорожно вспоминал, где это его необходимо выдавить в случае аварии и размышлял, справится ли Рафаэль с этим.

— Это худший день в моей жизни, — сказал он, и Вирсавия погладила его по голове.

— Ты делаешь все еще хуже.

Но на самом деле в тот момент он легонько улыбнулся. Я хотел над этим как-нибудь пошутить, однако движение машины в артерии дороги так увлекло меня, что я бросил думать.

— А ведь ему все равно пришлось вызвать машину.

— Остался лишь один человек, — сказал я. — Которому пришлось вызвать такси. И этот человек — ты сам.

— Ну и жмот твой брат.

Машина вертелась в рождественском городе, движение стало чарующе ненадежным из-за метели, и таксист выглядел очень напряженным.

— А мы едем участвовать в шоу, — сказал я.

— Это здорово, — ответил он мне. И я понял, что впервые встретил необщительного таксиста. От нас у него явно болела голова. Я обернулся к ребятам.

— Вы готовы, дети?

— Заткнись, Макси! — ответили они почти в один голос.

— Я хочу услышать "да, капитан" или хотя бы "глубже, о Господи"!

Ехали мы долго, и я понял, что мое нервное возбуждение охватило и всех остальных, разве что было чуть менее интенсивно. Еще чуть-чуть, и нас увидит весь Новый Мировой Порядок. Даже если мы будем казаться фриками, найдутся люди, которые нам поверят. А если так, то все это уже не зря. И сколько у меня будет подписчиков!

Телестудия выглядела вовсе не так, как я ее себе представлял. По крайней мере, снаружи. Логотип канала располагался над одной из сотен высоток, в которых тесно дружили стекло с железом. Бок ее украшал большой рекламный щит с непрерывно меняющимися анонсами программ. Мы подождали Билли, посидели у фонтана, где летом, наверное, телевизионщики любили уплетать взятый на вынос ланч. Сейчас было пусто, да и фонтан умер, чтобы возродиться весной. Я закурил, чувствуя себя персонажем фильма. Мне, если вдуматься, и предстояло стать персонажем. Медиа делают из нас картинку, плоский образ на плоском экране, и мне хотелось испытать это, посмотреть на себя отредактированного, выхолощенного, переведенного на язык телеэфира.