– У проклятого аварского кагана Бояна шесть тем (шестьдесят тысяч), – задумчиво сказал он, – две тьмы обрские, три тьмы булгарские, и еще одна из разных приставших по пути народов. Как мыслишь, княже – сдюжишь?

– Сдюжу, – ответил я, – ведь обры пришли сюда грабить, а грабить, сжав руки в кулаки, не очень-то сподручно. Придется им, шаря по этой земле, растопырить пальцы, а мы своим кулаком эти пальцы пообломаем. Ведь уже сейчас каган Баян уже разбил свое войско на части, одна из которых оказалась слабее моей армии. Дальше будет больше, ты уж поверь. В поисках ваших селений от жадности обры начнут делить свои войска на тысячи, на сотни и чуть ли не на десятки. Вот тут-то к ним и придет большой полярный лис и всех перекусает…

– Не понял, княже, – удивился Ратибор.

– А тебе и не надо, – ответил я, – это у нас, у русских, такое заклинание на полное уничтожение врага.

– Я помню, Добрыня говорил, что все вы там Великие колдуны, – ответил Ратибор с некоторой долей благоговения и вздохнул, – эх, была не была! Пусть будет по-твоему, княже. Мы, старшая дружина народа антов, зовем тебя к себе князем без всяких на то условий и просим, чтобы ты защитил и оборонил наши земли и наш народ от ужасных обров, и клянемся быть тебе в этом верными соратниками…

– Учти, Ратибор, – сказал я, – государство я буду строить в основном по ромейскому образцу, исключая, конечно, некоторые самоочевидные их благоглупости. Зачем изобретать то, что уже кто-то изобрел до нас… Если вы согласны на эти условия, то мы с вами можем немедленно принести Большую Клятву, после чего я буду служить вам, а вы мне.

– Да, – с некоторой торжественностью сказал Ратибор, – такую клятву мы, вои, тебе принесем. Скажи только, что нам надо делать?

– Все просто, – сказал я, – сперва вы кладете оружие на землю, потом мы клянемся на нем, после чего вы забираете обратно свои мечи и топоры, которые как бы становятся частью моего меча бога оборонительной войны. Когда вы будете драться этим оружием за правое дело, то силы ваши удвоятся, а если за неправое, то полностью иссякнут. Только сразу предупреждаю – обратной дороги не будет.

– А не надо нам обратной дороги, – нахмурился Ратибор, – кто ее ищет, того хорты по оврагам доедают.

И мы поклялись, после чего, за исключением погибших и разосланных еще Идаром с разными поручениями по градам и весям, в мои ряды влилось двести пятнадцать человек. Как самостоятельная боевая сила, эти люди значили очень немного, но я планировал использовать их как командиров для пешего племенного ополчения, качество которого я не смогу и не успею довести до приемлемого уровня. Но ведь должен же кто-то беречь границы нашей новой державы и с лодок-моноксилов высаживать десанты на вражеской территории.

Ну а пока следующим номером нашей программы идет разгром аварского кочевья, расположенного пока на левом берегу Днепра, рядом с переправой. Ведь как только мы исчезли, лучники, которых ранее отогнали мои амазонки, не только вернулись к переправе, но и перешли на правый берег, присоединившись к основной группировке в поисках черной кошки, отсутствующей в темной комнате, то есть нас. Идеальная ситуация, когда боевые части на одном берегу и заняты всякой фигней, а жирный и вкусный обоз и его небольшая охрана находятся на другом берегу. Пока не поздно, это дело надо трясти, и еще как.

6 августа 561 Р.Х. День четвертый. Около полудня. Левый берег Днепра чуть ниже по течению острова Хортица и напротив Перетопчего брода, Полевой лагерь кочевья тудуна (наследника), будущего кагана Баяна II

К сожалению, анты, которые держали оборону на броде и доставили благородным обрам множество хлопот, делись неизвестно куда, и тщательное прочесывание местности не дало результата. Отряд, не такой уж и маленький, будто провалился сквозь землю, и опытнейшие следопыты, недоумевая, только пожимали плечами. Все следы сходились в одно место, откуда люди – фьюить – будто улетали на небеса. Скрепя сердце, тудун дал команду переводить кочевье через Днепр, ибо к заходу солнца переправа должна быть уже завершена. Но с самого начала вышла незадача.

Едва первые кибитки на огромных цельнодеревянных скрипучих колесах начали покидать свои места в оборонительном круге и через прибрежные заросли камыша направились к броду, как сразу же, откуда ни возьмись, прямо из воздуха, в степи появились скачущие во весь опор страшно кричащие злые шулмуски и их главари – еще более злобные мангусы⁹. По крайней мере, так думали охранники кочевья, метавшие в них стрелы, но так и не сумевшие добиться ни одного попадания. И было этих шулмусок во много раз больше, чем охранников кочевья, а летящие от них стрелы нет-нет да и доставали какого-нибудь обрина своим железным острием, заставляя того падать замертво. Мистический ужас и чувство обреченности испытывали обры, глядя на все это. Смерть явственно улыбалась им сквозь пылевую завесу…

А потом из-за спин конных арбалетчиков в сомкнутом строю нанесли свой таранный копейный удар три тысячи рейтар. В результате около восьми сотен юных или совсем старых обров, оставленных охранять все самое ценное, что было у их родов, пали под широкими грудями и толстыми ногами боевых дестрие, тяжелой лавиной прокатившихся через их строй.

На правом берегу пришедший в отчаянье тудун приказал было по броду форсировать Днепр в обратную сторону и спасти то, что можно спасти; но две тысячи арбалетчиков, которые Серегин вывел на берег, градом запущенных по настильной траектории болтов показали обрам, что здесь им не тут. Почти до самого заката спешившиеся арбалетчики держали под прицелом ставший для обров проклятым брод, прицельной стрельбой отражая одну самоубийственную атаку обров за другой. Дело усугублялось еще тем, что большая часть раненых обров, упав с коня, банально тонула в реке, ибо раненому для гибели хватит и метра глубины на броде. Правда, за время сражения Серегину пришлось два раз подбрасывать арбалетчикам свежие запасы болтов, но это того стоило. Лучше топить в реке болты и врагов, чем своих собственных воителей и воительниц. Отошли со своих позиций арбалетчики только тогда, когда группа реализации победы поделала все свои дела и вывезла через портал всю мало-мальски ценную добычу.

Итогом дня стала такая кровавая трепка, какую обры не получали даже от тюркотов, своих учителей-победителей. Воинство тудуна вдобавок к потерям от утреннего боя лишилось еще четырех тысяч храбрых всадников и, кроме того, были потеряны все родные и близкие воинов-обров, которые вместе со своим скотом бесследно исчезли с того места, где раньше располагалось кочевье, причем исчезли вместе с нападавшими. На месте трагедии осталась только истоптанная копытами коней земля и беспорядочно разбросанные тела мертвых аварских мужчин. У бывалых головорезов волосы шевелились на голове от ужаса. Уже не в первый раз нападающие на них то ли люди, то ли демоны появлялись неизвестно откуда и исчезали вместе с добычей неизвестно куда. Когда творятся такие дела, то и людоеды начинают плакать как дети.

Обследовавшие место боя у кочевья следопыты сразу доложили тудуну, что обнаружили множество отпечатков крупных подкованных копыт, вдвое превосходящих копыта обычных степных лошадей, но, к сожалению, не нашли ни одного выжившего в бою авара, который мог хотя бы приоткрыть завесу тайны над тем, что произошло в кочевье. Бедолага тудун от отчаяния чуть было не бросился на меч, ведь вместе с семьями воинов и прочих знатных обров бесследно исчезла и его собственная семья, состоявшая из пятнадцати любимых жен и наложниц, и некоторого количества их детей, а также сокровищница с золотым запасом почти в сто тысяч римских солидов. Это была его доля от добычи, а также от выплачиваемых Византией субсидий, составляющих восемьдесят тысяч солидов в год. И теперь все эти потери требовалось объяснить его благородному отцу, и еще неизвестно, не прикажет ли он распять своего неудачливого сына, который не сумел защитить от врага даже собственную семью.