Мама сказала:

— Оставьте, Кира, не наше дело. Какие-то хомуты, валенки. Бабушка права. Урядника звать — все равно не поможет, и себе дороже: будет тут крутиться, водку выпрашивать.

Юрка допил добавочное какао и так важно, по-взрослому сказал:

— И не надо никому говорить. Не беспокойтесь, Кира, не надо никакого урядника, сами найдем и поймаем воров…

Мама сразу растревожилась, закричала:

— Юрий! Прошу тебя, не вмешивайся. Что за шерлок-холмсовщина. Оставь, пожалуйста.

Юрка промолчал и вышел.

Я нашел его на бревнах, вместе с остальной компанией, он рассказывал про воров.

Алька прямо загорелся:

— Воры! Шайка! Надо их поймать! Немедленно! И нам скажут спасибо.

Алешке это понравилось и он предложил вооружиться, разделиться на вахты и поймать разбойников на месте преступления.

Галя не согласилась:

— Чепуха, никого мы не поймаем.

Поднялся крик-спор. Когда все успокоились, Юрка поднял руку:

— Делайте что хотите, а я буду сыщик и все сначала узнаю, а потом посмотрим. Кто еще хочет быть сыщиком?

Все закричали: «Я! Я! Я!» — даже девчонки.

Юрка отобрал Алешку, Альку и, когда я попросился, меня. Ваньки Моряка не было: он был за что-то наказан, сидел дома. Девчонкам Юрка отказал, потому что сыщиками бывают только мужчины.

Мы, сыщики, ушли в дровяной сарай и там заперлись, чтобы никто не мешал.

Первым делом Юрка обратился к Альке:

— Ватсон, что вы думаете об этом случае? Он меня заинтересовал, и я готов бросить все другие дела.

Алька — удивительно, что согласился стать Ватсоном, — ответил:

— Ничего не могу сказать про этот запутанный случай и мне страшно интересно, что будет делать мой друг Шерлок Холмс.

Юрка остался доволен ответом и спросил, снисходительно улыбаясь:

— Как часто разбойники воруют?

Я сказал, что они делают набеги. Алешка Артист вскочил на чурбан и, размахивая руками, продекламировал:

— Хватит трепаться! — оборвал Юрий, давайте думать.

Тут в дверь сарая постучали, и нам пришлось впустить Ваньку Моряка и Сережку. Мы им все рассказали, и Юрка задал свой вопрос: когда разбойники придут опять?

— Воры всегда воруют, — безнадежно заметил Алька.

— Ерунда! — возразил Сережка и ничего не объяснил.

— Все равно когда, — вслух размышлял Юрка. — Главное, их найти.

Алька хлопнул себя по лбу:

— Ребята! Они примчатся на лошади. Не зря украли хомут и вожжи.

— И это ерунда, — проскрипел Сережка.

Юрка тут же на него рассердился:

— Ты каркаешь как ворон «ерунда», «ерунда». Почему?

— Ладно, скажу. Откуда у них лошадь? Они просто продадут хомут, вожжи и валенки. А когда истратят деньги, опять придут.

— Ватсон! Этот дурачок иногда может сказать правду. Только не в этом дело. Важно узнать, где у них притон. Как вы думаете, где вообще живут разбойники?

Мы стали предлагать разное: в лесу, в пещерах, на необитаемом острове, в заброшенных домах…

— Стоп! Стоп! — Алька поднял обе руки и повторил: — В заброшенном доме.

Мы поняли, что он думает про столяров дом, и сразу согласились. Один Юрка сразу запротестовал, даже побледнел и разозлился:

— Чепуха! Разбойники не будут жить почти в деревне, что они, дураки?

Алька настаивал на своем:

— Не в деревне, а в стороне, и бывают не всегда. Анна-прачка не выдумала, а пастух видел, и Громиха, и вы свет видели, и, по правде сказать, Юрка до сих пор молчит про столяров дом. Верно? Надо проследить.

Юрка совершенно расстроился. Шрамик на губе стал не красным, а прямо багровым. Встал, пошел от нас, обернулся и сначала просвистел, потом процедил сквозь зубы:

— Я в таком дурацком деле не участник. И вам не советую. Мне некогда.

Так и ушел. Мы, конечно, тоже расстроились и бросили бы все дело, если бы не Алька: его точно черти толкали. Глазки прищурил, брови задрал и начал командовать:

— Пойдем в столяров дом. Сбор у сенного сарайчика за последним домом сегодня, после того как ляжем спать. Кто пойдет со мной?

Вызвались Алешка, Ванька и я. Сережка отказался: мама заметит и не пустит, она очень чутко спит. Вдруг вернулся Юрий, не спросил, что мы решили, сказал сердито, ни к кому не обращаясь:

— У бабушки в кухне сидит урядник. Что-то выпытывает. — Он помолчал и добавил: — Эти тупицы из Скотланд-Ярда могут испортить все дело.

Чтобы проснуться, я попросил Ваньку, как и прошлый раз, подергать за веревочку под окном. Лег под одеяло не раздеваясь и приготовил, положил под кровать, осеннее пальто. Все получилось хорошо. Мы с Ванькой быстро пришли к сенному сарайчику и застали там Альку и Алешку Артиста. Мы надеялись, что Юрий все-таки придет, и немножко подождали, хотя уже было двенадцать. Алька спросил:

— Если мы их вдруг накроем. Они с нами не пойдут, мы же не вооружены.

Ванька ответил, что важно выследить, потом будет видно, что делать. Мы еще немного подождали и пошли к Столярову домику. Ночь темная-темная. Чуть капал дождик, если ладонь протянуть — заметно. Деревьев не видно, слышно, как шумят. Значит, наши шаги заглушают. Мы шли, держась друг за друга. Алька не пошел вперед, пустил Ваньку. Вдруг Ванька остановился и тихонько ахнул. Впереди, там, где должен быть столяров домик, виднелся тусклый огонек. Мне страшно не захотелось идти дальше, наверно, и другим тоже. Мы сдвинули головы в кучу и стали шептаться. Алька предложил вернуться, потому что дело сделано — мы нашли притон разбойников. Ванька не согласился: вдруг это не разбойники? Мы с Алешкой хотели было уйти и соглашались с Алькой. Конечно, мы переспорили бы Ваньку и он один бы не пошел, только тут случилось совсем странное: разбойники пели!

Ветер притих. Мы были близко к домику и ясно услышали, что поет женщина! Женщина разбойница? Этого не может быть, это только в сказках. Нам легче и спокойнее стало. Алька сразу принялся распоряжаться. Велел нам с Алешкой заходить с левой стороны, а сам с Ванькой пошел с другой. Мы подкрались к окну и тихонько заглянули.

Очень мешала занавеска и доска, набитая на раме! Почти ничего не было видно. Посредине избы на столе горела маленькая керосиновая лампа. Люди сидели вокруг. Лиц не различить, а голоса слышны. Говорили о чем-то непонятном, и как только громко заспорили, забренчала гитара и женщина запела:

Я сразу узнал голос лоцманской учительницы Кати. Она вся большая и красивая. Зачем только черные усики, правда, маленькие? Мама говорит, у Кати замечательное контральто, редкое, и надо ей ехать самой учиться, не детишек учить.

Катя замолчала. Я услышал другой голос, страшно знакомый. Сразу бы сказал, что это дядя Петя, только он давно уехал в город. Дядя Петя очень хороший, добрый, только немного странный, ходит, как старичок, сгорбившись, и никогда не смотрит в глаза, а мимо. Мама зовет его Петюнчик, говорит, что он всего стесняется и поэтому до сих пор не женился.

Дяди Петин (да, дяди Петин!) голос сказал:

— Не надо больше подвергать маму…

Это он про бабушку. Тут вступился густой, как из бочки, голос:

— Петр прав. Теперь надо как-то иначе. Не думайте, что наш урядник дурак. Прохвост, несомненно. И взятку сорвал, и унюхал, и будет крутиться вокруг подозрительного дома.

И этот голос я узнал — это лоцманский ученик. Он таким басом поет в церковном хоре, стекла дрожат. Сразу запела Катя: