Хотя нет, Изабель Лайтвуд никогда не стала бы смеяться. Просто взяла бы за шкирку и, как нашкодившего котенка, приволокла прямиком в Бруклин. В дом Верховного мага, конечно, – к вечно меняющимся, но неизменно экзотическим интерьерам, к ворчливому надменному Председателю Мяо и самому хозяину, что непременно встретит их босиком, завернутый в один из своих роскошных шелковых халатов, расшитых драконами…

Это же Иззи, она всегда уверена, что знает, как лучше. Вот и сегодня пришлось срочно сбегать от укоряющих взглядов сестренки, выдумывая неотложное дело. Не то, чтобы все было хорошо, скорее наоборот. И напряжение этих дней, сорванная свадьба, нападение на Институт, пропавший Джейс… И постыдная, безобразная сцена с Магнусом, за которую и сейчас было так нестерпимо стыдно, что Алек закрывал глаза и глухо стонал каждый раз, стоило ей всплыть в памяти.

Ангел, как можно было быть таким… Надавать бы себе оплеух или пару пинков, встряхнуть за шиворот, как бестолкового щенка.

Потому что Магнус заботился и волновался. Потому что Магнус снова хотел помочь, а он, он – вроде как его парень, нахамил прилюдно, унизил. И злые, несправедливые упреки вдогонку: «После всего, что я сделал для тебя».

Во имя Ангела, мальчик, отменяя свадьбу, ты думал лишь о себе. Ведь это тебе не хватало дыхания, когда представлял всю свою дальнейшую жизнь – без Магнуса Бейна, без его магической улыбки, без его волшебного смеха и ласковых рук…

И Магнус просто ушел, даже дверью не хлопнул, зачем? Шагнул в мерцающий фиолетовым портал и пропал. Не отвечал на смс, не брал телефон, Алек даже попробовал отправить пару огненных писем, – каждое осталось без ответа.

И вот, канун Рождества. Алек – один в огромном Нью-Йорке, а Магнус… Магнус где-то еще. Холодный ветер кусает за щеки, и пушистые снежинки путаются в волосах, засыпают плечи. Ноги сами собой несут к огромной елке перед Рокфеллер-центром – главному рождественскому чуду крупнейшего города мира. Дети верят, что если загадать здесь то самое – единственное, заветное желание в рождественскую ночь, оно непременно исполнится.

Алек давно не ребенок, но он послушно жмурится и шевелит губами, выговаривая шепотом неловкую фразу, страшно смущаясь, кусая досадливо губы, но не может, не хочет молчать: «Магнус. Магнус Бейн, Верховный маг Бруклина. Если бы как-то, если есть способ. Только одно. Просто один шанс – попробовать объяснить. Извиниться. Магнус, мне жаль…»

— Александр… – закончить или сформулировать внятно не получается, потому что знакомый голос окликает со спины. И Алек мотает головой и так боится обернуться и понять – обознался, принял желаемое за действительное, и никакой это не маг прямо здесь, за спиной, просто случайный прохожий. Кто-то, кто обознался. Какой-нибудь примитивный, разыскивающий друга… Да кого угодно. И он, Алек, тут ни при чем.

Глаза слезятся на ветру, а он стоит, не позволяя себе шелохнуться, страшась, что хрупкая надежда, шевельнувшаяся где-то в груди, рухнет под ноги, рассыпаясь пригоршней хрустальный осколков. Как в детстве сильно-сильно жмурился в кровати, уже проснувшись, но все еще пытаясь ухватить за хвост обрывки ускользающего сна.

— Александр Гидеон Лайтвуд, — чуть требовательнее, с нажимом. — Так и будешь стоять тут, изображая придорожный столб? Или соизволишь объясниться? Кажется, это не я забил твою голосовую почту под завязку.

Нефилим вздрогнет, втягивая голову в плечи. И даже, кажется, станет чуть меньше ростом.

— М-магнус… прости, я не хотел навязываться или тревожить. Объяснить… — Медленно и осторожно, на сто восемьдесят градусов. Как в том самом сне. — Я не имел ввиду, то есть имел, но… Ох, Ангел, ты знаешь, я не очень хорош в извинениях, но прости меня. За все, что наговорил в Институте. Я не делал это ради тебя, то есть, это, конечно, было из-за тебя в первую очередь… Ангел, что я несу. Я имею ввиду, что отменил свадьбу в первую очередь, потому что сам так хотел, я сделал это для себя. И я не должен был говорить так с тобой сегодня, срываться. Я слишком взвинчен из-за… всего и плохо контролирую, что говорю…

Наверное, он запутывается вконец, а потому густо краснеет и замолкает, утыкая взор в землю. Магнус улыбается тонко, подходит мягкой кошачьей походкой.

— Т-ш-ш-ш, все хорошо. Ты прощен, Александр. А еще ты прекрасен в извинениях.

Аккуратно поправляет полы куртки сумеречного охотника, запахивая поплотнее, стряхивает снежинки с темных волос и воротника. А потом хитро щурится на мерцающую разноцветными огнями рождественскую ель.

— Успел загадать желание?

— Оно даже успело сбыться. Так быстро, — и снова смущенно отводит взгляд и прячет руки в карманы. Магнус тут же тянет за рукав, оплетает ладони пальцами, согревает дыханием.

— Совсем заледенел. Это Рождество какое-то очень холодное, знаешь ли. Не припомню такого… не в этом столетии. Что же… приглашаю тебя в гости – под рождественскую елку с подарками на кружечку горячего глинтвейна.

— А Мяо против не будет? — брякает нефилим и уже не получается удержать улыбку, когда такая нежность топит его с головой. Такая нежность, от которой, кажется, даже снег начинает медленно таять.

— Мяо уже с ума меня свел, как соскучился по своему нефилиму. Почему, ты думаешь, я вообще здесь оказался? Давай поспешим, пока он не разнес мне квартиру, не изуродовал праздничное дерево или что-то еще…

Тянет одну руку к своему охотнику, второй что-то чертит в воздухе, наверное, готовя портал.

А снег сыплет и сыплет сверху, и в каждом кристаллике по очереди отражаются яркие огоньки – оранжевые, синие, розовые, фиолетовые, пурпурные…

========== Эпизод 32. ==========

Комментарий к Эпизод 32.

Магнус/Александр

https://vk.com/doc4586352_441768899?hash=d2c8054bfe69941ecd&dl=ab9cf1677fd44cc090&wnd=1&module=public&mp4=1

— Ал-лександр…

Это не получается выдохнуть недоуменно — как-то жалко, испуганно. Он точно напротив, он так близко, так смотрит, что Магнус за секунду забывает все свои любовные победы и успехи, всех любовников и наложниц, что у него были когда-либо …

У него в голове — чистый лист. И только глаза сумеречного охотника вспыхивают лазурью, когда длинные пальцы, что так ловко натягивают тетиву, а потом пускают стрелу без промаха, касаются едва-едва, на грани. Подушечками этих самых невероятных пальцев — вдоль пульсирующей венки к ямке над горлом. Подцепит ногтем связку цепочек и амулетов.

Дыхание обжигает. С привкусом мяты и винограда.

— Александр, послушай.

— Мне наплевать. Сколько их было, когда, как и зачем. Все эти 17 долбаных тысяч. Каждый из них. Каждого — к демону в логово.

Губы… губы немеют, потому что Александр так близко. Потому что взгляды как стрелы. Потому что взмах ресниц, и слабеют колени, у него, у четырехсотлетнего мага.

Разиэль Всемогущий, вразуми сына своего, лишившегося вдруг разума. Или дай силы мне, потому что я не смогу, не получится даже думать, когда он смотрит вот так, когда цепляет пальцем пуговку на рубашке, вторую. И волны жара расходятся под кожей там, где касается его рука. И ярко-синие искры вспыхивают между ними, как разряды молний в грозу.

— Ты не должен пытаться мне доказать.

Дрогнувшим голосом, пытаясь воззвать к остаткам разума, уже балансируя на краю, уже почти рушась в пучину, когда не будет дороги назад, когда останется только он — его нефилим, его жадные губы, его тихие стоны, его руки на его, Магнуса, коже…

Ангел, мой Александр, ты не… Ты не мог быть более желанным, более прекрасным, более… Ангел… Я променял бы свое бессмертие на возможность быть с тобой, касаться…

— Так будь…

“Я что, сказал это вслух?”

Как медленный танец. Как танго, от которого закипает кровь и учащается дыхание. И все посторонние шумы стихают, исчезают, уносятся вихрем куда-то туда, за пределы.

— Я не хочу доказать. Иззи сказала…

— Иззи? — короткий нервный смешок, как передышка, как глоток воздуха перед тем, решающим, шагом. — Ты обсуждал с Изабель… нас?