Он наклонится, трогая губами ее холодную щеку, а она вздрогнет от жара, что волной прокатится по телу. Телу, которое вспоминает, никак не может забыть.

— Тогда на Арене…

Он мнется, не зная, как начать, что сказать, как объяснить. Его волосы цвета спелой пшеницы перебирает ветер, а она так хотела бы запустить в них пальцы. Опять.

— Не надо, прошу тебя. Просто забудь.

В ее голосе мольба, разбавленная тоской и слезами, а он выдыхает будто бы с облегчением, сжимает плечо на прощанье.

— Ты лучший друг из всех, что у меня были.

“Ты тоже, Финник, ты тоже”

*

Жених кружит невесту - уже жену, в первом танце, и она, как хрупкая статуэтка в его руках. Она как нераспустившийся бутон с нежными шелковыми лепестками. Она - само совершенство.

Первый танец подходит к концу, и гости присоединяются к молодоженам, музыка гремит на полную, а веселый смех и шутки раздаются со всех сторон.

Китнисс танцует, не чувствуя ног. В голове - пусто и хочется просто уйти. Забраться с ногами в кровать, обнять подушку и выжечь из сознания память о его губах на ее шее, о его ладонях на ее бедрах.

Ошибка. Обман. Наваждение. Одна из уловок Капитолия, не больше.

— Иди сюда, - худенькие ручонки Прим Эвердин с неожиданной силой сжимают плечи сестры. - Все хорошо, Китнисс. Все будет хорошо. Я чувствую. Понимаю.

“Откуда?”

Радостный журчащий смех Энни за спиной, и взгляд Финника, выжигающий в затылке дыру. И вкус его губ, что до сих пор никуда не делся.

========== 16. Пит/Китнисс ==========

Лучики солнца в взлохмаченных волосах, мука на подбородке и брызги масляной краски всех цветов радуги на щеках. Он пахнет летом и высокими пушистыми облаками, что отсюда, с земли, кажутся мягче, чем самая воздушная перина. У него крапинки света в глазах, и улыбка на губах расцветает, как цветок в летний полдень, когда он греет ладони о кружку цветочного чая, слыша далекие раската грома.

— Может быть, вернешься в дом?

Китнисс выходит на крыльцо почти что беззвучно - давняя привычка еще со времени Игр, о которых сейчас, когда война давно позади, они пытаются не вспоминать. Обнимет мужа со спины, трогая губами ямку за ухом.

— Нужна помощь с булочками? - дразнится Пит, и так хочется замурлыкать от ее близости, ее дыхания на коже, ее сияющих глаз, что больше не вспыхивают страхом во время грозы.

— Сожгу их все к чертовой матери. Это ты у нас сын пекарей, не я.

Он слышит в ее голосе улыбку, хотя сам на мгновение чувствует грусть, вспоминая родителей, что не успели выбраться из Дистрикта, разносимого в пыль планолетами Сноу.

Им бы понравился этот новый мир, что они пытаются строить на руинах старого, думает Пит, чувствуя, как растрепавшаяся коса девушки щекочет его щеку и губы. Им бы понравилась Китнисс. Мама всегда восхищалась ее отвагой и силой.

— Эй, ты все еще здесь? О чем задумался?

Шутливо шлепает его по щеке, но тут же целует, притягивая к себе за воротник. Целует так крепко, перебирая пальцами его светлые волосы - того же оттенка, что зреющий лен, обширные поля которого они видели в Дистрикте-11 во время Тура Победителей.

Как же давно это было.

Теперь Пит печет хлеб, как отец, рисует закат и составляет невероятные композиции из цветов, что выращивает в их саду, копаясь там до темноты. Наверное, это его способ справиться с тем, что они пережили. Постараться забыть все смерти и ужас войны, забыть, как изувечил его рассудок Капитолий, забыть, как пытался убить единственную девушку, которую когда-либо любил.

— Гроза собирается, - Пит показывает куда-то за горизонт и вытирает о штаны краску с пальцев. Он все еще, даже спустя столько лет, смущается, когда Китнисс смотрит так пристально, и в ее глазах по радужке разливается такая нежность, что дышать становится трудно и хочется прижать к себе так крепко чтоб раствориться друг в друге и остаться так навсегда.

…

В доме тепло и тихо, пахнет тестом, корицей и одуванчиками, которые он собрал для нее у реки. Теплый ветерок шевелит на окнах занавески, а под столом сердито шипит Лютик - грязно-рыжий, ободранный, одноглазый. Настоящее чудище.

— Он все еще ждет, что Прим однажды войдет в эту дверь, - бледно улыбается Китнисс, и будто широкая тень ложится на ее лицо, а плечи чуть опускаются.

— Мне тоже ее не хватает, - Пит зарывается лицом в волосы девушки, что пахнут полем, солнцем и молоком. Печаль не уходит, она навсегда останется с ними, въевшись глубоко в вены, впитавшись в каждую клеточку кожи.

Примроуз была лучиком света, что освещал этот дом даже в самые темные, холодные дни. И Финник. Финник Одэйр, столько раз спасавший их жизни. Финник, что так и погиб - прикрывая их спины. Друг и соратник, брат. Китнисс и сейчас порой просыпается ночами с его именем на губах, просыпается, давясь криком и слезами, зная, что ничего уже не изменить.

— Где-то там, наверху, они смотрят на нас и, может быть, улыбаются. Они хотели, чтобы мы были счастливы, помнишь?

“— Ты любишь меня. Правда или ложь?

— Правда”

========== 17. Финник/Китнисс, Пит/Китнисс ==========

Комментарий к 17. Финник/Китнисс, Пит/Китнисс

https://pp.userapi.com/c633729/v633729352/31c6e/VZzZPPseD4o.jpg

— Ты помогаешь мне, Финник. Зачем?

У Пита взгляд безумца и улыбка больше напоминает треснувшее стекло. Он сам весь - как сломанный хрустальный бокал, выроненный небрежной рукой на каменные плиты Капитолия прямо по ноги Сноу.

— Мы - одна команда. Ты не помнишь, наверное, но на Квартальной Бойне мы заключили союз. Я прикрываю твою спину, а ты мою. И вместе мы делаем все, чтобы она осталась жива.

— Так все дело в ней, в Сойке Пересмешнице? Забавно. Я ищу малейшую возможность, чтобы вцепиться ей в горло, хотя умом понимаю, что все это действие яда и промывка мозгов Капитолия. Я делаю это, а ты рискуешь жизнью, спасая меня. Только чтобы ей не было больно?

Глаза Финника голубые, как небо над дистриктом №4, где Пит Мелларк никогда не был, но столько слышал когда-то в той, прошлой жизни. Пит видит, как взгляд НЕдруга чуть темнеет, меняется, будто легкая рябь бежит по воде от небольшого, незаметного ветра.

Он же любит ее, понимает вдруг Мелларк. Отдаст жизнь за нее, разорвет себе горло своими же руками, лишь бы жила она, лишь бы она улыбалась.

— Она любит меня, так?

— А то ты не знаешь, - фыркает Финник и устало трет лоб. - Знаешь, тогда, на арене, я думал, все это игра. Но когда тебя ударило током от барьера, и сердце твое остановилось. Она кричала страшнее, чем сойки-переродки. Она умерла бы, если бы лишилась тебя. Но Китнисс Эвердин должна жить. Она символ восстания и наша надежда.

— Плевать на восстание, ведь дело не в этом. Ты так смотришь на нее иногда.

— Перерыв окончен, давай поспешим.

И голос сухой, механический, как у бездушной программы-голограммы. И только стиснутые кулаки выдают эмоции, что золотой мальчик прячет глубоко под ребрами, не позволяя и толике их проникнуть на поверхность. Потому что Китнисс не должна узнать. Потому что ей достаточно одной слабости и тревоги. Достаточно Пита.

*

— Ты не отходишь на него ни на шаг, - Сойка ступает беззвучно, будто на охоте крадется по пятам за добычей.

Финник никогда не видел ее на обычной охоте, но так хотел бы скользить рядом меж гибких зеленых ветвей, наполняя легкие запахами леса. Но сейчас воздух пропитывается ее ароматом - свежая трава, голубика и лютики, и у него определенно кружится голова и мурашки бегут от затылка вдоль позвоночника.

Но он оборачивается, беззаботно тряхнув золотистой шевелюрой, и в улыбке его - лишь привязанность к другу, не больше.

— Это все же наш Пит. Тот, кого ты любила. Помнишь тот наш разговор, Китнисс? Помнишь Квартальную Бойню?

— Я думала, что потеряла его, - даже сейчас ни в голосе, ни в лице ее нет страха, Сойка вскидывает подбородок и упрямо стискивает зубы. - Ты понимаешь, что он опасен? Он может напасть в любую минуту.