Литмир - Электронная Библиотека
A
A

Впрочем, насколько бы ни была очевидной несостоятельность отдельных постмодернистских идей и концепций, постоянные атаки на науку о религии, осуществляемые авторами-постмодернистами вроде Д. Дубьоссона и Д. Узланера, не должны оставаться без развернутого и аргументированного ответа. Если нам постоянно говорят о «наступающем кризисе религиоведения» – наступающем только из-за того, что некие теологи и философы[42] сочли неадекватным («идеологически ангажированным») понятие «религия», – то, вероятно, есть смысл показать, что кризис существует главным образом в псевдо- и околонаучных сочинениях этих самых теологов и философов. Исходя из этого, в настоящей книге я попытаюсь, если можно так выразиться, осуществить ревизию некоторых ревизионистов и деконструкцию отдельных деконструкторов – прежде всего в интересах религиоведения как научной дисциплины, которой оно (пока еще) является.

I. Карл Барт

Как должно быть ясно из сказанного в Предисловии, теологическая и постмодернистская критика научного религиоведения основывается главным образом на том постулате, что никакого такого явления, как «религия», в реальности не существует (по крайней мере, как универсального явления, за пределами (некоторых) западных стран), а объект религиоведения – это некая фикция, умышленно и произвольно сконструированная учеными-религиоведами. При этом сам постулат о несуществовании религии как универсального феномена доказывается в основном при помощи историко-филологических исследований, а именно анализа термина religio и производных от него[43]. В силу данного обстоятельства именно с этих историко-филологических штудий я и начну.

1. Пауль де Лагард: Противопоставление религии и веры

Идея о том, что «религия» (по крайней мере, «естественная» и христианская) является поздним «изобретением» и имеет весьма специфический характер, впервые была представлена на теоретическом уровне в работах швейцарского кальвинистского теолога Карла Барта (1886–1968). Однако еще раньше о чем-то подобном, хотя и в довольно своеобразном контексте, говорил филолог и политический писатель Пауль де Лагард (настоящее имя – Пауль Антон Беттихер, 1827–1891). Именно с цитаты из его «Немецких записок» Барт начинает собственное исследование исторических трансформаций понятия «религия».

Насколько я могу судить, творчество де Лагарда как таковое не оказало на Барта никакого влияния, поскольку в общем и целом они были полными противоположностями: де Лагард еще в юности покинул официальную Церковь (хотя и продолжал считать себя христианином); он не был теологом в строгом смысле слова (хотя и занимался в том числе критическим изданием библейских текстов); наконец, его общественно-политические убеждения были отмечены крайним национализмом и антисемитизмом (в то время как Барт относился к национализму любого толка более чем неприязненно).

Тем не менее в вопросе о происхождении «современного» понятия «религия» Барт счел нужным обратиться к тексту де Лагарда, приняв его в качестве своеобразных пролегоменов к своему исследованию. Основная идея де Лагарда, представленная в этом тексте, заключалась в противопоставлении «веры» и «религии». Он решительно заявлял, что католицизм уже умер (или по меньшей мере находится при смерти), а протестантизм утратил свою внутреннюю силу и пребывает в завершающей стадии разложения. Времена Реформации прошли, и то, что некогда вдохновляло Лютера (а именно принцип sola f de, оправдание исключительно верой), исчезло из религиозной практики почти полностью. Эти свои утверждения де Лагард постарался подкрепить рассуждением, которое и использовал в своей работе Барт. Позволю себе привести его целиком:

Того, кому эти взгляды покажутся странными, я прошу рассмотреть следующие факты. То, что понимали под словом religio римляне, нас в данном случае не интересует. В Средние же века «религиозным» назывался тот, кто вступил в некий орден, то есть принял монашеские обеты. Французских гугенотов, которые отличались высокой нравственностью, называли поэтому messieurs de la religion, монахами без обетов. В лютеранской Германии мы время от времени встречаем слово «религия» во введениях в конфессиональную догматику; современное его употребление входит в обиход у немцев лишь где-то после 1750 г., когда оно проникло [в Германию] из Англии и деистических литературных кругов (начало этому было положено работами лорда Эдварда Чербери, а завершение дано Толандом, Коллинзом и Тиндалом). Слово «религия» было введено как решительная противоположность слову «вера», столь значимому для лютеранской, реформистской и католической церквей, и главным здесь является деистическая критика общехристианской концепции откровения. Захотим ли мы теперь утверждать, что все еще пребываем в сфере Реформации? Наше промежуточное состояние, которое всегда с почтением высказывается о религиозных людях, ничего не желает знать о верующих[44].

Возможно, именно здесь традиционная христианская проблематика отношения между разумом и откровением впервые была представлена в виде четкой оппозиции «религия – вера». И надо сказать, в чем-то де Лагард был прав. Действительно, деистам было трудно называть свою религию «верой» – хотя бы потому, что она основывалась на разуме («естественная религия»), а там, где есть знание, веры уже быть не может; поэтому Коллинз, например, предпочитал применительно к себе говорить не о «вере» (faith), но об «убеждении» (belief). Однако во всех прочих отношениях концепция де Лагарда является совершенно несостоятельной. Во-первых, ничто в текстах названных им деистов не указывает на то, что они вводили (хоть в Англии, хоть в Германии) термин «религия» в качестве «решительной противоположности» термину «вера». Например, для Чербери, в его знаменитом сочинении «De veritate», характерна оппозиция «истина – откровение»[45], а вовсе не «религия – вера»: термин «религия» не был для него ключевым. Тиндал, хотя и часто употреблял этот термин, вообще не противопоставлял свою «религию природы» «религии откровения»: он предпочитал говорить об «отличиях без всякого различия» (distinctions without any diference)[46], а противопоставление у него шло по линии «религия – суеверие»[47]. Толанд по крайней мере частично признавал христианское откровение[48] и, кроме того, говоря о христианстве, употреблял преимущественно термины «Евангелие» (Gospel) и собственно «христианство» (Christianity), а не «христианская религия» (Christian religion). В общем, ничто не свидетельствует о том, что деисты сознательно вынашивали и осуществляли планы, приписываемые им де Лагардом.

Во-вторых, независимо от того, как обстояло дело с английскими деистами, не подлежит сомнению тот факт, что термин «религия» в Германии был введен в обиход значительно раньше середины XVIII в. Это очевидно хотя бы из того, что термин religio (именно в смысле «христианской религии», religio sincera et vera) часто употребляется уже в тексте «Аугсбурского исповедания» (1530)[49]. Также следует вспомнить о том, что главное сочинение Кальвина называлось «Institutio Chri stianae religionis», а в немецких землях (особенно в примыкающих к Нидерландам) кальвинизм распространился уже в конце XVI столетия. В 1572 г. «Institutio» было переведено на немецкий язык под заголовком: «Institutio Christianae religionis. Das ist unterweisung inn Christlicher Religion in Vier Bücher verfasset». Можно привести и другие примеры изданных в Германии теологических сочинений, в которых термин religio употреблялся значительно раньше второй половины XVIII в. Так, немецкий лютеранин Иоганн Вильгельм Байер (1647–1695) писал в своем трактате «Компендий позитивной теологии», что «в естественной теологии средства достижения блаженства суть действия ума и воли, обращенные к Богу… именующиеся одним словом “религия”»[50]. Приведем и другой пример. Изданный во Франкфурте в 1699 г. «Синопсис теологии» голландского кальвиниста Франциска Бурманна (1628–1679) начинается с главы «О религии и теологии», где, помимо прочего, сказано: «Религия есть истинное основание познания Бога и поклонения Ему, благодаря коему разумное творение оказывает Богу как первому Творцу и своему Господу должное почтение и совершает культовые действия в твердой надежде на божественное воздаяние»[51]. Нетрудно заметить, что в этих определениях (особенно это касается определения Байера, связывающего религию с «естественной теологией») нет ничего, указывающего на веру или откровение. Так что даже если поверить де Лагарду в том, что понятие «религия» внедрялось в Германии как «решительная противоположность» понятию «вера», то этим занимались отнюдь не английские деисты, а голландские кальвинисты и немецкие лютеране, и не во второй половине XVIII в., а столетием (а то и двумя) ранее.

вернуться

42

Как пишет Д. Узланер, «на идеологическое измерение научного изучения религии одними из первых обратили внимание те, кто либо изначально не был религиоведом, но затем пришел в эту дисциплину (например, из философии), либо те, кто представлял конкурирующие (например, теологию) или смежные (например, антропологию) с религиоведением дисциплины» (Узланер Д. Расколдовывание дискурса. С. 142–143). Как видно из этой цитаты, «идеологическое измерение научного изучения религии» обнаруживается и критикуется преимущественно не учеными, но теми, кто к науке не имеет вообще никакого отношения. Что же касается антропологии, то Т. Фицджеральд (а именно его Узланер приводит как пример антрополога, «разоблачающего» науку о религии) критикует не науку о религии (science of religion) вообще, а ее вполне конкретный (псевдо- или околонаучный, с его точки зрения) вариант, religious studies, который он понимает как «современный миф о религии, сформированный в философской теологии (теософии?) христианскими авторами, такими как Дж. Хик» (Fitzgerald T. The Ideology of Religious Studies. N.Y.; Oxford, 2000. P. 31). Фактически он, как ученый-антрополог, полемизирует с авторами вроде У. К. Смита (которому, кстати, в «The Ideology of Religious Studies» посвящено немало страниц) и при этом утверждает, что за редкими исключениями все, кто занимается religious studies, – христианские теологи, а не ученые. Само наличие ситуации, когда Фицджеральд критикует понятие «религия» за его ненаучность и зависимость от христианской теологии, но при этом оказывается у постмодерниста Д. Узланера в списке борцов с научным изучением религии, где фигурируют преимущественно теологи, лишний раз подчеркивает ту прискорбную путаницу, которую в науку о религии привносят как теологи, так и писатели-постмодернисты.

вернуться

43

Необходимо отметить, впрочем, что некоторые авторы пытаются отрицать универсальность религиозных феноменов на основании этнографических и антропологических данных. Аргументы подобного типа я рассмотрю в четвертом разделе второй главы.

вернуться

44

Lagarde P. de. Deutsche Schrifen. Goettingen, 1878. S. 17.

вернуться

45

О чем свидетельствует уже само название его трактата: «De Veritate, prout distinguitur a revelatione, a verisimili, a pos sibili, et a falso», то есть «Об истине, как отличающейся от откровения, от правдоподобного, от возможного и от ложного».

вернуться

46

Tindal M. Christianity as Old as the Creation. L., 1730. Р. 82.

вернуться

47

Ibid. P. 232.

вернуться

48

«Таким образом, Бог нашел уместным открыть нам в Писании некоторые удивительные вещи, такие как сотворение мира и последний суд, и много других удивительных истин, которые человек сам по себе не мог даже вообразить» (Toland J. Christianity not Mysterious. L., 1702. P. 41).

вернуться

49

При этом уже здесь термин «религия» используется как по меньшей мере не полностью тождественный термину «вера»: «…для рассмотрения разногласий в нашей святой религии и христианской вере» («…in causa nostrae sanctae religionis et Christianae f dei»; Praef., 1).

вернуться

50

Baierus G. I. Compendium theologiae positivae. Lipsiae, 1759. P. 13.

вернуться

51

Burman F. Synopsis Theologiae. Genevae, 1678. P. 4.

5
{"b":"605818","o":1}