Казуя обнял, рванулся к сомкнутым губам, слегка подкрашенным кровью, и прикрыл глаза, отдавшись полностью желаниям, вкусу, запаху ― жизни.

Рядом ― горячее, пылкое и злое.

Он ловил тяжёлое дыхание, настойчиво преследовал поцелуями, пока тиски на шее не ослабли. Пальцы Хоарана забрались в его волосы и с силой потянули, превратив поцелуй в оковы. Именно так, ведь злость так легко перепутать со страстью поначалу, а потом… потом уже сам Хоаран не различит, где заканчивается одно и начинается другое.

Хоаран вновь вогнал в него пальцы, ощутимо, на сухую. Но короткий оборванный стон наполняла не боль, а удовлетворение. В конце концов, Казуя хотел этого и был готов, а то, что наслаждение смешается с неудобством ― ерунда. Боль ― это тоже наслаждение, по крайней мере, для него.

Хоаран задел спутанными прядями подбородок Казуи, ужалил поцелуем шею, повернул пальцы внутри тела, раздразнив вновь, как недавно, близким обещанием восторга. И Казуя нетерпеливо подался бёдрами навстречу, сквозь зубы прошипев нелестный эпитет в адрес Хоарана по-японски. Зря.

Тот опять убрал пальцы, погладил нежную кожу у входа и медленно ― мучительно медленно ― повёл ладонью между разведённых ног, заставив Казую позабыть все ругательства и втянуть в себя воздух со всхлипом. Почувствовав лёгкое нажатие ладонью, Казуя без возражений развёл ноги шире, вскинув бёдра. Ожидание стало уже невыносимым, хотелось пережить тот миг, когда Хоаран соединится с ним.

Медленное вторжение, уже знакомое. Твёрдая плоть постепенно заполняла Казую, раздвигая мышцы внутри, вызывая приятное лёгкое напряжение и обостряя возбуждение. На время. Хоаран почему-то остановился.

Скоро Казуя понял, почему. Неровное дыхание согрело кожу на груди, губы накрыли потемневший сосок. Казуя запрокинул голову и стиснул зубы, будучи не в силах спокойно выдерживать то, как кончик языка играл с затвердевшей вершинкой. В долю секунды промелькнула мысль: где это рыжий научился языком завязывать в узел вишнёвые черешки? Правда, мысль тут же бесследно испарилась ― всё равно удержать хоть что-то в голове стало невозможно.

Руки сами потянулись к Хоарану. Зарывшись пальцами в жёсткие волосы, Казуя требовательно привлёк его к себе, чтобы соединить их губы. Беспорядочные касания, яростные и бешеные. Их влажные от пота тела тёрлись друг о друга, усиливая и без того зашкаливающее возбуждение.

Казуя невольно качнулся к Хоарану всем телом и зажмурился, сорвав короткий быстрый поцелуй с твёрдых губ. Хоаран не стал сдерживаться, что лишь порадовало. Казуя прямо сейчас хотел не чего-то изысканного, а быстрого, грубого, дикого ― в тон тем эмоциям, что переполняли его, и равноценно безумному желанию.

Он хрипло стонал от резких и сильных толчков, приправленных лёгким жжением и слабой болью. Иногда стоны терялись в жадных рваных поцелуях, больше похожих на укусы. Под ладонями перекатывались гибкие мышцы на спине Хоарана, влажные от пота рыжие пряди задевали лицо Казуи.

Хоаран внезапно отстранился и вышел из него, но прежде чем Казуя успел проявить недовольство, его перевернули вниз лицом. На бёдра легли жёсткие ладони и бесцеремонно дёрнули вверх ― навстречу горячему и твёрдому, резко вонзившемуся в узкий проход. Казуя сжал зубами скомканную простынь, но от долгого стона не удержался и рванулся было прочь, однако Хоаран уверенно вернул его обратно, проскользнув ещё глубже, а затем потянул к себе, прижав спиной к своей груди. Мощный толчок снизу вверх ― и выдох Казуи превратился в громкий всхлип. Он попытался чуть приподняться на коленях, но Хоаран вновь рванул его на себя, выбив отрывистый стон.

Через несколько минут Казуя уже сам исступлённо подавался навстречу каждому движению. Откинув голову на плечо Хоарана, тёрся спиной о широкую грудь, чувствовал непрерывное скольжение горячей плоти меж собственных ягодиц. Ладони Хоарана блуждали по его животу, поднимались выше, пальцы дразнили и играли с набухшими ноющими сосками, губы помечали шею новыми жгучими поцелуями. Прикрыв глаза, он закинул руку за голову, на ощупь отыскал щеку Хоарана, погладил и забрался во влажные пряди, мягко потянул. Другой рукой он провёл по своему животу, бёдрам, подхватил пульсирующую плоть и сжал в ладони.

Движения Хоарана и Казуи стали быстрее, яростнее. И уже было не разобрать, то ли рыжий вонзался в тело Казуи, то ли Казуя сам бросал себя к рыжему. Даже стоны стихли, превратившись в громкие судорожные вдохи и выдохи.

Потом Казуя рухнул на простыни, а сверху на него свалился Хоаран. Оба с трудом переводили дух и не особенно-то хотели шевелиться. Впрочем, это не помешало Хоарану сесть через пару минут и куда-то собраться. Казуя поймал его за руку и вернул обратно на кровать. Последовал молчаливый обмен взглядами. Судя по всему, Хоаран хотел пойти в ванную, но Казуя пристроил у него на груди голову и накрыл их обоих одеялом. К чёрту ванную, никуда не убежит, а вот чувствовать рядом жар тела Хоарана… после того, что недавно было…

Утром Казуя проснулся в знакомом уже положении: он лежал на спине, а рыжий ― поперёк кровати, пристроив голову на груди Казуи и вытянув ноги к краю. Одеяло опять досталось Хоарану, впрочем, рядом с ним нужда в одеяле отпадала вовсе ― он сам горячее любой грелки и теплее любого одеяла.

Казуя отвёл с лица Хоарана длинные пряди и едва заметно улыбнулся. Да уж, такого с ним точно никогда не было и вряд ли когда-нибудь будет. Осталось лишь найти способ оставить себе этого упрямого мальчишку. Причём Казуя не знал, что труднее: спрятать Хоарана от министерства или завоевать его расположение.

Он с удовольствием запустил пальцы в яркие волосы, погладил.

Хоаран сонно моргнул, опалил Казую убийственным взглядом из-под ресниц, замер, словно тигр, изготовившийся к прыжку… и остался на месте в том же положении. В воздухе разлилось напряжение ― у Казуи даже кончики пальцев покалывало. Но он упрямо продолжал гладить Хоарана по голове, перебирая пряди. Тот молчал и терпел, прожигая Казую недовольным взглядом.

― Решил с утра не рычать по пустякам? ― безмятежно поинтересовался, постаравшись, чтобы голос не дрогнул и прозвучал спокойно и нейтрально. Вряд ли бы Хоаран позволил ему насмехаться, ехидничать или умиляться. Скорее всего, тогда бы точно зарычал ― в лучшем случае.

― А не ты ли твердил, что ищешь удовольствий? И что тебе нравится подобное? ― мрачно спросил в ответ Хоаран.

― Ну да. А ты твердил, что тебе такое не нравится.

― Угу. Могу потерпеть, если не будет перегибов.

― То есть, тебя можно гладить? Время от времени?

― В виде исключения. Для тебя.

― Почему? ― заинтересовался причиной “высочайшего дозволения” Казуя.

― Какая разница? Радуйся тому, что у тебя есть. ― Хоаран ловко ускользнул, выбрался из-под одеяла и исчез за дверью ванной.

Казуя сел на кровати и тяжело вздохнул. Это ещё сложнее, чем ему казалось.

Он отправился в ванную следом за Хоараном и вытянул упрямца из-под душа, обхватил руками и тронул губами плечо, легонько и почти невесомо, прижал спиной к своей груди и уткнулся носом во влажные пряди на затылке. От кожи Хоарана исходил аромат пламени: горячий, опасный и обжигающий. Напряжённые мышцы, гордо вскинутая голова, пугающая неподвижность. Казуя немного отстранился и смело провёл губами вдоль позвоночника, вновь поцеловал плечо и сдвинулся, ещё немного, коснулся пальцами подбородка, мягко прижал ладонь к щеке и погладил.

Хоаран посмотрел прямо ему в глаза: спокойно и уверенно. Выдержать это было нелегко, но Казуя смог. Под таким открытым и честным взглядом он чувствовал себя голым во всех смыслах этого слова. А ещё это было больно, очень больно, но целительно. Как будто с души слой за слоем сдирали кожу, старую грязную кожу, грубую и истёртую, испачканную не столько грехами, сколько никчемностью и ненавистью.

― Так что, наша сделка в силе?

Хоаран отпрянул и стиснул пальцами запястье Казуи ― стиснул жёстко, до боли.

― Отнюдь.

В светло-карих глазах плескалась неприязнь, почти что отвращение. К кому? Или к чему?