― Чего надо?
― Не рычи. Сегодня грозу ночью обещали. Как думаешь, желающие есть?
― Желающие на “танец Блэйза”?
― Тут магистраль рядом. Наши говорят, вдоль дороги холмы хорошие, и можно попробовать заснять это дело. Ну, если, конечно, кто-то рискнёт повторить “танец Блэйза”. Как думаешь, есть такие? Или лучше клич бросить, что идёт гроза?
― Парочка желающих точно есть. Но можно и клич бросить. Вдруг ещё кто захочет. Ну и, смотря какая гроза будет, ― поразмыслив, решил Эсмер.
― Говорят, “танец Блэйза” уже столько народу скосил, что… ― забормотал кто-то.
― Мало ли, что говорят? Психи вечны… А грозу обещают по высшему разряду. И пойдёт прямо вдоль магистрали ― с юга на северо-запад. Идеальный расклад, Курт. Ну так тащить снаряжение?
Танец Блэйза
И днём, и ночью я буду мчаться по чёрной полосе -
Слились воедино два призрака шоссе!
Я ― король дороги! Я ― король от Бога!
В ад или рай ― сама выбирай!
Ария
Хоарана Джин и впрямь нашёл возле костра и одинокой палатки ― на отшибе. Хоаран сидел спиной к нему у огня, но не оглянулся, хотя звук шагов наверняка услышал. И даже в сумраке его волосы выделялись ярким цветом, может быть, из-за контраста с тёмной кожей куртки. Он спокойно сидел на траве, обхватив левое колено руками и вытянув правую ногу к костру. Голову тоже повернуть не соизволил, хотя Джин остановился рядом.
В тишине иногда потрескивали ветки в пламени, время от времени шелестел листвой и травой ветер, а они ― молчали.
Джин медленно опустился на траву ― близко, но не настолько, чтобы почувствать тепло или запах рыжего. И не смог сказать даже банальное “Привет”. Хоаран молчал и молчать далее явно намеревался. Ему нечего сказать, говорить положено Джину. И они оба это знали, пожалуй. Но Джин понятия не имел, какие слова должен был сейчас произнести. Ещё в дороге столько всего передумал, напредставлял кучу вариантов их встречи, прикинул своё поведение и поведение Хоарана, но реальность не вписывалась в планы. Он ждал хоть какой-то реакции, однако ждал напрасно. С рыжим о лёгких путях и мечтать не следовало.
Покосился на него, старательно изучил профиль. Без толку. Хоаран наверняка почувствовал его взгляд, но никак не отреагировал. Точнее, вот, шевельнулся… Только для того, чтобы улечься на траву и закрыть глаза, подложив руки под голову.
И ни слова не сказал. Даже не посмотрел. Словно Джина тут вовсе нет.
Неужели он всё ещё злился? Или нет… Он точно не злился, он тогда обиделся всё-таки, наверное. Если бы кто-то сказал Джину, что рыжего можно обидеть, он бы рассмеялся такому умнику в лицо и не поверил бы. Это Хоаран мог обидеть кого угодно, но обидеть рыжего… Даже странно, что это получилось именно у него. Если это именно обида, разумеется. Потому что на самом деле Джин до сих пор не понял до конца, какие же слова из тех, что он тогда произнёс, задели Хоарана.
Хоаран в этом отношении всегда был тормозом: в смысле, он никогда не реагировал сразу на резкость, насмешку или обиду, ему требовалось время, чтобы переварить, уяснить и осознать, а потом уже только он выдавал нужную эмоциональную реакцию. И это при том, что словами он успевал и отбрить, и достойно ответить, и за пояс заткнуть, но вот отреагировать эмоционально сразу ― это не для него.
Джин заметил эту черту за ним, когда они время от времени ссорились. Порой случалось, что причины для Джина были всё-таки отлично видны, но ждать реакцию на них приходилось иной раз минут десять, если не больше. И мысль, что Хоаран просто пропустил эти слова мимо ушей, оказывалась грандиозной ошибкой. Всё-таки Хоаран умел слушать и слышать, быть может, умел даже намного лучше Джина. Он никогда и ничего мимо ушей не пропускал ― если дело касалось людей, которые имели для него значение. Просто словами он сам себя мог обогнать, а вот эмоциями… С этим всё медленно и неторопливо. Одним словом ― тормоз: медленно заводился и медленно остывал. Хотя сам он, помнится, считал иначе. Хоаран говорил, что иногда его невозможно задеть, иногда трудно, а иногда легко, но отходить, в любом случае, он будет долго. Может, так и есть, но Джину постоянно “везло” на заторможенные реакции.
Проклятие, спросить, что ли, прямо? Но как-то это глупо будет. Или зря он усомнился? Может, всё так и есть, как сразу показалось? Ну почему Хоаран такой сложный? Его обманчивая простота только всё усугубляла ― никогда же не понять, то ли всё есть так, как кажется, то ли совершенно наоборот.
Взять того же Эсмера: простым он ни с какой стороны не выглядел, но понять его куда проще. Псих, который любит убивать. Под настроение. С настроением сложнее, конечно, но при желании, наверное, разобраться не так уж и трудно. Быть может.
― Прошу прощения, что прерываю вашу душещипательную беседу, но вины за собой не чую, ― тут же ― как по заказу ― осязаемой волной раскатился голос Эсмера.
Он подошёл к рыжему, потормошил и вручил мощный бинокль.
― Проснись, прекрасный принц. Это не поцелуй принцессы, конечно, но ты туда вон погляди своим царственным оком.
Хоаран поморщился с лёгкой досадой, но поглядел. В результате вскочил на ноги и коротко кивнул.
― Это значит, свистать всех наверх? ― с иронией уточнил Чжанавар. ― Шимшек, так мы едем?
Хоаран вновь кивнул, а через миг их обоих и след простыл. Джин остро почувствовал себя лишним ― и полным идиотом при этом.
Из темноты вынырнул незнакомый парень в коже.
― Это ты Джин? Идём. Курт просил приглядеть за тобой.
― А куда?
― Да эти психи будут танцевать с молниями ― гроза идёт. Надо занять места на холмах вдоль магистрали. А они поехали туда, где гроза сейчас на саму магистраль и выйдет. О, уже начинается!
С неба и впрямь упали первые тяжёлые капли дождя.
― Конь есть?
Джин кивнул. Но когда спутник узрел его “коня”, то недовольно поморщился.
― Мне даже стоять с тобой рядом стрёмно будет… Жди.
Явился он минут через пять на мощном дрегстере и велел Джину сесть сзади. В самом же лагере царила неразбериха: все резво собирались, рычали мотоциклы, кто-то что-то кричал… Английский мешался с уймой языков ― понять хоть что-то…
И все действительно рванули на холмы: кто-то готовил камеры для съёмок, кому-то и телефонов хватало. Хотя Джин слабо представлял причину такого ажиотажа. Ну, поедут в грозу, и что? Молния вряд ли будет бить по магистрали, скорее уж, огребут те, кто на холмах торчит. Разве только… Только если…
― А молнии точно будут? ― с нехорошим предчувствием спросил он у сопровождающего. Тот тоже вовсю готовил маленькую ручную камеру для съёмок.
― Будут сыпать, как из рога изобилия, ― и прямо по ним, не бойся! У них при себе спецпримочки на такой случай. Ну и да, гроза штормовая, тут по-любому всё будет. Правда же, полные психи! Больные на голову! Круто!
Связи Джин как-то не уловил. Что ж крутого-то в психических расстройствах? Ладно, Эсмер ― псих, ему можно, но Хоаран? На кой ему рисковать шкурой? Он отобрал у кого-то бинокль и всмотрелся в полотно магистрали на юге. Дорога плавно уходила вверх в обрамлении фонарей, и там, почти на горизонте, две точки под тяжёлыми свинцовыми облаками. Собственно, там отнюдь уже не облака, а самая настоящая тьма, заполонившая серое ночное небо. Самые настоящие клубы мрака, в которых часто сверкало. И внезапно несколько слепящих зигзагов соединили тьму и чёрную ленту дороги ― небо и землю. Ударили прямо там, где ждали две тёмные точки. И сразу же небесный гнев стал падать туда дождём, один за другим, почти без пауз, словно молнии задались целью разрушить полностью маленький клочок земли.
― Ещё немного… ― восторженно выдохнул один из ангелов. ― Ну психи же! Мать вашу! Психи!
― Что?
― Да ничего, это они просто проверяют снаряжение на притягательность для молний, но им надо немного пропустить грозу вперёд ― магистраль узковата.
В лицо и впрямь дохнуло внезапно окрепшим ветром ― гроза приближалась. Ветер усиливался, а скоро и вовсе выл, как дикий зверь, швырял капли дождя в лицо горстями, заливал водой бинокли и камеры. И две тёмные точки одновременно рванули вниз по склону ― вдогонку за грозой, призвав к себе небесные стрелы. Ворвавшись в сполохи зигзагов, принялись вилять, резко менять скорость, бросались из стороны в сторону, умудряясь отклоняться от молний в самый последний миг. Пока всё это скорее угадывалось ― далеко. Подробности видели разве что те, у кого самая мощная оптика. Со всех сторон вопили и кричали, иногда сыпали восторженным матом.
