Джин с подозрением смотрел на Хоарана и мрачно молчал.

— Что не так?

— Ладно, я в курсе, что ты страшные вещи читал из-под палки мастера Бэка, но это ты всё откуда знаешь?

— Всё оттуда. Если хочешь, принесу тебе — сам почитаешь, хочешь?

— Не хочу. Я лучше тебя будут спрашивать при необходимости. А какое наказание полагалось за это? Костёр или утопление? — завернувшись в простыню, поинтересовался без энтузиазма Джин.

— Гм… Круто как всё у тебя. Если бы. Хула в адрес родителей, прелюбодеяние, употребление пищи неподобающей, секс с женщиной в период “нечистоты”, колдовство, мужеложство и кровосмешение наказывались однотипно и не так уж и строго — это ведь просто нарушение норм религиозной чистоты, и только-то. Максимум — административно-дисциплинарные меры. Ну, насколько помню, лесбиянки не имели права выходить замуж за раввинов, а за всех остальных — пожалуйста. Вот тебе и всё наказание. В случае же мужеложества наказывали… гм… “активного” из партнёров, потому что, с точки зрения евреев, его вина больше.

— Почему? — Джин не смог спрятать довольную улыбку.

— Ага, злорадствуешь? У других народов, кстати, нормой было наказывать как раз “пассивного” партнёра, а евреи тут исключение. Дело не в том, что они считали виновным в таких отношениях активного кадра, — тут по-разному бывает, уж ты-то сам прекрасно знаешь. Вина, собственно, в том, что именно активный партнёр сознательно изливает семя в неподобающий сосуд.

— Неподобающий, да? — Джин мрачно посмотрел на собеседника.

— С точки зрения евреев, заметь. С прочих точек зрения, смертный грех — как раз партнёр пассивный, ибо соблазнитель коварный и искуситель по умолчанию. Ты счастлив?

— Не особенно.

— Ладно, сейчас я подниму тебе настроение. Готов? — Хоаран уже сверкал улыбкой на пол-лица.

— Рискни.

— Древний мир, представил? Время — до нашей эры, так? Состояние научного прогресса, прикинул?

— Ну?

— Ну и представь, как сложно было доказать, что один кадр излил семя в неподобающий сосуд по прошествии нескольких дней. Как думаешь, они девять месяцев ждали?

До Джина сначала не дошло, потом сообразил и рухнул на койку, сражённый приступом хохота — даже слёзы на глазах от смеха проступили, когда воображение услужливо нарисовало картинку в деталях.

— Ну вот, как видишь, даже в таких вещах несуразностей куча. Всему виной нечёткие формулировки закона. В принципе, я бы легко выстроил линию защиты с еврейской же точки зрения. Допустим, двое и впрямь виновны, повязали на горячем, свидетелей полно. Отлично, ждём девять месяцев — результата нет, а что это значит?

Джин сквозь смех поторопил заразу:

— И что же?

— А то, что семя, с которого толку нет, изливать можно куда угодно. Оно же не подходит под завет “плодитесь и размножайтесь”. А раз не подходит, то и вины тут нет. Тюк молотком — дело закрыто. Эти еврейские умники верили, что даже пролитое на землю семя обязательно даст потомство. Какое-нибудь. Или нечто похожее. А тут за девять месяцев — шиш. Либо семя не плодоносит, либо обвинение ложное, но результат один — вины нет и карать не за что. Можно, конечно, испытать обвиняемого на женщине, но и тут раз на раз не приходится, да и всегда можно пожевать какой-нибудь травки с нужным эффектом.

— Трепло! — Джин пытался справиться с улыбкой, но у него не получалось.

— Ну так. Законнику положено быть треплом и уметь объезжать кривые законы на хромой козе.

— Кстати, а почему бы тебе и впрямь не стать законником?

— Потому что я трепло, а не законник. И мне как-то нынешние законы не особо по душе. Законы должны быть чёткими, краткими, ясными, необходимыми и немногочисленными, иначе это уже будут не законы, а жалкая пародия. Закон — это жизненно важная необходимость, защищающая конкретную систему от самоуничтожения и обеспечивающая её сохранность и развитие. Ладно, какое подобие монументального закона мне нужно разнести в пыль, чтобы показать пример его несостоятельности?

Джин задумался на минуту и предложил:

— Запрет на убийство. По-моему, он был во всех религиях.

Хоаран кивнул и приступил к процессу разбора:

— Несостоятельность очевидна — двойные стандарты. Один тип ограбил другого и убил. Виновен. Солдат на войне убил врага. Война — вины нет. Страж закона убил преступника при задержании. Вины нет. Преступника на электрический стул. Государство тут вроде и не обвинишь — хорошо обтяпали дельце. Вины нет. Убийство при самозащите — как карта ляжет и повезёт ли с адвокатом, и смотря по какому законодательству. Профессия палача — вообще отдельная песня. Вывод: закон себя не оправдал, так как формулировка подкачала. По сути убийство даже не преступление с точки зрения всех, кого оно не касается напрямую. Преступлением оно может быть исключительно с позиции жертвы и позиции убийцы, а может и не быть. И источник этого закона отнюдь не справедливость и не законность, а банальный страх серой массы и стремление уберечь собственную пятую точку от опасности. Честно говоря, закон “око за око” намного более совершенен и справедлив, и позабыт он исключительно потому, что у одних денег много, а у других мало. Откупиться монетой звонкой всегда намного проще, чем собственной кровью, а трусов всегда больше, чем смелых людей. Убийства и войны закончатся тогда лишь, когда у каждого человека будут еда, вода, одежда, обувь, дом и возможность заниматься любимым делом — вдоволь. Пока этого нет, довольные будут трясти мошной, а те, кому чего-то не хватает, будут браться за оружие и трясти мошну довольных. Это закон бытия. Просто, да?

Джин попытался собрать в кучку разбежавшиеся мысли. Нет, ну он всегда знал, что рыжий — трепло, однако подобного от него точно не ожидал. И ведь даже возразить ему нечего, потому что он всё объяснил чуть ли не на пальцах. И… И всё это прозвучало несколько пугающе.

Хоаран неожиданно потянул за кончик простыни, заставив Джина тем самым придвинуться ближе, и шёпотом велел:

— Забудь. Неважно.

Бережно тронул губами уголок рта и резко поднялся, обернулся он только у двери и напомнил:

— Собирайся, а то оставлю тут ночевать.

Когда они наконец ступили на землю, солнце уже клонилось к горизонту на западе. Они деловито принялись перетаскивать добычу в тележку. Хоаран договорился с кем-то по поводу доставки груза в школу мастера Бэка, а себе они взяли небольшую коробку с дарами моря, выбранными Джином. Всё-таки Хоаран легко мог купить себе еды в любой точке города, а Джину в этом плане было не то чтобы сложно, но слегка накладно. По крайней мере в той части города, где они жили, не водилось ни японских, ни китайских ресторанов, а те японские и китайские блюда, которые подавали в местных заведениях, Джина не устраивали. Ну и даже Вольгван неохотно брался за такие блюда.

— Эй, хороший улов? — прозвучал неожиданно смутно знакомый голос.

Джин выглянул из-за тележки и помрачнел, обнаружив рядом с Хоараном ту самую бывшую. Девушка держала в руках внушительный пакет и лучезарно улыбалась Хоарану. И Джину совершенно не нравилось, как она смотрела на его Эндзэру. Смотрела так, словно всё ещё…

— Мы не ловили, — рассеянно отозвался Хоаран, подхватив коробку и опустив её в тележку, взялся за следующую и остановился, потому что Ханыль заступила его дорогу. Она спокойно протянула руку и откинула с его лба пару рыжих прядей.

— Ого, да ты весь просолился, матросская шкура. Стало быть, урожай с фермы? Как тебе, ещё не надоело возиться? Помнится, ты без особого восторга отнёсся к затее мастера Бэка.

— Нормальный урожай, да и какая там возня? Оно само всё растёт. — Хоаран шагнул в сторону, миновал собеседницу и занялся размещением коробки в тележке.

— Снова нырял?

Он неопределённо пожал плечами и ухватил новую коробку.

— А я тут тоже забежала за уловом — и такой сюрприз…

— Надо же… — пробормотал Хоаран, продолжив заниматься грузом.

— Что?

— Впервые я стал для тебя сюрпризом. Раньше у меня было лишь почётное звание “проклятия”.